Пляски сумасшедших снов

– А ничего! – проурчал он в ответ. – Есть можно! – Покрутил головой, ища, куда бы деть пластину, и сунул ее в карман своих просторных тонких брюк.

– Чего там есть? – саркастически вставил Андрюха. – Лизнул – и нет. Закажи еще!

– Нет! – закрутил головой Лугатик. – Наелся от пуза! Под завязку!

– У тебя что, сдвиг по фазе? – возмутился Раппопет. – Чем наелся?

– Ему хватит, толстячок! – заступилась за Володьку Алуни. – Это его норма.

– В квартале Свободы, вероятно, у всех сдвиг по фазе! – отмахнулся Андрюха и отступил от них.

– Да нет, без шуток! – повысил голос Лугатик, смотря в спину Андрюхе. Затем перевел глаза на Карюху. – Попробуй! Как ни странно, но я как будто объелся!

– Нечего пробовать! – резко оборвала его Алуни. – Вас тут целая орава! Кормить всех со своего номера дисфирега не собираюсь! Вас подобрала Илата – вот пусть она и кормит! С меня одного босяка достаточно!

Разумеется, не только Раппопет не поверил Володьке – точно так же не приняла на веру Карюха, решив, что Лугатик просто придуривается. С иронией смотрели и остальные, полагая, что изворотливый, как уж, Володька хочет посмеяться над теми, кто клюнет на его вранье. Карюха, правда, ничего не сказала в ответ на просьбу, только насмешливо сморщилась, а вот Катюха не сдержалась, фыркнула смехом, словно подала сигнал остальным. И друзья от души выпустили пар, захохотав. Лишь Ванька с Сашкой отделались легкими короткими улыбками. По лицу Лугатика они видели, что тот определенно не развешивал лапшу на уши, хотя любил иногда приврать. Однако привирал всегда, чтобы поднять свой авторитет в глазах других. Но ныне был не такой случай. Тут незнакомая жизнь, неизвестные порядки, которые с трудом доходят до сознания всех, и тут, безусловно, многое трудно объяснить, когда еще не осмыслен как следует окружающий мир. Володька говорил правду, вот только объяснить эту правду был не в состоянии. И Малкин вопросительно посмотрел на Илату. Она среди всей уличной суеты оставалась сдержанной, незаметной, весь гвалт вокруг был ей чужд и, возможно, даже не очень приятен. Словно сожалела, что находится среди гама, где каждый выпячивал себя. При том, что ей делать это было стыдно и неприятно. В ее поведении наблюдалась некоторая отчужденность от происходящего. Прижимая к себе мальчика, она смотрела на толпу и никоим образом не выражала своего отношения к тому, что видела. Ванькин взгляд Илата заметила не сразу; впрочем, мгновенно поняла, чего ждал парень, точно прочитала его мысли. Отозвалась:

– Это наша пища. Мы так питаемся. Порционер всегда выдает норму. Дело в том, что наша пища, попадая в желудок, обладает свойством быстро расширяться под действием желудочной кислоты и наполнять его. Твой приятель вполне утолил голод.

– Погоди, погоди! – остановил Малкин, наклонился над нею, думая, что она может плохо расслышать его из-за шума толпы. – А если меня не устраивает вкус этой пищи, и я хочу чего-то другого?

– Гелескан порционера точно примет твои вкусовые пожелания. Ты получишь именно то, чего тебе хочется, – пояснила женщина. – Попробуй, чтобы убедиться.

– Я тебе верю, Илата, – сказал Ванька. – Но я здесь не один. И мы не можем все питаться с твоего номера дисфирега.

– Пока у вас нет другого варианта, – грустно улыбнулась она. – Но меня это нисколько не затрудняет. У меня была большая семья, я имею разрешение использовать свой номер не только для себя, но для всех гостей семьи. Вы мои гости. Я зарегистрировала это. Иначе меня сразу навестили бы представители КИОП.

– Зарегистрировала? – опешил Малкин, недоумевая. – Когда успела?

– Когда вы вошли в мою квартиру.

– Ну и дела! – протянул он, обхватив голову руками и запустив пальцы в торчащие волосы. – Выходит, мы у вас уже везде на крючке.

– Что значит «на крючке»?

– Под полным присмотром.

– Без этого нельзя! – подтвердила женщина. – Гелециональная власть обязана контролировать любое проявление среди людей. Ничто не должно быть пущено на самотек. Только так можно обеспечить порядок в городе и анклаве.

– А как же быть со свободой для человека? – подковырнул Ванька, надеясь, что, уязвленная, она не найдет быстрого ответа.

Но Илата не растерялась:

– Любой человек свободен, когда спит! – заявила решительно.

– Это и есть гелекратия? – расширил глаза парень.

– Другой свободы не бывает! – с прежней уверенностью выговорила женщина. – Мы все зависим друг от друга! Только сон прерывает эту зависимость!

На другом конце улицы послышались новый гул и звуки какой-то странной музыки. Друзья обратили взоры в ту сторону. Между тем Илата и Алуни даже ухом не повели. Очевидно, то, что происходило там, они уже не раз зрели и знали наперед, что будет, а потому, может, не хотели больше видеть. Хотя, похоже, происходящее на другом конце улицы у них откровенно не вызывало никакого интереса. Но любопытство спутников возобладало. И вся группа двинулась на шум. Между тем прохожие невозмутимо продолжали развлекать себя, не уделяя никакого внимания новому гулу. Замкнутость людей, какую друзья встречали на прежних улицах, здесь совершенно отсутствовала. Шагая первым, Ванька увидал на дороге большую гудящую разноцветную полуголую процессию с плясками, бантами, флажками, музыкой, непонятно откуда льющейся. Шествие двигалось навстречу, останавливая транспорт, прижимая его к тротуарам. Все походило на какое-то невообразимое шутовство. Люди шли вперемешку с животными. Мужчины, овцы, козы, кобылы, суки. Женщины, козлы, бараны, кобели, кони. Неслись беспорядочные выкрики людей и звуки, издаваемые животными. Малкин повернулся к Илате:

– Что это?

– Парад зоофи, – пояснила она.

– Парад? – расширил глаза Ванька.

– Ты удивлен? Алуни предупреждала, чтобы ничему не удивлялись!

– Я не удивляюсь, – обронил парень. – Но что им нужно?

– Хотят, чтобы их приравняли к ге и ле.

– Зачем?

– Чтобы ОВГС было не Гелециональным, а Гелезоциональным. И гелекратия расширилась до гелезократии.

– Какой в этом смысл? Не понимаю.

– Что ж тут непонятного? Хотят быть третьей властью в анклаве.

– Это так важно для них?

– Власть всегда важна. Она ставит тебя выше всех остальных. Тот, кто при власти, сочиняет законы для тех, у кого ее нет. Этими законами он защищает себя. От тех, кого заставляет подчиняться им. Его законы дают ему право утверждать, что все, что он делает, – это справедливо и нормально. Все, как он живет, становится примером для других. Он по его законам всегда прав. Зоофи тоже хотят быть всегда правыми, хотят законами утвердить свои правила, чтобы сделаться примером для других. Поэтому их желание можно понять.

– А принять? – спросил Ванька.

– Смотря кому, – неопределенно ответила Илата.

– Тебе, например?

– Моего желания никто не спросит, – грустно проговорила она.

– А ге и ле?

– Вряд ли они захотят делиться властью еще с кем-то, – усомнилась женщина.

– Ты умная, Илата, – после небольшой паузы сказал Малкин.

– Умным у нас быть не очень хорошо, – уныло вздохнула женщина. – Просто мы сейчас в квартале Свободы. Здесь можно говорить все, что думаешь, все, что в голову взбредет.

– Ты убеждена? – недоверчиво усмехнулся парень.

– Разве можно быть в чем-то убежденным? – отозвалась Илата.

– Но ты ведь говоришь!

– Вообще-то, язык без костей, он может болтать все что угодно. Главное не это.