Пляски сумасшедших снов

– О каком платье ты говоришь? Я почувствовал, как меня словно ударило током, когда она прошла мимо! – смущенно пробормотал в ответ парень.

– Ничем тебя не ударило! – сказала спокойно Илата. – Просто твои мышцы отреагировали на молекулярное воздействие ее платья. Чем сильнее они реагируют, тем красивее платье.

Повторять снова, что он не увидел никакого платья, Ванька не стал, решив, что просто не понимает, о чем женщина говорит. В общем, так оно и было. Она упорно твердила о каком-то платье, а он упорно не брал в толк этого. Путался в мыслях, сходясь на том, что разгадка могла быть связана с их геленаукой, а следовательно, по его представлению, несла в себе некую нелепость, объяснение которой он вряд ли бы для себя принял. Посему, оставаясь при своем мнении, Ванька не стал ничего уточнять, однако снова сконфуженно пробубнил:

– Мне не с чем сравнивать, чтобы определиться, насколько красивым было ее платье.

Усмехнувшись, Илата качнула головой, обещающе обронила:

– У тебя еще будет возможность сравнить. У вас у всех еще будет такая возможность.

И тут с явным нетерпением в разговор вмешался Раппопет. Переваливаясь с ноги на ногу, затоптался, недовольно шумно запыхтел, сунув руки в карманы:

– Кто-нибудь может объяснить мне, что это было сейчас? Голая женщина, пес Гиги, разговор про какую-то Жужу?

Рука Алуни легла Андрюхе на плечо. Женщина крепко сдавила его пальцами, выгибая шею, как гусыня:

– Ты не ерепенься, толстячок! Только что Илата спасла тебя от ГМОМ. – Ее глаза засверлили Андрюху, как буравчики. – Если бы она не утихомирила обидевшуюся горожанку, тебя очень скоро превратили бы в подобие растения. Ты оскорбил достойную женщину и ее мужа, а за это меньшинства расплачиваются зачисткой мозгов.

Медленно переваривая услышанное от Алуни, Андрюха пытался понять, чем он мог оскорбить голую женщину. Только и сказал ей, чтобы она убрала своего пса, надела на него намордник, когда гуляет с собакой среди людей! Что в этом оскорбительного? Все в порядке вещей. Пес есть пес. Запросто может наброситься на любого человека. Только недавно пришлось наблюдать, как, спасаясь от собаки, люди выпрыгнули из окна и разбились насмерть. Сказала бы спасибо, дура, что не пристыдил за то, что она голой шастает по улицам! Впрочем, по-видимому, правильно сделал, потому что в городе, похоже, подобное не является предосудительным. Это ясно по поведению прохожих. К тому же в объяснении Алуни он не заметил шутки. Сказано было совершенно серьезно. Получается, среди городских жителей, а возможно, и жителей всего анклава, шутками это не является. А коль это так, впредь стоит быть осторожнее. А то и правда залетишь в какой-то ГМОМ. Тем не менее, насупившись, спросил:

– Но почему она назвала меня меньшинством?

Отбросив пальцами со лба кудряшки, Алуни ткнула ему в бок локтем, точно физически выразила свое крайнее возмущение тем, что он продолжает тупить. Визгливо пояснила:

– Потому что ты одет, как мы!

– Допустим, – с неохотой согласился Андрюха и почувствовал, как начинает потеть – то ли от жары на улице, то ли от осознания того, что его принимают здесь за меньшинство. Черт побери, его, нормального человека, воспринимают как низшую касту, держат за второй или третий сорт! Когда несколько ранее он слушал объяснение Илаты здешнего жизненного уклада, все казалось где-то далеко от него, воспринималось как нечто чуждое и нелепое. Но вот сейчас неожиданно на себе ощутил цепкую хватку окружающего порядка, и от этого Андрюхе сделалось не по себе. Его как будто запихнули в тесные рамки, в которых не было простора, в котором он любил существовать. Признаться, если сказать, что это не пришлось ему по вкусу, что ударило, как обухом по голове, – ничего не сказать. Это ошеломило, вывернуло наизнанку. Прежде чем продолжить, Раппопет закашлялся, круглое лицо стало гореть, что случалось с ним довольно редко, в крайних случаях. Но, вероятно, сейчас был такой случай. Откашлявшись, выдавил из себя: – А голая женщина не из меньшинств?

– Ты точно угодишь когда-нибудь в ГМОМ, толстячок! Отправят тебя в Утильцейское Управление под молекулярный утилизатор! – засуетилась Алуни. – Не говори больше глупых слов! Вам уже объясняли, что на ней было воздушно-молекулярное платье, и длинный твой приятель ощутил его красоту. Такие, как эта горожанка, не относятся к меньшинствам. Она из сообщества зоофилов. Этот вид отнесен к подвысшему уровню, следующему после высшего уровня видов ге и ле.

– Черт возьми, полный отпад! – пролепетал негромко Лугатик, поглаживая ладонью голый живот. – Выходит, этот пес – это не просто пес.

– Это ее муж, – уточнила Алуни.

В ответ Володька поперхнулся и усмешливо посоветовал Раппопету:

– Так что, Андрюха, если не хочешь быть меньшинством, открывай свой пупок!

Мгновенно всерьез отреагировав, Раппопет пробежал пальцами по пуговицам рубахи, расстегнул ее, стянул с плеч, скомкал, сунул под мышку, пробормотал:

– Вот тебе и главная улица города! Трутся на ней все, кому не лень!

– Потому что находится она в квартале Свободы! – пояснила Алуни. – Здесь, в пределах границ квартала, комфортно себя чувствовать разрешено людям из разных сообществ. Тут ничему не удивляйтесь – тут каждому дозволено проявлять себя, как ему вздумается, как требует его сущность. Особенно сегодня, перед вечерним заседанием ОВГС. Все сообщества стараются показать себя, чтобы ОВГС расширило гелециональные рамки. Здесь, например, я могу во все горло кричать, что я хочу быть ле.

– Для этого большого ума не надо, – съязвил Андрюха. – Нашла о чем кричать! Если ты и правда хочешь быть ле, то зачем об этом кричать? Возьми свои манатки да перейди в их сообщество. Меньшинством перестанешь быть. И радуйся после этого, сколько влезет.

– Не скажи! Все не так просто, как ты думаешь! – подхватила Алуни и метнула сердитый взгляд. – Чтобы из сообщества меньшинств перейти в другое, надо пройти проверку на благонадежность, проштудировать правила другого сообщества, обучиться практическим навыкам, показать комиссии, что ты умеешь, сдать экзамен, получить диплом. Однако опыт некоторых показал, что экзамен сдать невозможно.

– А есть желающие? – поинтересовалась Сашка, подтягивая вниз по бедрам просторную синюю футболку с Ванькиного плеча.

– Увы! Всегда появляются желающие перебраться с низшей ступени на более высокую! – сказала Илата.

Тротуары быстро наполнялись раскованными людьми. Каждый словно показывал себя другим: кто-то во весь рот улыбался, кто-то махал руками, кто-то кружился, кто-то жеманно выбрасывал из себя потоки слов, кто-то паясничал, вызывая смех у других, кто-то отчаянно, с удовольствием злословил, как будто очищал свое нутро от накопившейся дряни, кто-то заунывно скулил, стараясь вызвать жалость. И много разного другого. Одни были одеты, другие – полураздеты, третьи – разрисованы, четвертые – голые. Одиночки, пары, небольшие группки. Транспорт, плывший по дороге, тоже устраивал какие-то выкрутасы, зигзаги, остановки и рывки. Того и гляди выскочит на тротуары и подавит людей. Но друзья уже старались ничему не удивляться. Впрочем, и чувствовать себя комфортно среди всеобщего бедлама также не могли. Они сбились в плотную кучку, окружив Илату и Алуни. Ванька двигался первым, вытягивал худую шею, чтобы рассмотреть, что происходит впереди. По правую руку от него пружинисто шагала Сашка, закинув длинные светлые волосы за плечи. В карих глазах была сосредоточенность, красивые губы сжаты. По левую руку пыхтел Раппопет, перебрасывая рубашку то под правую, то под левую подмышку. Шел подпрыгивающей походкой, точно пытался стать выше. Однако выше не становился, потому супился и недовольно что-то бурчал. За Ванькой двигалась Илата, грустно смотрела на острые лопатки парня и крепко держала за руку мальчика. За нею – Алуни, покачивая головой. Катюха ступала осторожно за Раппопетом, прислушиваясь к шумам вокруг, морщила небольшой нос. За Сашкой, играя бедрами, порывисто топала в светлых туфлях Лугатика длинноногая Карюха. Сведя черные тонкие брови к переносице, она испытывала внутреннее недовольство тем, что не может здесь разгуляться и показать себя во всей красе. Хотя именно здесь, в квартале Свободы, возможности было хоть отбавляй. Но над головой висела опасность обратить на себя внимание КИОП как на чужачку, к которой захотят присмотреться. Нет, уж лучше не выделяться, пока не разгадана до конца подноготная анклава. За Карюхой плелся Лугатик, мягко ступал босыми ногами по зеркалу тротуара. Сквозь его рубашку-сеточку просвечивало тело Карюхи, и он с удовольствием смотрел на него, облизываясь, как мартовский кот. По лицу плавала приятная улыбочка. Он даже забыл, что вокруг творилось невообразимое, что он хотел пить, что пересохли губы, что желудок уже посылал ему первые сигналы голода. Впился глазами в спину Карюхи и мурлыкал что-то себе под нос. Мурлыкать можно было бы бесконечно, если бы окружающие события не вернули к действительности. Оторвав глаза от девушки, Володька повел взглядом по сторонам, хлопнул себя по животу, выпалил в жаркий воздух, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Интересно, в этом квартале где-нибудь можно перекусить? Есть хоть какая-нибудь забегаловка?

На его возглас отреагировала Алуни:

– Что такое «перекусить» и «забегаловка»? – не поняла она, глаза-буравчики проткнули Володьку.

– Ну пожевать, поесть, проглотить какой-нибудь еды! – уточнил он, дернувшись оттого, что кто-то из проходящих мимо пешеходов наступил ему на голую ступню. – Черт! – послал вслед виновнику. – Можно топать осторожнее? Все ноги оттоптали в этом сумасшедшем квартале Свободы!

– Проглотить что-нибудь, конечно, есть, – произнесла Алуни, пропустив мимо ушей возмущение Лугатика по поводу пешехода. – Можно прямо тут!

– Здесь? – удивился Володька, не понимая, что это значило.

– А что тебя смущает, босяк? – с любопытством глянула женщина.

– Да ничего, – озадаченно пробормотал парень. – Просто я не вижу, где здесь еда.

– Так и быть, покормлю тебя со своего номера дисфирега! – Подхватив Лугатика под локоть, она подвела его к стене дома. Володька увидел небольшую выпуклость с синим пятном посередине. Алуни показала на пятно. – Коснись!

Подчинившись ее требовательному тону, он коснулся пятна. Сразу же под пятном возникла прорезь, из которой выступил край пластины.

– Вытаскивай! – сказала женщина.

Зацепив пластину пальцами, Володька потянул ее к себе. Прорезь неожиданно увеличилась, превратившись в овал. Парень выдернул пластину и увидал на ней небольшой бугорок чего-то похожего на кашу. Он раздраженно уставился на Алуни. В ответ она кивнула:

– Слизни? и проглоти.

– Ты издеваешься? – возмутился он. – Что это?

– Ты хотел проглотить. Это еда для тебя.

– Я хочу поесть! Понимаешь? Не слизнуть, а нормально поесть! А этим разве насытишься? – повысил голос Лугатик.

– Понимаю, – сердясь на упрямство парня, сказала Алуни. – Разумеется, наешься. Порционер никогда не ошибается в размерах порций. Здесь достаточно для тебя.

– Какой еще порционер? – Глядя на пластину и кося глаза в стороны, ища, куда ее выбросить. Но вокруг была зеркальная чистота, и не видно было ни одной урны для мусора. – Что это он за меня решает, сколько мне съесть?

– Потому что он сразу установил вес твоего тела и определил размеры желудка, как только ты коснулся его гелескана, вот этого синего пятна! – Показала на выпуклость на стене. Синее пятно по-прежнему виднелось посередине, но не было на выпуклости ни прорези, ни овала и даже следа от них. – Не упрямься, если не хочешь остаться голодным!

– Давай, давай, не тяни! – подойдя, насмешливо подтолкнул его Раппопет. – Посмотрим, выживешь или нет! Если выживешь – расскажешь, какой бурдой тут потчуют! Может, и мы попробуем!

Вздохнув, еще раз внимательно посмотрев на пластинку с непонятно чем на ней, закрыл глаза, поднес ко рту и, морщась, силясь, заставляя себя, наконец отважился и быстро слизнул. После этого замер, глотая. Медленно стал меняться в лице. Распахнул глаза и расплылся в улыбке. Погладил ладонью живот. В этот миг он чувствовал себя первопроходцем, который открывал для себя и не только для себя новые вкусы. Смаковал. Приблизилась Карюха, ущипнула его:

– Ну что? Понравилось? – спросила. – Рот раскрой, не молчи!