Солнце встает и поднимается высоко.
Это сигнал.
Из-под крутого берега Которосли вырываются ладьи торговых людей так что кажется, будто у гребцов гнутся весла, вылетают на стрежень и, как обычно, спешат спуститься вниз по течению.
И как обычно от низкого берега Волги отделяются быстрые узкие лодки мерян, в мгновение ока сближаются с ладьями торговых людей, окружают со всех сторон и лезут как кошки на борт. Торговые люди хватаются за мечи, которые у них под рукой. Завязывается, как обычно, жестокая сеча, в которой, тоже как обычно, победа нередко достается мерянам.
Тогда им на помощь приходят воины Ярослава.
«Согляда вся творимая, благоверный князь Ярослав повеле дружине своей устрашити и разгнати шатание сих беззаконных, да спасутся неповиннии. И дружина князя храбро приступи на врагов, яко сии окаяннии нача от страха трепетати и в вели ужасе скоро помчеся по Волге реце. Дружина же князя и сам князь Ярослав погнася за неверными, да оружием бранным погубит сих…»
Торговые люди, спасенные от разбоя, продолжают свой путь по Волге до Булгар. Ярослав входит в Которосль и находит дивное место.
В низине по правому берегу в землянках и полуземлянках ютится племя мерян, которое кормится ловлей зверя и рыбы, скотом и разбоем, пребывает в язычестве и своим богом почитает медведя.
Напротив крутым обрывом поднимается остров, поросший вековым, нетронутым лесом. Остров мал, зато неприступен. Спереди его защищают Волга и Которосль, а сзади глубокий Медвежий овраг, по дну которого заболоченный ручей не то на месте стоит, не то нехотя куда-то течет.
Он поднимается на самый верх и обозревает окрестность глазами государя и воина. Остров господствует над двумя реками. Мимо него незамеченной ни одна ладья не пройдет ни с верху Волги, ни с верху Которосли, а если пройдет, то её остановит стража, если учредить её пост на нижнем острове, за которым он только что укрывал свое победоносное воинство.
Тем временем дружинники собирают мерян. Оказывается, что они уже немного понимают по-русски.
И замечательно то, что не огнем и мечом усмиряет он их, не ломает, не жжет их деревянных богов, как Владимир и дядя Добрыня поступают и в Киеве и в Великом Новгороде и в Турове. Он обращается к ним с поучением:
«И благоверный князь поучи людей оных, како житии и обиды не творити никому же, а наипаче, дозна богомерзку веру их, моли их креститися. И люди сии клятвою у Волоса обеща князю житии в согласии и оброцы ему даяти, но точию не хотяху креститися. И тако князь отыде в престольный град свой Ростов…»
Принять крещение не желают, и Ярослав не сгибает их в бараний рог. Обязуются дани давать – этого с него на первый раз и довольно.
Он ждет, когда проповедь и вразумление сделают свое неизбежное доброе дело.
Неизвестно, проповедует ли кто-нибудь в Медвежьем углу христианство. Похоже, до этого дело не успевает дойти.
Меряне клянутся своим богом Велесом обычные дани давать, тем, что у них есть, мехами в первую голову, ещё, может быть, рыбой, ничего иного у них попросту нет.
Однако клянутся они, только что разгромленные в бою, под гнетом меча. Но князь уходит, меч возвращается в ножны, и охота дани давать пропадает, как не бывало.
Ярослав ждет недолго. С началом лета он отправляется в новый поход. К его дружине вновь пристают охочие люди из ростовчан. Он берет с собой епископа, попа и мастеровых из ростовских слобод. Набирается серьезная сила, которая не может не представляться громадной небольшому селению звероловов, рыбарей и разбойников. Она погружается на ладьи, и большой караван, спустившись вниз, в памятный день Петра и Павла, внезапно пристает к правому низменному берегу Которосли, предполагая навести ужас одним своим появлением.
Однако, к их немалому удивлению, ужаса не наводится. Меряне готовы к отпору. Непрошеных гостей они встречают во всеоружии встречают, а перед битвой выпускают против русских медведя, которого почитают как бога.
Ярославу ничего не стоит послать против медведя одного из дружинников, опытного воина и матерого мужа. Но он недаром каждую свободную минуту погружается в книги. Ему ясен смысл этой сцены. Здесь местный бог противостоит всему русскому воинству. Окончательная победа за тем, кто победит в поединке.
И он, сильный духом, хромой и тщедушный, сам выходи против лютого зверя и поражает его. Позднее скажут, что побеждает секирой. В это трудно поверить. Секиру требует размаха, а никакой медведь не станет ждать, когда его саданут по башке. Медведь встает на задние лапы и ломает охотника, прежде чем тот успеет пальцем пошевельнут. Потому русский человек издавна медведя берет на рогатину, в исключительных случаях на копье. Какое оружие в тот день подвернулось под руку Ярославу, потомкам разведать не удалось.
Как он и предполагает, кончина медведя производит на звероловов, рыбарей и разбойников сильное впечатление. Тут наконец ужас валит их с ноги. Они падают ниц перед князем, признавая его власть над собой, как нового бога, более могучего, чем тот, которому из поколения в поколение молились они.
Ярослав же им говорит:
– Кто вы? Не те ли люди, кто клялся вашим Волосом верно служить мне, вашему князю? Так какой же он бог, коли клятву, которую дали ему, сами попрали и преступили? Знайте, что не на звериную потеху и не на пир питие испивати к вам я пришел. Я пришел сотворить над вами победу.
И ни слова не отвечает ему как громом пораженное племя, которое он только что покорил.
Его слуги ставят шатер. Он отдыхает после совершенного подвига. Второй его подвиг совершается утром, в памятный день пророка Ильи. Ещё раз взойдя на вершину холма, ещё раз оглядев, как выгодно стоит он по берегам двух рек, столь важных для торгового дела, он будто бы говорит:
– На этом прекрасном бреге, где Которосль сливается с Волгой, созиждем во славу трисвятому Богу и на благо жителей этого края рубленый город и ныне положим ему основание. А в доказательство моего к жителям здешней земли чадолюбия пусть будут знамением града пораженный мной зверь с моей златою секирою в серебряном моем щите, что и приношу в дар первому храму, который будет воздвигнут в память этого дня.
«Посеем князь опасно согляда всё место пусто, наутрии же из шатра своего изнесе икону Богоматери и со епископы и со пресвитеры и со всем духовным чином и с мастеры и с воины прииде на брег Волги и тамо на острову, его же учреди реки Волга и Которосль и проточие водное, постави на месте уготованном икону Богоматери и повеле епископу сотворити пред нею молебное пение и святити воду и сею кропити землю, сам же князь водрузи на земли сей древян крест и ту положи основу святому храму пророка Илии. А храм сей посвяти во имя сего святого угодника, яко хищного и лютого зверя победи в день его. Посеем христолюбивый князь повеле народу рубити древеса и чистити место, идеже умысли и град создати. И тако делатели нача строити церковь святого пророка Илии и град созидати…»
Он точно предчувствует, что это первый город, заложенный им, но не последний, и дает ему свое первое имя:
Град Ярославль.
И вновь он не принуждает креститься местных звероловов, рыбарей и разбойников. Он считает нужным дать им пример и, отобрав в Ростове Великом охочих людей, доброй волей принявших святое крещение, населяет новый город исключительно христианами, рассчитав, что Ярославль станет единственным русским городом, в котором изначала не будет язычников.
Впоследствии кто-то из благодарных потомков сочинит за него ещё одну речь, которой тогда не мог он произнести, однако составленную в полном соответствии со смыслом всей его жизни:
– На бреге сем соорудим град. Дадим народу средства познать приятство и пользу взаимности с другими странами. Воздвигнем во славу Вседержителю храмы. Учредим училища и сим способом откроем скрытых талантов хранилище. Положим награды за успехи в науках, художествах, промыслах и в торговле. Добрую волю людей преклоним в обретение собственного благополучия их. И так с осторожностью поведем человека путем приятным к желаемой цели.
5
И с искренним пафосом скажет позднейший историк, истинный патриот:
«Ярославский край в истории нашего отечества во всех отношениях играет роль весьма немаловажную. Служа в течение многих веков театром беспрестанных кровопролитий, он, во время тысячелетнего существования Руси, служил ей всегда верно и в тяжкие годины общественных бедствий являлся на помощь всегда в числе первых».
И быть посему.
Глава четвертая
1
Внезапно умирает брат его Вышеслав, не достигнув тридцатилетнего возраста.
Какое-то время княжеский стол в Великом Новгороде остается не занят. Что-то не ладится между новгородскими боярами, независимыми и своевольными, и киевским князем, крутым на расправу, не в силах забыть новгородцы кровавой бани, устроенной им под видом крещения приказом Владимира. Не забывают и в Турове.
Ради мира с немирными, алчными на захваты соседями совершает свою последнюю политическую ошибку: сам женится на старости лет на германской графине, внучке Оттона 1, а Святополку дает в жены дочь польского великого князя. Собственная женитьба не приносит ему прочного мира, а женитьба сына приносит войну.
Ревностная католичка берет с собой в туров колобжегского епископа Рейнберна, и оба в два голоса нашептывают глупому, но честолюбивому Святополку, что негоже ему, славному воину и государю великому, ходить под киевским князем, который в грош не ставит его и вертит им во все стороны, точно ребенком. Заодно нашептывают и торговым людям выгодно стоящего Турова, что независимость и сближение с Польшей принесет им несравненно большие барыши, чем жалкое положение по каблуком остервенелого киевлянина.
Проповедь независимости падает на благоприятную почву, подготовленную самим киевским князем его поспешным, необдуманным, кровавым крещением Русской земли. Глупый Святополк и далеко не глупые туровцы склоняются к бунту.
Правда, не все. И в Турове находятся умные люди, которые понимают, что никакой независимости они не получат, а получат полное порабощение Польшей, уже поработившей, и с ещё большей кровью, соседних славян.
Доброхоты доносят Владимиру о подлых проделках ненавистной полячки и сладкоречивого Рейнберна.
Владимир вовремя является в Туров с дружиной, захватывает неразумного сына, его жену-католичку и чересчур разговорчивого епископа и бросает их в заточение, предотвращая бунт ещё до того, как он успел разразиться, однако настроил против себя польского великого князя, который устремился освобождать свою дочь.
Владимиру легко догадаться, что его ждет нападение с запада.
Ему необходимо собрать все свои силы на отражение неприятеля, который ударит неизвестно где и неизвестно когда, но непременно ударит. Перед угрозой нашествия ему необходимо, чтобы все русские города были с ним заедино. Особенно заинтересован он в дружбе Великого Новгорода, самого богатого, но и самого беспокойного города во всей Русской земле.