– Тогда не подвергай их страху, – попросил парень. – Подожди, когда их скроет суета улицы.
Прижимая к себе мальчика, Илата грустно посмотрела на Ваньку, потом обвела глазами остальных и шепнула:
– Помните: встреча не должна длиться долго. Все не так просто. Все непросто! – И шагнула мимо друзей в сторону улицы.
В свою очередь Алуни шепнула Раппопету:
– Ты больше слушай, толстячок, и меньше говори, пока не выучишь все наши правила.
– Боюсь, что времени на зубрежку у меня не будет, – пропыхтел в ответ Андрюха, и на круглом лице появилась усмешка.
Подхватившись, Алуни поспешила за Илатой. Приятели взглядами проводили их до перекрестка. На улице женщины влились в толпу и исчезли из глаз. В группе друзей пробежало небольшое удовлетворенное возбуждение. Затем все подобрались, плотнее сбились. Парни окружили девушек. Ванька положил руку на плечо Сашке, молчал. Андрюха время от времени отдувался и поправлял под мышкой смятую рубаху. Володька взволнованно переступал босыми ногами и мало-помалу затихал. Катюха чувствовала мелкую дрожь в теле. Все-таки, несмотря на договоренность, было неизвестно, кого увидят и насколько это будет неприятно. А в том, что приятного может быть мало, Катюха не сомневалась после недавних пугающих предупреждений неизвестного голоса. Карюху неизвестность пугала меньше, любопытство одолевало сильнее. Глаза ее под тонкими черными бровями пытливо светились. Сашка сжала красивые губы, лицо было спокойно, словно она предугадывала, что произойдет, и не видела причин для тревоги. Не смекая, с какой стороны ждать появления меченых, друзья разбрасывали взгляды вдоль всего переулка. Каждому из них мерещилось, что вот именно отсюда сейчас кто-то появится. Снова возник нарастающий гул. И вновь раздался громкий голос:
– Мы выходим!
И тут ото всех домов переулка на дорогу хлынули толпы. Как морская штормовая волна. Людей становилось все больше и больше. Первая мысль, которая сверкнула в головах у друзей: где вся эта масса помещалась? Неужели в этих домах в переулке хватало им места? Меченые надвигались на группу приятелей. Уже можно было разглядеть лица и одежду. Впрочем, внешний вид сразу бросился в глаза, как только люди высыпали из домов. На одних наряды, если можно так назвать, висели клочьями, штопаные и рваные, другие были полуголые, третьи и вовсе голые. Вперемешку мужчины, женщины и дети. Толпа походила на дикое сборище, вырвавшееся на воздух и солнце из темных подземелий, пугающее не только своим видом, но и намерениями. Казалось, она несется к приятелям, чтобы разорвать их на куски и съесть. Чудилось, что душа вот-вот уйдет в пятки. Девушки невольно прижались к парням. И если бы у тех сдали нервы, то не исключено, что все скопом попятились бы. Лица меченых мужчин были обросшими волосами и бородами. На неулыбчивые лица женщин ниспадали нечесаные волосы. Орава надвигалась. Когда до приятелей оставались не более двух метров, она остановилась. Глаза горели. Смотрели разумно и ожидающе. На шее у каждого – крупные метины, как клейма. У мужчин и женщин – разные.
Навстречу им выступил Малкин. Он понимал, что должен что-то сказать, но с чего начать, сообразить было трудно. Одно дело – говорить с кем-то один на один, выслушивая вопросы и пытаясь доходчиво объясняться, но совсем другое – незнакомая толпа, в глазах которой – ни одного вопроса, только любопытство. Ванька видел множество глаз, которые рассматривали его как диковину. Определенно, все хотели что-то услышать от него, каждый ждал то, что интересовало именно его. Попробуй разберись быстро. Другой мир, другие правила, порядки, восприятие жизни. Тем более изгои чужого мира. Тем не менее Малкин вытянул голову, будто хотел увидеть всю толпу сразу, и громко спросил:
– С кем недавно я разговаривал? Чей голос здесь раздавался?
Орава зашевелилась, загудела, окатила приятелей кислыми запахами своего дыхания и снова затихла. Ванька чуть повременил, надеясь услышать ответ, но не дождался. Опять втянул воздух и выдохнул:
– Мы прибыли из-за пределов вашего анклава. Там тоже живут люди. Много людей. Мы хотим им рассказать о вашей жизни!
Новое шевеление прошло по толпе, и вновь – тишина. Ваньку это обескуражило. Видя, что дальше расточать любезности глупо, что здесь, вероятно, понимают более грубый язык, он выдал:
– Я что, с баранами разговариваю? Какого рожна языки проглотили? Пинка под зад ждете, чтобы заговорить?
На этот раз в толпе хохотнули, и кто-то изнутри спросил:
– Чего тебе надо?
– Да ни черта мне от тебя не надо! – не церемонясь, выпалил Малкин, не ухватив, кто из гурьбы подал голос.
– А чего приперся? – снова кто-то спросил, но с другого места.
– Я уже сказал! – отрезал Ванька.
После этих слов толпа задвигалась, расступилась. Из ее глубины выдвинулся маленький безусый человек крепкого вида с короткими, явно стрижеными волосами, небольшой бородкой, в поношенной, но не рваной одежде. Бесцветная рубашка, правда, была с чужого плеча, размера на два-три больше. Штаны мятые, широкие, коротковатые. Истасканные туфли со стертыми подошвами. Голова крупная, лицо худое, чуть удлиненное, волевое. Губы плотно сжаты. Взгляд утяжеленный, но не злой. Руки с большими рабочими ладонями и сильными пальцами. На шее – крупная метина. Толпа за его спиной сомкнулась. Он остановился перед Малкиным, внимательно снизу вверх оглядел его с ног до головы, не выдав эмоциями своего впечатления. Ванька тоже пробежал по нему глазами сверху вниз. Меченый произнес:
– Ты хотел нас увидеть? – Голос был мощный, настолько мощный, что давил на ушные перепонки. Такой голос под стать человеку огромного великанского роста, но никак не маленькому крепышу. Между тем Малкин наблюдал перед собой маленького человека, но определенно с сильным, подчиняющим себе характером. – Мы перед тобой! Но не забывай, что и ты перед нами со своими спутниками! На нашей территории.
– Это что, угроза? – насупился Ванька.
– Предупреждение, – поправил меченый.
– Негоже с этого начинать разговор, – выговорил парень.
– Начни сам, а мы подумаем, – отозвался тот.
– Ну хорошо, – сказал Малкин. – Меня зовут Ванька. Хотелось бы услышать твое имя. Затевать разговор неизвестно с кем не в моих правилах.
– У тебя есть свои правила? – В голосе послышалась некоторая оторопелость, перемешанная с недоверием.
– Разве у тебя их нет? – в свою очередь удивился парень.
– Мы все живем по одним гелециональным правилам! – твердо выдал меченый. – Они утверждены ОВГС. Другие правила запрещены.
– Но думать-то вам не запрещено, надеюсь, – усмешливо проговорил Ванька, переступив с ноги на ногу. – Или ты и имя свое не помнишь?
– Мое имя запрещено произносить всем, кто не меченый, – сказал тот.
– Я не местный, не старожил вашего анклава, – напомнил Малкин. – Мне можно.
– Я тебя предупредил! – голос как будто превратился в звук металла, лицо стало каменным.
– Я жду! – отозвался парень.
Последовала небольшая пауза, меченый раздумывал, назваться либо нет. Очевидно, он все-таки чего-то опасался, что совершенно было непонятно Малкину, хотя парень уже ничему старался не удивляться. Наконец размышления меченого подошли к логическому концу. Либо он преодолел страх, либо усердно прокрутил в голове запреты правил анклава и не нашел в них опасности для себя, которой следовало бы избегать. Все с тем же выражением лица выговорил:
– Ист.
– Скажи, Ист, это ты разговаривал с Илатой, Алуни, а потом со мной через ДУГ? – спросил Ванька.
– Я, – подтвердил Ист.
– Я правильно понимаю, что ты среди меченых главный?
– У нас нет главных! – отринул Ист. – Мы все подчиняемся ОВГС!
– Но именно ты говорил с нами через ДУГ, и сейчас ты вышел из толпы, – напомнил Малкин.
– Они так захотели. – Он повел головой в сторону гурьбы за спиной.
– Они выбрали тебя, – поправил Ванька.
– Нам не разрешается выбирать, – возразил Ист. – Мы – меченые.
– Скажи мне, почему вы меченые?
– Потому что так решил КИОП.
– И вы согласны с его решением?
– Мы не можем не соглашаться. Лучше быть меченым, чем молекулярно утилизированным.
– Но за какую провинность вы оказались мечеными?