Взлёт и падение. Книга вторая. Падение

Взлёт и падение. Книга вторая. Падение
Валерий Гудошников

В романе описывается деятельность гражданской авиации времён перестройки и начала рыночных отношений. Некогда засекреченная отрасль, показывающая только свои парадные подъезды, перестала быть таковой, а некогда единый "Аэрофлот" с неимоверной лёгкостью стал разваливаться на сотни компаний, порой небезопасных. Об одной такой республиканской кампании "БАЛ", о её взлёте и падении в эти непростые годы и повествует роман.

Имена персонажей романа изменены. И если кто-то обнаружил в них себя, то, скорее всего, это случайное совпадение. Все фото и рисунки, присутствующие в книге, сделаны автором.

Валерий Гудошников

Взлёт и падение. Книга вторая. Падение

КНИГА ВТОРАЯ

П А Д Е Н И Е

Роман о буднях гражданской авиации времён

перестройки и рыночных отношений

глава 1. Дефолт

Только начали жить, а тут снова удар

И за рубль бьют сегодня по роже,

Вроде те же рубли и всё тот же товар, -

Только всё несравненно дороже.

Жестоко, безжалостно, беспощадно по объёму работ авиация была отброшена в далёкие пятидесятые годы прошлого века, когда в стране ещё кое-где тлели угли самой кровавой войны в истории человечества. Туда была отброшена вся экономика России. Встали почти все заводы, шахты, фабрики, когда-то неустанно работавшие в три смены. Тысячами разорялись индивидуальные предприниматели и мелкие частные предприятия. Трагедии, боль, слёзы, инфаркты и даже самоубийства. Разорялись банки, но на их обломках возникали новые. Тысячи разъяренных обманутых вкладчиков штурмовали офисы «МММ» известного афериста Сергея Мавроди, «СЕЛЕНГА», «ЧАРЫ», «ХОПЁР-ИНВЕСТА» и других банков, некоторые руководители которых просто сбежали за границу.

С новой силой разгорелась гражданская война в Чечне.

С экранов телевизоров политики о сложившейся обстановке мямлили что-то маловразумительное в стиле известного газового магната премьера Черномырдина, который прославился тем, что умел сказать так, что и сам потом не мог понять, что же он сказал. Но, по крайней мере, люди смеялись, слушая его, от души, а не горько, как, например, глядя на дирижирующего в Германии оркестром пьяного Ельцина.

Абсолютно недееспособный от постоянных загулов и не вылезающий из ЦКБ президент, вообще молчал. Рейтинг его упал до минимального уровня. Тем не менее, его подлечили и полуживого начали возить по стране и проталкивать на выборы на второй срок. Первый тур он проиграл. Народ его больше не хотел. Возникла угроза возврата к власти коммунистов. Новая, разжиревшая на экономическом беспределе, продажная и беспринципная элита этого допустить не могла. Ведь коммунисты весьма известные мастера по экспроприации экспроприаторов. Награбленного имущества можно было лишиться в одночасье. Да хорошо, если только имущества.

Не могли этого допустить и западные «демократии». Им, особенно «другу Биллу» Ельцин был выгоден тем, что при нём можно было беззастенчиво, прикрываясь высокими идеалами демократии, грабить Россию с её неисчерпаемыми природными ресурсами. Достаточно вспомнить только одну сделку Гор-Черномырдин по оружейному урану. И поэтому денег для выборов не жалели ни те, ни другие. Второй тур Ельцин выиграл. Вернее, ему его выиграли. По некоторым данным за него фактически проголосовало не более 4 процентов. Да по логике вещей так оно и должно было быть. Это не 99,9%, как в добрые советские времена.

Ах, крайности, крайности! Куда вы ведёте Россию?

На инагурации, положив безвольную руку на конституцию, повторно «испечённый» президент невразумительно промямлил несколько минут, а затем снова исчез в недрах элитной клиники. Дикий капитализм в России был спасён, и угроза реставрации коммунизма миновала. А потом грянул дефолт.

––

– Все знают, что локоть языком не достать, но 75% всё же пытаются это сделать, – медленно говорил на очередном разборе командир отряда ПАНХ Токарев. – Видит бог, мы испробовали всё, чтобы выжить, но обстоятельства оказались сильнее нас. Пытаться доставать локоть языком мы не будем. Дефолт припёр нас к стенке, и я с болью в сердце должен сказать вам, что больше не вижу перспектив нашего движения вперёд.

Токарев с трудом произнёс эти слова и замолчал. Он извлёк из кармана платок, вытер вспотевший лоб и оглядел зал, хранящий гробовое молчание. С затаённым испугом на него глядели совсем ещё молодые лётчики, вчерашние выпускники училищ. Они только успели пройти наземную подготовку и ещё не начали летать. С не меньшим испугом смотрели и уже опытные вторые пилоты, которых ещё несколько месяцев назад планировали на ввод в строй в качестве командиров самолётов. Менее заметно отражалась речь командира отряда на лицах привыкших ко всему опытных командиров самолётов и командиров звеньев.

– Россия умеет находить выход из самых трудных положений, – продолжал Токарев, – но она славна ещё большим умением находить туда вход. Этот вход нашли наши бездарные политики, и я не уверен, что на этот раз найдётся быстрый выход. Обстановка в стране и отряде вам известна. Мы практически встали. Если раньше нам не хватало 50 самолётов Ан-2 для работы, то сейчас летают максимум 4-5 бортов. Заказчикам не по карману оплата наших работ, пассажирам не по карману стоимость наших билетов. Цены растут, и впереди я вижу только ухудшение нашего положения. Работы нам больше нет, коллеги. А нет работы – нет и зарплаты. Поэтому я с болью в сердце должен вам сказать: всех, кто найдёт где-то работу и… напишет рапорт на увольнение, я не буду удерживать. Просто не имею права.

– Ни фига себе! – не выдержал кто-то из молодых лётчиков. – Зачем же мы тогда учились? – растерянно произнёс он и беспомощно огляделся вокруг.

– Надо было на торгашей учиться, – зло произнёс командир самолёта Митрошкин. – Вон вся страна в торговлю ударилась.

– На банкира переучивайся, – невесело хихикнул кто-то, – будешь нас обирать.

– Если что будет у тебя брать безработного, – возразили ему.

– Это что же нам теперь зубы на полку?

– Безработный лётчик, да к тому же если ещё и бездомный! Звучит.

– Братцы, как же так? У меня же семья!

– Не у тебя одного.

Дождавшись, пока схлынут первые эмоции, Токарев продолжал:

– В виду сложившихся обстоятельств, принято решение о ликвидации одной эскадрильи Ан-2. Самолёты, отработавшие ресурс будут списаны, остальные законсервируют на длительное хранение. Возможно, часть самолётов будет продана. И последнее. Все пилоты, у кого есть соответствующий налёт на право переучивания на другие типы самолётов и вертолётов (хотя и там дела не блестящи) будут переучены по их желанию в нашем учебном центре.

– А у кого нет? – выкрикнул кто-то из зала.

На этот вопрос Токарев молча развёл руками.

– В грузчики без налёта берут, – мрачно подсказал какой-то юморист. – Или мойщиком самолётов. С лётным образованием сразу возьмут.

– Не возьмут, он же может самолёт угнать.

– Грузчик тоже может.

– Ну, тогда один путь: на рынок капустой торговать.

Уже сразу после разбора к Долголетову подошли несколько человек с рапортами на переучивание на самолёты Ан-24 и Ту-134. Другие принесли рапорты на увольнение. Некоторые не приняли никакого решения и ходили в раздумье. Трудно было решиться бросить то, к чему привык, что стало смыслом частью твоей жизни.

Григорий ставил на все рапорта одну визу: «Ходатайствую по существу». Взяв очередную бумагу, он поднял голову. Перед ним стоял прекрасный пилот, командир самолёта Лёва Муромцев.

– На какой тип, Лёва? – спросил он, разворачивая рапорт.

– Командир, я увольняюсь.

– Что? – привстал Григорий. – Ты хорошо подумал? У тебя налёт хватает на Ту-134.

– Знаю. Но я увольняюсь.

– Лёва, не пожалеешь? У тебя есть все предпосылки стать классным пилотом в тяжёлой авиации.

Григорию жаль было расставаться с этим грамотным, рассудительным и спокойным лётчиком. На него можно было положиться в любой обстановке. Чем-то отдалённо он напоминал ему Клёнова Жорку. Имел отличную технику пилотирования, быстро сдал на второй класс и готовился получить первый. Григорий планировал его на должность командира звена. Он отодвинул рапорт.

– Лёва, время пока терпит, я даю тебе срок подумать пару дней. Кстати, ты же ещё пенсию не заработал. Подумай об этом.