На изгибе небес

– Понял, командир.

– Корецкий!

– Слушаю, командир!

– Связывайся с базой, связывайся со всеми, с кем можешь. Передавай сигнал бедствия и текущие координаты. У нас есть какая-нибудь надежда на связь с СП?

– Никакой, командир, – ответил тот. – Если только их радист Москву не слушает от безделья.

Штурман дал новую поправку в курс и Кандыба развернул на него самолёт.

– Сколько топлива осталось, Ерёмкин?

– На час двадцать, если быть оптимистом, – ответил тот и вздохнул. – В Арктике безразлично, где подыхать, правее или левее трассы. Всё равно аборигены слопают.

– Не каркай прежде времени, кочегар, – покосился на него Жуков, – ещё не упали.

– Есть связь! – заорал вдруг Корецкий. – Есть связь с СП, командир! Они там футбол слушают. Сейчас включат привод.

– Удаление до СП 400 километров, – доложил штурман.

Все покосились на топливомеры, ясно осознавая, что бензина вряд ли хватит.

– Послушай, оптимист, – обратился штурман к Ерёмкину, – а бывает ли так, что топливомеры врут в пользу экипажа?

– Бывает и такое, но чаще – наоборот, – меланхолично ответил механик.

– Сергей, набирай высоту, – распорядился Кандыба. – Самолёт у нас пустой, горючего тоже почти нет, значит и расход меньше. Дотянем.

– А, может, выключим один двигатель? – предложил радист. – Экономия будет.

Ерёмкин посмотрел на него, как на прокажённого.

– Хоть убейте меня, мужики, я не пойму, где же мы летали? – снова запричитал штурман. – Две тыщи вёрст отмахали, а эта СП впереди оказалась.

– Не убивайся, разберёмся, – успокоил командир. – Сколько до СП?

– Триста пятьдесят, плюс-минус десять.

– Топливо, Ерёмкин?

– На сорок минут, плюс-минус пять.

– Хреново!

– Чего ж хорошего.

Минут десять летели молча. Каждый пытался осмыслить, что же произошло и не находил ответа. Неожиданно стала ухудшаться видимость. Набрали три тысячи метров.

– Ерёмкин, установи двигателям самый экономичный режим, какой сможешь. Мы будем снижаться по одному два метра в секунду. За счёт этого будет скорость.

Механик принялся двигать рычаги двигателей.

– Корецкий, сигнал бедствия на базе приняли?

– Приняли. Запрашивают, что случилось?

– Отвечай: сбились с курса по неизвестной причине, топливо на исходе. Пытаемся вернуться на СП.

– Понял.

– Штурман, удаление?

– Двести пятьдесят, – ответил Белоглазов и посмотрел вниз, словно пытаясь отыскать там знакомый ориентир.

Про топливо Кандыба уже не спрашивал, стрелки топливомеров болтались у самых нулей.

– Слышу позывные СП, – доложил штурман. – Есть пеленг! Курс – десять влево.

Снизились до двух километров и продолжали снижаться. Видимость ухудшалась. Зря говорят, что закона пакости нет. Вот он, в действии.

– Семёныч, может, площадку подберём и пойдём на вынужденную посадку? – предложил Жуков.

– Ни одной площадки подходящей внизу не вижу, – ответил Кандыба. – Пока её искать будем, сожжём последнее топливо. Нужно до СП тянуть.

Самолёт практически планировал на малом газе. Тяга двигателей была минимальна.

– Всем пристегнуться ремнями, скомандовал Кандыба. – Приготовиться к вынужденной посадке!

Стрелки топливомеров встали на нули, но двигатели, как ни странно, ещё работали. На стрелки эти теперь уже никто не смотрел, не было смысла, двигатели могли остановиться в любую минуту. И вот это мгновение настало…

– Падают обороты левого двигателя! – заорал Ерёмкин. – Температура и давление тоже падают!

– Левый двигатель зафлюгировать! – скомандовал Кандыба.

Механик мгновенно выполнил команду.

– Левый зафлюгирован!

– Кран кольцевания?

– Включён!

– Серёга, держи крен на правый борт градусов пять, чтобы остатки топлива перетекали к правому двигателю.

Правый двигатель продолжал работать. На одном двигателе машина пошла вниз ещё круче. Внизу были сплошные торосы.

– Беру управление на себя! – Кандыба чуть тряхнул штурвалом, показывая Жукову, что взял управление. Тот молча кивнул головой – понял.