–Думаю, у тебя получилось. Немного камерно, но чувствуется драма. Как ты его назвал? В какой журнал хочешь послать?
–Пока нет названия. Надо еще поработать. Потом отдам в какой-нибудь журнал.
–Давай я его перепечатаю, и потом будешь дорабатывать.
–Не надо. У меня возникает продолжение рассказа.
–Но он у тебя закончен! – Удивилась Мэри.
–Да, закончен. Но я его хочу расширить в большое произведение.
Мэри знала, что Хемингуэй не любит, когда его спрашивают, что он сейчас пишет. Только Мэри он доверял незаконченные рукописи, но не любил, когда даже она спрашивала о его планах, которые не оформились окончательно. Поэтому Мэри не стала углубляться в его будущую работу.
Но между ними чувствовалась какая-то недоговоренность. И Мэри решилась заговорить об этом первая, но издалека.
–В герое рассказа я вижу тебя, только поставленного в крайние условия существования. Все правильно – писатель в каждом герои выражает конкретно себя или свои мечты. Зря ты представил себя слепым.
–Без рук, без ног можно жить. А слепому, ты правильно отметила, остается существование. Ему нужен поводырь, не только, чтобы ходить. Он не может постоянно видеть темноту, ему всегда нужен верный человек рядом, как свет. Иначе он сойдет с ума или наложит на себя руки.
–Я поняла, на что ты намекаешь. Извини, что не могла быть с тобой в трудное время рядом. Но и я находилась, даже до сих пор нахожусь на грани существования. Я пока тоже калека.
–Я так не говорил. Спасибо тебе, что ты, искалеченная, бросила свое лечение и помогаешь мне. Без тебя я тогда бы не выжил. Жить, зная, что один глаз может оказаться балластом, очень тяжело. Ты меня тогда спасла.
Мэри заметно смягчилась.
–Если бы не моя нога, я бы сидела возле твоей койки все время твоей болезни. Спасибо, что все правильно понимаешь.
Они на некоторое время замолчали, готовясь к самому неприятному моменту разговора. И Мэри снова начала издалека.
–А вот героиня? Где ты встречал или видел такую женщину? Такой образ, даже, сложно придумать.
–Придумал, как видишь. От тоски и веры, безнадежности и надежды…
–Ты даже не описал ее образ. – Она помолчала – говорить или нет, и решилась. – К тебе приезжала Адриана. Она провела у тебя два дня. Вот чей это образ!
Хемингуэй не стал этого скрывать. Мэри все и всегда о нем знает. Да и унизительно оправдываться перед женой. Нужно сгладить остроту неприятного положения, и в чем-то небольшом сознаться.
–Да, приезжала. Была у меня два вечера.
–Я это знаю.
–Откуда.
–Есть добрые люди. Более того, я знаю, что она провела с тобой не два вечера, а две ночи!
От неожиданности у Хемингуэя задергалась щека – признак сильного волнения, до нервозности. Кто сказал? Джанфранко? Голову оторву, и ни какой машины! Мелькнула мысль – все отрицать, но гордость оказалась сильнее.
–Да. Она дежурила возле меня, как сиделка, две ночи. – Все честно рассказать мешало чувство долга – Мэри жена и не должна до конца знать все его семейные проступки. – Она мне очень помогла в выздоровлении.
–Вижу. – С иронией ответила Мэри, но решила не обострять этот вопрос. – Понимаешь ли? Ты меня ставишь в ложное положение. О твоих встречах с Адрианой знают многие. Что мне делать? Не обращать на это внимание? Как оценят меня другие? Бросить тебя? Не могу. Я тебя люблю, хоть ты стараешься не замечать моей любви. Я получаюсь жертвой своей любви. – Мэри заплакала.
Хемингуэй встал, подошел к ней, обнял и стал гладить ее белокурую голову.
–Прости меня. Но я нечего не могу поделать. Она приехала, и я стал выздоравливать, сразу же написал рассказ. С ней чувствую себя с крыльями. Мне хочется летать.
–А со мной нет? – Сквозь слезы спросила Мэри.
–С тобой я чувствую себя, как корабль в бурю – надежно. Будто в крепкой гавани. Знаю, ты меня не подведешь. Я тебя за это люблю. С Адрианой нам вместе не быть. Я понимаю это ясно.
–Я знаю свою роль в твоей жизни. Поэтому и решилась на этот разговор. Но мне, понимаешь, больно видеть, что ты меня отодвинул на второй план. Я твой корабль… – Она горько усмехнулась. – Мне тоже хочется играть в твоем творчестве главную роль, а не быть палубой парохода. Я понимаю. У тебя увлечение, свойственное всем мужчинам, подошедшим или переступившим пятидесятилетний рубеж. Понимаю, что ты меня не бросишь, ради нее. Это и ты понимаешь прекрасно. Но давай, что-нибудь решим конкретно.
–Да. Давай. – Он помолчал немного и чтобы загладить свою вину, предложил. – Я думаю не надо кресла, мы поместимся вдвоем на кровати.
Но Мэри отрицательно мотнула головой:
–После сегодняшнего разговора я не могу остаться с тобой. Сам понимаешь. Психологически. Я сегодня переночую в гостинице, а завтра, когда решим наши проблемы, будет видно…
Они еще говорили около часа, и Мэри ушла.
Хемингуэй достал из тумбочки коробочку с изумрудами. Высыпал камешки на ладонь и долго на них смотрел. Камешки казались ему теплыми. Когда он клал изумруды обратно, то разглядел надпись на засаленной крышке коробочки «Эрнесту от Адрианы с любовью». Он замер от письменного признания той, которую тоже любил…
Но на следующий день он сказал Мэри.
–Я всю ночь думал о тебе. Ты для меня значишь больше, чем я раньше думал. Не обращай, пока мы находимся в Италии, внимания на меня. Ты права – у нас с ней ничего не может быть серьезного. Только позволь мне с ней встречаться.
–Я тоже не спала всю ночь и думала. Встречайся с ней, если тебе необходимо для вдохновения. Я твоему вдохновению не могу ставить препятствия. Но, как только мы вылечимся, сразу же уедем из Италии. Договорились?
Это слово очень не понравилось Хемингуэю, но он повторил его:
–Договорились.
Мэри обняла его и поцеловала:
–Милый мой медведь. Если бы ты знал, как с тобой тяжело. Как с маленьким ребенком.
На следующий день она уехала в Венецию. По пути она сказала Джанфранко.
–Хемингуэй не спрашивал, откуда я узнала о приезде к нему Адрианы?
–Нет. Я заходил к нему всего раз и только при вас.
–Твоя сестра пыталась скрыть факт ночного дежурства от мамы. А ты честно сказал, что она у него ночевала.
–Я не мог скрыть правды от вас, мисс Мэри.
–Я думаю, что там все было нормально.
–Да, мисс Мэри! Адриана порядочная девушка. – Солгал Джанфранко. – Вы не будете возражать, чтобы мистер Хемингуэй подарил мне машину? – Он уже имел право просить о таком подарке и мисс Мэри.