– Пе-ре-бёшь-ся! – по слогам произнёс Долголетов.
Понятливый председатель встал и направился к своему вездеходу. Обратно он вернулся с бутылкой водки и поставил её на стол.
– Вот, в Бронске купил. А ты чего ж не позаботился? – поглядел на агронома.
– Всё так быстро получилось, не успели, – оправдывался тот. – Да и денег в кассе нет.
– Традиций нельзя нарушать, – уже не возмущённо, а наставительно произнёс Кутузов. – Денег нет, но самогон-то есть. Сам говоришь, все гонят.
– Гонят, – улыбнулся председатель. – В тихую погоду вонь стоит по деревне. Ну, давайте с устатку. По сто грамм не помешает.
– Конечно, не помешает! – у Кутузова дёрнулся кадык, и рука потянулась к стакану.
Утром встали темно. Собственно была ещё ночь.
– Чёрт, где же нам врача искать в такую рань? – зачесался второй пилот.
– Сам распиши это дело, – подумав, разрешил Долголетов. – Действительно, три ночи.
– Рабочий день с нарушений начинаем, – проскрипел, зевая, Митрошкин. – Ай-ай-ай! Жалоб нет. Где расписаться?
Все расписались в тетради. За врача, исковеркав собственный почерк, расписался второй пилот. Поехали на аэродром. Кутузов запустил двигатель, а сторож так и не проснулся.
– Да не отдал ли он концы? – забеспокоился Митрошкин. – Пошевелите его.
Старика растормошили, и он открыл глаза явно не понимая, где находится.
– Дед, террористы не приходили? – спросили его.
– Чего? А, дождь? Нет, дождя не было. Не было дождя, говорю.
– Всё ясно. Отвезите его домой, пусть там спит.
Агроном приехал, когда они сделали уже около десяти вылетов.
– Сейчас ездил на поле, – объявил он, – эффект потрясающий. Почти сто процентов. Прошу вас, ребята, работать до упора, сколько можете, пока эти твари не сожрали наш урожай.
– Конечно, – кивнул Долголетов, – нас трое и потому можем летать двенадцать часов. Послезавтра и закончим.
Погода стояла жаркая и тихая, ближе к полудню насекомые поднялись в воздух, стали на крыло, как сказал агроном и снова после каждого полёта рабочий лез на самолёт отмывать стёкла. Митрошкин сидел в кабине в одних трусах, и было странно его видеть в таком виде в кабине самолёта. После двух-трёх полётов он выходил и обливался холодной водой из ведра, отфыркиваясь, словно лошадь.
– Что мне нравится на химии, так это полная свобода, – говорил при этом. – Тут я сам себе хозяин. На базе вот так не полетаешь.
– Это точно! – вторил ему Кутузов. – На химии – милое дело, если работа хорошо поставлена. Ну и досуг, конечно. Жаль, химии почти нет сейчас. Эх, какие времена были!
– Какой досуг ты имеешь в виду? Химия – это тяжёлая работа и тут не база отдыха.
– Какой досуг? – ощерился техник. – Известно какой. Чтоб всё, как у людей было, чтобы традиций не нарушали.
– Понятно. Надо полагать, ты имеешь в виду, чтобы в холодильнике всегда стояла холодная водка? Уф, хорошо!
– Это первым делом! – снова расцвёл в улыбке Кутузов. – После трудов тяжких очень полезно.
Работу закончили поздно вечером. Приехал агроном и вместе с ним из машины вышел, покачиваясь, мужчина средних лет.
– Вот, – сказал, – молодого сторожа вам привёз.
Мужик стоял, озираясь вокруг. Его повело в сторону, и он схватился за дверцу машины. Кутузов почесал репу.
– Он же пьяный в стельку!
– А где же вечером трезвого взять? Они с утра пить начинают. Да это ещё не пьяный.
– Расписаться-то сможешь? – обратился к мужику техник.
– Не, – замычал тот, – расписываться я нигде не буду. Не…
– Чёрт с тобой! – махнул Кутузов рукой, пряча тетрадь. – Иди вон, – кивнул на будку, – спи. Смотри, чтобы тебя не украли.
– Вы это, утром похмелиться привезите, – пробормотал «сторож» и, качаясь, направился к будке.
Через день с саранчой было покончено. Отдельные особи ещё летали, но они уже не представляли опасности.
– Что бы мы делали без авиации? – сказал председатель, подписывая документы. – Спасибо вам, ребята.
– Спасибо в карман не положишь и в рот не нальёшь, – ответил Кутузов.
– А шашлыки уже готовы, – улыбнулся агроном. – Сейчас поедем на природу, к берегу реки. Такое дело не грех отметить, – подмигнул он.
– Нет, мы, наверное, откажемся? – сказал Григорий и посмотрел на Митрошкина, а затем на часы. – Время есть, ещё домой улететь успеем.
Кутузов испуганно взглянул на командира.
– Домой? – воскликнул он. – Никак нельзя! Нельзя!
– Это почему?
– Материальную часть нужно перед перелётом осмотреть, самолёт помыть, вещи загрузить. Нет, домой никак нельзя.
– А что? – принял игру Митрошкин. – Сейчас всё быстро загрузим, заправимся – и на взлёт. До захода солнца ещё четыре часа.
– Да вы что? – взвыл Кутузов. Лицо его выражало крайнюю степень возмущения. – Не могу я на базу грязный самолёт пригнать.
– А вон, – кивнул на горизонт Митрошкин, – видишь тучи? Как раз на маршруте. Войдём в дождь и помоем твой самолёт.
– Вам в грозу нельзя летать, – не сдавался техник. Лицо его выражало неподдельное расстройство. – Да вы что, на самом деле? Дома семеро по лавкам? Завтра полетим.
– Не расстраивайся, Лёша! – успокоил его Григорий. – Завтра после обеда полетим. Уж и пошутить нельзя.