Всё по-взрослому

Кто знает – возможно, мне повезло.

Недостатки достатка

Мы живем, точно в сне неразгаданном,

На одной из удобных планет…

Много есть, чего вовсе не надо нам,

А того, что нам хочется, нет.

Игорь Северянин

Антон работал продавцом в колбасном отделе. Это совсем ему не нравилось, но жизнь заставила добывать средства на содержание семьи именно так. Здесь была возможность недовесить, слегка обсчитать, продать дефицит из-под прилавка.

Навар был всегда, ведь магазин находился почти в центре города. Он молод, общителен, ловок и совсем не жаден, во всяком случае, ему казалось именно так.

Очередь в отдел стояла с утра до вечера, товар ходовой, разлетался полностью, сколько бы его не привезли.

Постоянные покупатели из числа местных жителей, особенно согбенные старушки, обожали Антона, старались ходить в магазин исключительно в его смену.

Здешних жителей парень знал в лицо, был с ними предельно честен и вежлив, зарабатывая исключительно на случайных покупателях, не зарываясь, умеренно, осторожно. Были случаи, когда проверки вскрывали у него копеечные обвесы, а пенсионерки вставали за него горой и отбивали, утверждая, что это была роковая случайность. Срабатывало.

Это были времена тотального дефицита, а Антон всем старушкам, если просили, индивидуально оставлял колбасу, сосиски или окорок, чтобы они не стояли в ожидании товара часами. Нередко отдавал в качестве подарка, даром.

Нищих, которых было немало по соседству, у храма при кладбище, не привечал и милостыню не подавал никогда, зная не понаслышке о характере их бизнеса и немалых доходах, а нуждающимся бабушкам не жалел. Их благосостояние он легко определял по одежде, как правило, старой, сильно поношенной, но чистенькой и опрятной.

Особенно его умиляли старушки, одевающиеся по старой моде, в платья довоенного покроя: в забавные миленькие шляпки, блузки с кружевными воротниками и манжетами и обувь, какой нынче не делают.

Чаще других заходила к нему Алевтина Егоровна, бабушка, которая давно разменяла девятый десяток, но держалась молодцом. Если у Антона не было покупателей, они долго беседовали. Той было что рассказать и показать (она часто приносила альбомы с фотографиями той, буржуазной эпохи).

Молодость её пришлась на дореволюционные годы, прошла довольно бурно.

Егоровна с небывалым вдохновением рассказывала ему маленькие истории из прошлой жизни.

У бабушки была очень сложная, но, интересная, жизнь. Такую не придумаешь.

Каждый раз, кода она приходила, первым делом передавала Антону бумажный пакетик, в котором лежало печенье и карамельки. Было понятно, что эти гостинцы она не могла покупать на свою скромную пенсию. Скорее всего, забирала их с могилок на соседнем кладбище. Антон не отказывался. Какая разница, откуда, главное от души.

Алевтина Егоровна, несмотря на скудную жизнь и малый достаток, каждый раз неоднократно повторяла, – Антон, мальчик, какая же хорошая жизнь наступила. Ты не подумай, что я бедная, одинокая и разнесчастная, у меня замечательная пенсия. К сожалению, маленькая, но это не важно. Я могу питаться каждый день. И дарить детям конфеты. Наверно, тебе этого не понять. Впрочем, я не права, только ты и способен войти в наше положение, слишком близко принимаешь к сердцу наши маленькие пенсионные проблемы. Мы же, старики, делимся новостями. Все знают, что ты помогаешь старикам.

Это было вступлением для последующего повествования, всегда необычного и интересного.

– Прежде, совсем недавно, тогда я была молодой и красивой женщиной. Да-да, можешь не сомневаться, была, я не люблю лгать. Как-нибудь обязательно принесу тебе фотографии, а ещё лучше приглашу тебя в гости, на чай.

– У меня замечательные альбомы со снимками. Тогда умели делать красивые портреты. О, я была очаровательна! Какие мужчины говорили мне комплименты, дарили цветы.

Из её потухших, почти бесцветных глаз полились скупые слёзы. Но Алевтина Егоровна собиралась с мыслями и продолжала повествование, – в этом самом доме, где мы сейчас находимся, да-да, в этом самом, жили исключительно семьи красных командиров и крупных чиновников.

Мне в ту пору было… немножко за тридцать. Так вот, эти господа мне проходу не давали. Молодые люди с положением, состоятельные и довольно интеллигентные наперебой желали меня проводить, пытались преподносить подарки.

Некоторым я не отказывала в удовольствии проводить меня до дома, но страсть как боялась серьёзных отношений. Мало ли что. Мой папа по нелепой случайности был объявлен врагом народа и расстрелян. Его реабилитировали, конечно, но это ничего, в сущности, не изменило в моей жизни.

Клеймо поставлено, смыть его было невозможно. Мамка, когда папу расстреляли, просто не захотела жить: легла на кровать и с того дня не съела ни крошки, как я ни старалась её накормить.

Ты не представляешь, Антон, каково это – видеть приближение смерти самого родного человека и не иметь возможности ничего изменить.

Мама добровольно уходила из жизни: медленно, постепенно, неотвратимо. Это по-настоящему страшно.

Я осталась одна. Совсем. Так вышло, что все родственники, были далеко, где-то под Смоленском. У них огромные семьи и полная к тому времени нищета. Я посчитала за лучшее остаться в Москве, где у меня большая комната в коммуналке. В ней до сих пор и живу. Точнее, доживаю.

Так вот, как-то за мной очень настойчиво принялся ухаживать бравый военный. Может быть, он и не был красавцем, но гусаром точно был: какая выправка, какая осанка! А манеры, голос. Как он был нежен, как добр.

У нас случилась любовь. Честно-честно. Настоящая любовь, даже страсть.

Для меня это был настоящий шок. Он часто уезжал в командировки на какие-то секретные задания. В один из приездов был здорово озабочен, уговорил оформить брак. Я не устояла. У нас было шесть, нет, почти семь месяцев счастья.

Тот период я помню по минутам.

Потом случился конфликт с Китаем на  острове Даманский. И его не стало. Только тогда я поняла свою маму и поклялась так же незаметно уйти из жизни.

Но время пришло иное. Соседи и подружки не дали этому случиться. Как видишь, я до сих пор жива, даже кокетничаю тут с тобой.

А в гости ты обязательно должен ко мне зайти. У тебя же есть жена? Вот и замечательно. Давай не откладывать в долгий ящик. В моем возрасте каждый день может стать последним. Послезавтра, в твой выходной, буду вас ждать. Записывай адрес. Это совсем рядом. Приходите, непременно. Буду ждать у подъезда. Только скажи во сколько. Я ведь женщина, должна подготовиться.

Вечером, в конце тяжелой смены, после подсчётов прихода и расхода в карман Антона непременно ложилась некая сумма, сравнимая по величине с месячным заработком уборщицы или нянечки в детском саду. Всю эту наличность он отдавал жене, которая постоянно ворчала, что Антон не умеет зарабатывать как другие, “нормальные мужики”.

Она складывала купюры стопочками, пересчитывала каждый раз, что-то записывала и всегда причитала, что не хватает на то, на другое, чем давно уже обзавелись все, ну почти все подруги.

– Разве это жизнь, – причитала она, – когда приходится в чём-то себе отказывать, что за муж, если не умеет добыть жене мамонта? Значит, не любит.

Верочка, уложив детей спать, со вкусом страдала в одиночестве, дожидаясь Анотона с очередной смены: лузгала семечки, почитывая дущещипательные романы о большой и светлой любви, мечтая непременно пережить подобные романтические эпизоды когда-нибудь потом, а пока предаваясь сладостным грёзам.

Как иначе? Ведь она молодая красивая женщина. Отчего-то Верочка упрямо мечтала о любви, которая должна случиться потом, не сейчас, не обращая ни малейшего внимания на происходящее здесь и сейчас, в то время, когда всё необходимое уже находилось у неё под рукой.

Как назло, ей достался не муж, а сплошное недоразумение, – ни украсть, ни покараулить, –пеняла она Антону, – с тобой каши не сваришь. Вот у Аньки… у Аньки муж как муж. И у Светки Каликиной. Какого лешего я за тебя замуж пошла!?

Тот пожимал плечами, не в силах перечить любимой. Что с того, что денег становилось больше? Счастья и взаимопонимания, напротив, выходило меньше и меньше.

Если человек не может быть счастливым без денег – богатство не прибавит ни удачи, ни наслаждения жизнью. Деньги помогают лишь тем, кому и без них хорошо. Вокруг столько богатых неудачников.

– Сейчас, муж придет с работы, – мечтательно представляла себе Верочка, – приготовит чего-нибудь вкусненькое (у него это замечательно получается), а она, наоборот, ужасно не любит, просто не выносит органически любые домашние обязанности. Ничего-ничего, она с мужем в избытке расплачивается роскошным телом и свежестью молодости.

Между чтением книжных строк Верочка представляла, как Антон откроет бутылочку вина, обязательно танец при свечах (совсем немного, для аппетита и романтического антуража), как наговорят друг другу кучу прелестных любезностей, потом обменяются нежными объятиями, страстными поцелуями. Как в этой книжке, даже романтичнее.

За неимением нормального, состоятельного кавалера, этакого настоящего полковника (что поделать, нет у Верочки другого, более привлекательного), приходится довольствоваться малым.

Ничего, она потом наверстает. Такую красоту невозможно не заметить. Её непременно найдут, обязательно оценят по-достоинству.