Всё по-взрослому

– Тогда, пошли. Всё готово.

– Сегодняшний вечер мы проведем вдвоём. Ты и я. Ты – мой воздух, моя Вселенная, моя жизнь.

Они вошли в просторный зал, совершенно пустой. Играл настоящий оркестр. Три музыканта и солистка, напевающая что-то мелодичное, без слов, одним голосом. На накрытом столе горели свечи.

Полинка провела любимого к столу, посадила в торце, где стоял большой торт и две бутылки шампанского, перевязанные лентой. Посередине стола сверкали позолотой соединённые кольца.

Что-то ёкнуло в груди у Женьки. Он, огляделся. Отчего стол на двоих так велик? Белое платье, шампанское с лентой, кольца. Туманные романтические намёки?

Полиночка попросила откупорить бутылку, налить в два бокала. Встала, пригубила из своего, впилась в Женькины губы продолжительным поцелуем.

Сзади раздались аплодисменты, крики “Горько!”

Женька скосил глаз, не отрываясь от сладкого. В тени полукругом стояли люди. Их было много. Он узнал маму, братьев, друзей с работы, Полинкиных родственников. Что они все здесь делают?

Зазвучал Марш Мендельсона. Кто-то подтащил к молодым стол. К столу подошла представительная дама с лентой поперёк груди, открыла красную папку и начала произносить речь, в конце которой громко спросила, – Евгений Борисович, вы согласны взять в жёны Полину Тимофеевну?

– Ну же, не молчи.

– Чего говорить-то?

– Что согласен.

– Молодожёны, вы что, договориться не успели?

– Извините, пожалуйста. Мы сейчас. Женечка, милый, это же наша с тобой свадьба.

– Тебе же только семнадцать лет.

– Ничего не спрашивай, миленький. Маленькая хитрость. На самом деле, сущие пустяки. Хотела сюрприз. Думала, обрадуешься.

– Ну да! Ты же у меня женщина самостоятельная. Нужно было сразу догадаться. И как тебе удалось?

У Женьки закружилась голова. Он поставил бокал на стол, присел, – свадьба значит, настоящая? Ну, тогда, конечно! Я согласен.

– Полина Тимофеевна, вы согласны выйти замуж за Евгения Борисовича Сапрыкина и взять отныне его фамилию?

– Конечно, согласна.

Строгая дама произнесла до конца официальный текст, предложила скрепить государственный акт подписью и поцелуем, после чего удалилась.

Свадьба набирала обороты. Было весело. Только Женька вёл себя немножко странно.

– Поль, а Поль, ну, я ничего не понял. Ты меня разыгрываешь?

– Нет, миленький мой. Отныне и навеки я твоя жена. Законная. Теперь ты имеешь полное право на самые откровенные интимные ласки. Нет, не так. Ты просто обязан любить меня по-взрослому. Сколько можно пить чай вприглядку? Возражения не принимаются. Давай, убежим скорее. Пусть без нас веселятся. Я такая мокрая, терпения не хватает.

Во власти страсти

Это просто пора, когда нечего ждать,

да никто и не ждёт, никому и не надо

снова верить во что-то, до сжатых пружин,

окрестясь, оголенной проводки касаться…

В холода как-то легче казаться чужим.

Как-то проще казаться.

Ольга Аникина

На дворе трещал хрустящий мороз. Пронзительный, сбивающий с ног ветер, разметающий, веером, зигзагами и воронками колючий сухой снег, наметал сугробы, похожие на дюны. Погода в Заполярье редко бывает устойчивой, ровной. Как правило, настроение стихии меняется по многу раз за день.

Что касается детей офицеров: стихия нас не особенно трогала. В клубе части всегда тепло и весело. Здесь ребятню ждали спортивные снаряды, полоса препятствий, ежедневный киносеанс, концерты художественной самодеятельности, настольные игры, читальный зал. Субботними и воскресными вечерами солдатский клуб похож на Дом пионеров.

Нас, офицерских детей, человек двадцать, можно сказать коллектив, хотя возраст у всех разный. Ссор и новичков здесь практически не бывает. Но сегодня появилась новая девочка, Леночка Тюрина – дочка нового начальника местного аэропорта.

Её отец гражданский, но на лётном поле взлетают и садятся, в том числе и военные самолёты, поэтому ему выделили служебную жилплощадь в гарнизоне.

И вот девочка здесь, с нами. Ей только-только исполнилось пятнадцать лет.

Прежде я никак не мог осмыслить понятие, часто встречающееся в книжках – луноликая. Не мог себе представить, как лицо может походить на Луну. И вот она передо мной. Круглолицая как сдобный оладышек. Лицо, светящееся серебряным светом, обрамлённое копной почти чёрных волос. Мерцающая улыбка, мягкий, как у котят, слегка плутоватый взгляд из-под густых ресниц, девственно-белая кожа.

Не сказать, что она красивая: обыкновенная девчонка, каких много, но изюминка в ней угадывалась с первого взгляда: обаятельная манерность, способность выгодно подать не особенно выразительную внешность как неоспоримое преимущество, чем она умело пользовалась.

Лена сразу "взяла быка за рога", начала рулить и верховодить. И не только малышней, но и нами, ребятами постарше. Мне шёл восемнадцатый год. Я был старше всех. Конечно, мои увлечения отличались от интересов прочих офицерских детей взрослостью. Я любил далеко и надолго, иногда на несколько дней, в одиночестве, с ружьём за плечами или рюкзаком и спиннингом, уходить на дальние ручьи и озёра, далеко в тундру. Иногда умудрялся убегать на сто и больше километров. Город, особенно зимой, виден издалека: заблудиться сложно.

Избежать рискованных романтических приключений в снегах и болотах довольно сложно. Множество эпизодов в скитаниях по девственным территориям таили в себе опасность, но охота пуще неволи – удержаться от походов не было сил. Мне необыкновенно везло.

В клуб, несмотря на не детский возраст, я ходил постоянно. Мне нравилась обстановка спортивного зала, возможность таскать штангу, качаться на турнике и брусьях. К тому же приходилось следить за младшим братом.

Меня обычно ждала ребятня, чтобы услышать очередную историю. Рассказы я запросто сочинял на ходу. Особенно малышей вдохновляли страшилки. Обычно мы усаживались в тёмной комнате, плотно закрывали дверь, где я жутким голосом вещал очередную новеллу с неожиданно страшным концом. Ребята пищали, когда повествование доходило до кульминации, но слушали. И просили еще. Развлекать их наскучивало лично мне, поэтому за один раз звучала чаще всего лишь одна история.

В тот день всё шло как обычно. Наигравшись и напрыгавшись до одури, фильм в тот день не привезли, мы отправились в учебную комнату, закрыли на швабру дверь изнутри и приступили к озвучке очередной драмы.

По странному стечению обстоятельств, Леночка села справа от меня. Слева, сидел Вовка Дурман (ударение на букве У). Не знаю почему, но сегодня я рассказывал особенно страшную историю. Дело было в полной темноте. Светились, совсем чуть-чуть, лишь серединки зрачков у заранее напуганных слушателей.

Малышня сидела тесной кучкой, по опыту зная, что рассказ обязательно закончится неожиданно жутким сюрпризом. Мне нравился эффект внезапности, когда возбуждённые ожиданием дети начинали верещать от страха. Один раз двое описались, но потом громче всех просили рассказывать ещё.

– В дверь постучали, но никто не открыл. Мальчик, дрожа от страха, спрятался под кровать. Неожиданно, его с силой схватили за плечи и замогильным голосом закричали, – отдай моё сердце!

Как всегда начался переполох. Только на этот раз в меня вцепилась новенькая, которая не была готова к внезапному потрясению. Девчонка сграбастала меня в охапку, словно тисками сжала шею. Я едва не задохнулся. Влага из  глаз обжигала мне лицо, но в целом неожиданные объятия, ощущение предельной близости с девушкой, её возбуждающий запах, вдохновили. Когда мне удалось ослабить её смертельную хватку и включить свет, Леночка сотрясалась в рыданиях, свернувшись в позе эмбриона. Она рыдала. Слушатели в недоумении смотрели на "почти взрослую тётю", которая "ревёт, как девчонка". Малыши повисли на ней, – это же понарошку. Мы же не плачем.

Я принялся её успокаивать, прижал к себе. Леночка перестала плакать, только всхлипывала. Не ощутить её упругую грудь было попросту невозможно. А какой от неё исходил аромат. Настоящий дурман. Я улыбнулся, отметив в уме, что справа от меня хмельной дурман, а слева Вовка Дурман. Забавное сочетание. Однако мне было не до веселья: в моей жизни это был первый, единственный живой контакт с девичьим телом.

Несколько раз на танцах удавалось украдкой потрогать талию, плечи или прикоснуться мимолётом к иным соблазнительным выпуклостям, но такие бонусы длились мгновения, а здесь время остановилось, превращаясь в тягучую липкую субстанцию. Комната двигалась медленно, плавно. Даже голоса ребятни звучали как бы издалека.