Мэри вздохнула. Говорить с Хемингуэй о его поведении, всегда тяжело. Лучше исправлять его незаметно для него.
Подошел метрдотель с фужером мартини и поставил его перед Хемингуэем.
–Обед уже несут.
–Садись, старина! – Распорядился Хемингуэй, недовольный замечаниями Мэри в адрес его поведения и хотевший хоть чем-нибудь ей насолить.
–Если ты приказываешь, то я сяду. – Недоуменно пожал плечами Корради, показывая этим, что подчиняется приказу фронтового товарища.
–Приказываю. – И Хемингуэй сказал подошедшему с подносом официанту. – Джорджо! Принесите синьору Корради бокал кьянти.
Официант кивнул головой, быстро расставил тарелки с обедом, убежал и через несколько секунд вернулся с вином.
–Я на работе. Но, если это приказ, мне останется только повиноваться.
–Приказ, Ренато.
Они чокнулись, под осуждающим взглядом Мэри, и выпили. Каждый за свое, но против того, что произошло с ними тридцать лет назад.
К столу подошла Адриана и остановилась, не присаживаясь. Она была одета в коричневый костюм: приталенный жакет, подчеркивающий ее талию и бюст. Светлый свитер под жакетом оттенял смуглость ее шеи и лица. Волосы, которые Хемингуэй так любил видеть распущенными, были закручены узлом на затылке. От нее веяло венецианской весной и женским обаянием.
Хемингуэй с задумчивой улыбкой смотрел на нее. Он давно не мог на нее смотреть иначе – близкая, но недостижимо-достижимая. А как же еще глядеть на любимую женщину, будучи скованным цепями объективных причин.
Мэри отвела взгляд от Хемингуэя, чтобы не видеть его повлажневших, и таких для нее сейчас, противных глаз. Она посмотрела на юную соперницу, и доброжелательно улыбнулась ей. Мэри умела скрывать свои чувства. Адриана открыто улыбнулась всем и ей тоже. Два противоположных женских взгляда одной и той же любви.
–Здравствуйте. Я опоздала?
–Нет. Это мы раньше времени пришли. – Ответила Мэри. – Садись, Ади.
–Я пойду распоряжусь насчет третьей. – Ренато Корради встал и пошел к кухне.
Адриана села за стол и посмотрела в глаза Хемингуэя, в обрамлении припухших век. Как он красив мудрой красотой! Только бы чуть – чуть моложе. Да, еще бы был менее известным писателем! И, к черту тогда Мэри, Джанфранко, маму и всех-всех-всех!!!
Адриана снова улыбнулась Хемингуэю и Мэри. Все-таки она чувствовала себя пешкой в непонятной игре, которую вела Мэри. Но уже смирилась с этой ролью. Лишь бы быть нужной Хемингуэю, как говорит ей Мэри и мама. А нужной быть оставалось десять дней – Хемингуэи уезжали. А потом что? Не думать о потом! Надо быть нужной сейчас. А любовь? Эта пройдет, будут новые. И Адриана улыбалась будущему, тревожась за настоящее. Но никто не должен понимать ее счастливой улыбки. Расставание – счастье для влюбленных, замурованное в трагическую память.
А Мэри прагматично думала: «Спасибо тебе, девочка, что смогла расшевелить Эрнеста на большую работу. Я постараюсь, чтобы без тебя его пыл не угас. У вас впереди еще десять дней для встреч. А у меня с ним жизнь, до конца моих дней».
Мэри считала нужным говорить с Адрианой мягко, по-матерински. Хемингуэй все равно ничего толкового не скажет. Он препарирует сейчас Адриану в своих мозгах на атомы честности, самопожертвования, влюбленности, совести и прочей высокой ерунды составляющих, как говорят философы, качественную сторону человека. Вон, как он на нее смотрит! Какое качество Адрианы сейчас анализирует? Внутреннее или внешнее? Впрочем, это уже не важно.
–Как здоровье вашей мамы? – По привычке спросила о постороннем Мэри. Больше Дора ее пока не интересовала.
–Весной ей всегда лучше. Она хочет пригласить вас в гости.
–Очень мило. Эрни, у нас будет время посетить Иванчичей?
–Да. – Коротко отозвался Хемингуэй.
–Адриана, милая, мы тебе скажем, когда сможем придти к вам. Эрни занят новым романом. У нас мало времени, а друзей много и каждый считает обязанным с нами попрощаться.
–Только обязательно попрощайтесь с мамой. Она и все мы очень вас ждем.
Подошел Ренато и сообщил:
–Адриана, сейчас и вам будет подано.
Хемингуэй пристально вглядывался в него, перевел взгляд на Адриану. И вдруг не сказал, почти приказал Корради:
–Сядь с нами! – Получилось грубо, не так как несколько минут назад.
Если тогда он присел за стол по приглашению старого товарища, с шуткой, то теперь метрдотель чувствовал себя оскорбленным, что он выразил вежливым отказом:
–Не могу. Вы знаете мои принципы.
–К чертовой матери твои принципы и твое начальство! Садись и налей нам мартини. Ты уже нарушил свои принципы!
–Я сяду и налью вам. – Оскорбился Ренато Корради и Хемингуэй понял, что в отношении него он слишком резок. Метрдотель, пока стоя, налил в бокалы вина и остался стоять на месте.
–Прости меня, старина. – Медленно, хрипловатым голосом произнес Хемингуэй. – Я не хотел тебя обидеть. Но, если ты не сядешь, я больше к тебе никогда в ресторан не зайду.
–Эрни! Что за выражения. Тебя могут услышать. – Возмущенно произнесла Мэри. – Извинись перед синьором Корради, он твой друг. Как можно?…
Адриана с недоумением смотрела на Хемингуэя. Таким она его еще не видела. С ней он всегда был ласков. Чтобы ей приказать? Нет! Никогда! Она не могла понять вспышки Хемингуэя и решила тоже вмешаться:
–Папа. Что с вами? – При Мэри она никак не могла назвать его на "ты". – Ренато всем друг.
–Знаю. – Смягчился Хемингуэй. – Старина, сейчас ты перестанешь обижаться на меня. Садись и налей себе рюмочку.
Ренато понял, что сейчас на свои принципы надо действительно наплевать. У Хемингуэя что-то серьезное. Он сел на стул и молча налил себе фужер мартини и, подчеркивающее-выжидательно, стал ждать.
–Старина, мне очень нравится твое имя. Хочу его у тебя позаимствовать. Не возражаешь?
Корради молча пожал плечами. Он пока не понимал смысл разговора Хемингуэя. Но писатель часто говорил загадками, надо время, чтобы их понять.
–Мне очень нравится твое имя. – Снова повторил Хемингуэй. – Хочу его увековечить. Отдашь его мне?
Наконец метрдотель раскрыл рот.
–А зачем? Мое имя нельзя у меня отнять.
–Не бойся. Ты останешься с ним. Я так люблю тебя старина, что в честь тебя хочу назвать свою героиню. Только скажи, можно твое имя дать женщине?
Ренато улыбнулся. Он простил Хемингуэя сразу же после первых его слов. И вообще, несмотря на свою сухость в обращении с клиентами, он был отходчивым и добрым человеком.
–Да. В Италии Рената является женским именем. Как Адриана, мужским. – Он посмотрел на нее. Кажется, Ренато Корради уловил смысл вопроса Хемингуэя. – Но зачем тебе такое имя?
–Ты мне нравишься, Ренато. Я не забыл фронтовой дружбы и оставлю о тебе память в женском образе. Она будет сегодняшней и останется, как тот день, в семнадцатом.
–Спасибо, Эрнест. За это можно и выпить.