Последняя любовь Хемингуэя

–Считаю. Раз, два, три, четыре и пять!

Он положил коробочку с изумрудами под подушку.

–В Венеции я тебе сделаю такой подарок…

–Мне просто подарок, чтобы я тебя помнила каждую минуту…

Хемингуэй схватил ее в объятия, а потом поднял на руки. Она обвила его шею и прижалась крепким поцелуем к его губам. Он, вроде бы, пошатнулся, потеряв равновесие, и они вместе рухнули на больничную кровать…

Через два дня Адриана уехала. Договорились встретиться уже в Венеции.

…Встав перед открытым окном, Хемингуэй глубоко вдохнул свежего весеннего ветра, поднял руки вверх и потянулся так, что захрустели суставы. Потом, закрыв окно, на случай сквозняка, он подошел к столу, взял бумагу и вечную ручку, лег в кровать.

Он знал, что сейчас начнет писать. Это будет роман. Действие, конечно же, происходит в Венеции. Герой – пятидесятилетний, много повидавший на своем веку, человек, изломанный духовно и физически. Похож на него. Только более заострить разочарованность жизнью. Показать смертельно больным. Героиня – юная девятнадцатилетняя девушка, искренне в него влюбленная. Похожа на Адриану. Но совершенно оторванная от повседневной жизни. Губка, впитывающая в себя мучения героя. Это завязка. А какой конец? Конец такой любви известен любому читателю. Ничего лишнего не надо придумывать.

11

Хемингуэй вышел из больницы в начале апреля. Итальянская весна отбушевала, и Венеция в изумрудной зелени парков, опоясанная каналами бирюзовых вод, казалась помолодевшей на тысячу лет.

Вместе с Венецией молодела душа Хемингуэя. Он чувствовал себя моложе на двадцать лет, может даже чуть больше, когда писал «Прощай, оружие!» Новый роман, не имевший еще названия, должен быть, как бы эпилогом того романа. Тот же герой, только постаревший, отвоевавший уже и вторую мировую войну, сполна познавший изнанку жизни. Та же героиня, только не состарившаяся, всегда юная и чистая. Начало романа написано, и жажда творчества била из него только одним действием – писать.

Мэри заказала билеты на пароход – из Генуи до Гаваны. Узнав, что снова придется плыть на польском «Ягелло», Хемингуэй недовольно пробурчал в адрес жены:

–Опять тот же капитан! Он пить не умеет, как и все поляки! Помнишь, не хотел брать наш «бьюик» на борт? Снова, что-нибудь выкинет!

–Но мы обратно поедем без машины. Ты пообещал подарить ее Джанфранко. Или забыл?

–Помню. А откуда ты знаешь?

–Он мне сказал об этом. – Мэри не могла говорить всю правду о машине и о Джанфранко, выполнявшим и ее поручения. Но первым пообещал подарить автомобиль Хемингуэй, а не она. – Потом, мальчик, нам оказал столько услуг в качестве шофера и влюблен в твою машину.

Мэри чуть язвительно не добавила «Как ты в его сестру!», но благоразумно промолчала. У них есть договор с мужем, что его интрижка с Адрианой закончится с их отъездом. Итальянка дала толчок новому роману, пусть пока его и вдохновляет. А потом он никуда не денется и продолжит его писать. Первый роман, написанный при ней, Мэри – четвертой жене Хемингуэя.

–Да. Не везти же его обратно. – Согласился с ней Хемингуэй. Судьба «бьюика» была им недавно решена. – Пусть у Иванчичей будет свой автомобиль.

Он подошел к окну номера. Перед ним во всей весенней красе золотилась на солнце Адриатика. По голубым каналам, мягко скользили гондолы. Их было много. Туристы съезжались в Венецию. А зимой? Он вспомнил прогулки с Адрианой, когда их гондола была единственной на канале. Да, теперь не так интересно будет в гондоле потому, что их много. Все-таки красивый вид открывается из окон «Гритти» на Венецию! Поэтому он любит этот отель.

Хемингуэй с усилием отвел глаза от идиллической панорамы, открывающейся из окна.

–Мэри! Пойдем на обед. Придет Адриана и будет нас ждать. Некрасиво получится.

–Конечно, некрасиво. Я через пять минут буду готова. А ты собрал свои записи?

–Сейчас соберу.

Хемингуэй подошел к столу, где он все утро писал, и глаза его скользнули по последним строкам начатого, но незаконченного романа. «Он знал, что о чужой войне слушать очень скучно, и замолчал». «Каждый смотрит на войну со своей колокольни, – подумал он. – Никто не интересуется войной отвлеченно, кроме разве настоящих солдат, а их немного. Вот готовишь солдат, а лучших убивают…»

«Вроде неплохо. – Подумал Хемингуэй. – Только надо усилить контрастным сравнением эти рассуждения». – Он сложил разрозненные листки в одну стопку и отодвинул к настольной лампе. – «Но теперь уже завтра».

Мэри была готова к обеду, и они спустились вниз. Адрианы еще не было. Подошел Ренато Корради, как всегда в безукоризненно отглаженном черном смокинге. Он с радостной улыбкой приветствовал Хемингуэев. Мужчины крепко пожали руки.

–Здравствуйте мисс Мэри. – Приветствовал жену Хемингуэя метрдотель. Он чувствовал холодное отношение Мэри к себе, но ничем не выказывал к ней свою неприязнь.

–Здравствуйте синьор Корради. – Несколько официально ответила на его приветствие Мэри, не одобрявшая и не понимавшая дружбы старых фронтовиков.

–Как вы себя чувствуете? Что подать?

–Садитесь, Ренато. Дайте мне сухого мартини, большую рюмку и самое лучшее на обед, что у вас есть. На ваш вкус. А Мэри сейчас уточнит.

–Не могу сесть, я на работе. Что вы желаете мисс Мэри?

–А что у вас есть уже готовое?

–Бифштекс с кровью. Эскалоп в сладком винном соусе и цветная капуста в масле. Артишок с уксусом…

–Мне бифштекс! – Перебила перечисление метрдотелем готовых блюд Мэри.

–А мне эскалоп. Гарнир сами подберите.

–Иду отдавать распоряжение.

Метрдотель повернулся, чтобы идти на кухню, но Хемингуэй остановил его.

–И еще один эскалоп.

–У нас большие порции мистер Хемингуэй. Вы голодны?

–На обеде должен присутствовать еще один человек… Девушка. – Пояснил Хемингуэй.

Корради все понял:

–Ей все будет приготовлено на ваш вкус, мистер Хемингуэй. Согласны?

–Да, Ренато. Я всегда уверен в гроссмейстере из «Гритти».

–Очень рад. – С достоинством ответил метрдотель и пошел выполнять заказ.

–Эрни, нельзя же вот так вести себя с официантом. – Укорила его Мэри. – Ты же известный всему миру писатель. А он? Что он подумает, что другим скажет?

–Больше, чем есть, обо мне не скажет. Мы воевали с ним в семнадцатом против немцев.

–Так сколько времени прошло? Вы все изменились, занимаете разное положение!

–Пока мы живы – прошлое с нами. Оно, в отличие от нас, не старится. Мы, действительно, изменяемся. Но только не наше прошлое. Ренато останется моим другом.

–Я все понимаю, Эрни. Но имей, хоть чуточку апломба.

–Только тупые люди имеют апломб. Им они прикрывают свое скудоумие и малый размер мозга. Мне апломб не нужен.