Взлёт и падение. Книга вторая. Падение

– Шуточки у вас! Так и инфаркт недолго получить, – просветлел техник и заорал: – Сторож, твою мать, ты опять пьяный? Иди сюда!

Шашлыки из баранины были великолепны. До темноты купались в реке. Выпивали по рюмке, закусывали и снова бросались в воду. Последнюю бутылку допивали уже при мерцающем свете костра. Курили, шутили, смеялись, рассказывали анекдоты.

– Всё-таки бывают и в нашей бродячей жизни хорошие моменты, – мечтательно произнёс Митрошкин, вытягиваясь на траве. – Даже не верится: тихая летняя ночь, нежный плеск воды, запах костра, звёзды над головой, пение соловья. Как мы отвыкли от всего этого в своих городах! Ах, ребята! И жить хочется, и летать хочется! И ни о чём плохом не хочется думать.

– Отлетаемся скоро, – бросил окурок в костёр Долголетов. – С каждым годом дела всё хуже.

– Если бы не дефолт – ничего, – сказал председатель. – Только начинали чуть-чуть из дерьма выбираться, как опять туда же. Просто удивительно, как люди выживают?

– Наверно только наш народ на такое способен, – ответил Григорий. – И выживает, не благодаря, а вопреки нашим правителям. Уж этим славна Россия.

– Да, какой ещё народ позволит над собой так издеваться?

– Не оттого ли и сбегаются всякие авантюристы устраивать над ним свои эксперименты, что он терпелив? Представь такое во Франции или Германии?

– Хватит вам о политике, – агроном разлил остаток водки, – давайте просто за жизнь выпьем! И по домам! Время – три часа.

– Хороший тост! – оживился Кутузов, не принимавший участия в разговоре. – Грех не выпить. За жизнь!

В гостиницу они вернулись, когда начало светать.

– Ну, отсыпайтесь, – пожал всем руки председатель. – Завтра я сам вас на аэродром отвезу. Во сколько подъехать?

– К двенадцати будет нормально.

Утром встали поздно, позавтракали холодным шашлыком, оставшимся от вчерашней трапезы.

– Как самочувствие, Алексей Иваныч? – спросил Долголетов. – Голова не болит?

– Кость же! – постучал тот себя по лбу. – Чего ей болеть? Да с такой-то закуской.

– Ну, тогда вперёд. Вон и машина подкатила.

– Сколько мы налетали? – уже в воздухе спросил Григорий второго пилота.

– Двадцать шесть часов, – ответил тот. – Мало?

– Это ничто, если сравнить с тем, что раньше в эти месяцы эскадрилья налётывала тысячи часов. Месяцами дома не жили.

– Так, то было раньше.

Через час Митрошкин повёл самолёт на посадку.

– Вот и вся химия в этом году! – вздохнул он, выключив двигатель.

––

Эдуард второй месяц летал с левого пилотского сидения в качестве командира-стажёра. Как ни странно, но на Ту-154М не хватало лётчиков даже сейчас, когда многие компании (а их в России развелось более 400) совсем не летали, а только числились на бумаге. Ну что это, скажите, за компания, если она имеет всего 2-3 или даже один старый самолёт Ан-24, который сжигает на перевозку одного пассажира столько топлива, что этого пассажира можно в этом топливе выкупать, как в бассейне? Конечно, такие компании обречены. И пока такие самолёты, как правило, частные способны были с горем пополам подниматься в воздух, их эксплуатировали, не вкладывая в них ни копейки. И они стали падать. Где-то в районе Краснодара у одного отвалилось хвостовое оперение, и он загремел с пяти тысяч, убив более 40 человек. Через некоторое время упал ещё один…

С каждой такой катастрофой пресса раздувала неимоверный шум, что все самолёты наши самые старые в мире и летать на них нельзя. Да, на некоторых и нельзя. Но что не сделаешь ради денег. И делали, подставляя экипажи и пассажиров. Дикий капитализм, что ж тут взять. Но от такого резонанса страдали и честные перевозчики.

Что взять с корреспондента, написавшего, например, что все Ту-154 у нас тоже старые. Старый конь борозды не портит. Летают же в некоторых отнюдь не бедных странах ещё военные СИ-47. И ничего. А падают даже новейшие самолёты. Да в той же Америке, сколько Боингов попадало? Новых. Техника отказывает гораздо реже, а вот человеческий фактор подводит гораздо чаще. Последний пример: в Кении после взлёта упал новейший Б-737, налетавший всего… 200 часов, унеся жизни более 100 человек. Не в этом конечно дело. Но мы отвлеклись.

Обстановка в России с авиацией складывалась таким образом, что в некоторых компаниях образовалась хроническая нехватка лётчиков, а в иных они месяцами сидели без дела. В крупных компаниях, которые, несмотря ни на что, ещё летали, лётчиков постепенно стало не хватать. Старые пилоты уходили на пенсию, других списывали по состоянию здоровья, третьи увольнялись сами, найдя хорошо оплачиваемое место в коммерческих структурах. Особенно много пилотов начали увольняться после того, как их пенсии уравняли с пенсией уборщицы. А лётные училища почти перестали выпускать лётчиков.

Примерно так же обстояли дела и в Бронске. Молодёжь с самолётов Ан-2, Ан-28 и Ан-24 уходила сама из-за отсутствия перспективы ввода в строй и переучивания – не хватало налёта. На переучивание брали только с определённым стажем и налётом на ранее освоенном типе. Но где взять налёт, если почти перестали летать? В итоге, вроде и есть лётчики, но на Ту-154 их переучивать нельзя. И поэтому Литвинов был рад каждому пилоту Ту-154, которые всё чаще просились к нему из других обанкротившихся компаний. А Ту-154 в Бронске – ещё довольно новые машины – летали. И даже увеличивали налёт.

– Знаешь, Эдик, – сказала как-то вечером Ольга, – мне пришла в голову одна мысль.

– Поделись? Облегчи душу.

– Не смейся. Через два года дочери в школу и хотелось бы, чтобы она начала учиться в Москве.

– Не понял.

– Ну, ведь квартира у нас там есть, я работой обеспечена. А тебя, я думаю, могли бы взять в Шереметьево.

– Но это твоя квартира.

– Ты боишься, что я тебя выгоню? – улыбнулась Ольга.

– Только попробуй!

– Продали бы твою квартиру здесь, я продала бы свою, и купили бы что-нибудь более вместительное. Например, двухкомнатную. У тебя ведь здесь нет родственников, как и у меня, так что нас ничего не держит.

Эдуард задумался. Ему и в голову не приходило покидать эту компанию, где его научили летать, где ему, когда были семейные неурядицы с Элеонорой, и он сорвался от отчаянья и запил, как говорят, по чёрному, поверили, не оттолкнули. Здесь ему всё знакомо. А в Москве придётся начинать с нуля. Впрочем, почему с нуля? Он слышал, там берут командиров из других предприятий, но только вторыми пилотами. Так что же, ему снова садиться на правое кресло?

– Я слышала, – продолжала Ольга, – что у вашего Дунаева испортились отношения с руководством региона и под него, как у нас говорят, начали копать. Он хороший руководитель, но он вынужден будет уйти. И неизвестно, кто придёт и что будет с компанией. В Москве – там всё надёжнее.

– Да откуда ты всё это заешь? Пользуешься слухами? У нас таких слухов нет.

– Не забывай, я работаю в прессе. А у нас узнают все новости первыми. Даже слухи на стадии их зарождения. И ты понимаешь, есть какая-то дикая и непонятная закономерность. Хорошие слухи сбываются редко, а вот плохие – почти всегда. И если это применить к вашему Дунаеву…

– Просто не понимаю, за что его можно снять? Он столько сделал для компании! Работаем безаварийно, развиваемся стабильно. Даже зарплату повышаем.

– Снимают с должности не только за плохую работу.

– Что ты хочешь сказать?

– Если такого человека, как Дунаев, начнут травить, то он долго не выдержит и уйдёт сам. Я не раз видела его на совещаниях в городе, слышала его выступления. Человек умный, но как мне кажется, излишне гордый. А такие люди не могут в полной мере пользоваться дипломатией в отношениях с властью.

– Что-то я тебя не понял.

– Чего ж непонятного? Иной бы и терпел, а этот долго не сможет и пошлёт их чисто по русскому обычаю. А после этого будет вынужден уйти. Вот и всё.

– Да, пожалуй ты права. Зад лизать парень не рождён. Он и из управления из-за этого когда-то ушёл. Хотел тамошнее болото расшевелить, где там. Ну что ж, выберем другого кандидата, если уйдёт. Но лично мне будет жаль.

– Боюсь, что эпоха выборности заканчивается, – вздохнула Ольга. – Газеты буквально захлёбываются, что горбачёвская выборность при демократии себя не оправдала.