На изгибе небес

– Будет сделано, – вскочил механик.

Скоро в кабину проникли аппетитные запахи разогреваемой тушёнки. Минут через десять Корецкий пригласил всех к столу.

– Повеселиться мы всегда готовы, – довольным голосом воскликнул штурман. – Угощай нас, светило полярной кулинарии.

Он привычно глянул на прибор курса – 190 градусов, точно на базу, снял наушники и вылез из кресла. За ним неуклюже, словно медведь из берлоги, полез из кабины Кандыба.

– А ты чего сидишь? – спросил Жукова.

– Должен же кто-то в кабине остаться.

– Оставь в кабину дверь открытой, чтобы приборы видеть и выходи, – разрешил командир.

– Да, да, – поддакнул Корецкий, – отсюда всё видно, только не забудь автопилот включить.

– Не подковыривай, не первый день замужем, – огрызнулся Серёга. – Полёт спокойный, курс точный.

– Да всё нормально будет, – заверил штурман, – первый раз что ли? Курс точный держим, поворотных точек нет. Бывало, по пять часов в кабину не заходили, а прилетали, куда надо. На материк же идём. Выйдем… куда-нибудь.

– Вот, вот, – хмыкнул Корецкий, – материков внизу много.

– Не умничай, – отрезал Белоглазов, – лучше за точками с тире следи. Выйдем, куда надо.

Расселись у сервированного стола. Ровно гудели моторы, в салон заглядывали скупые солнечные лучи, полёт был абсолютно спокоен. Но к пище не притрагивались.

– Ну что же, как говорится, закусим тем, что бог послал, – потянулся к тушёнке Кандыба.

– Не бог послал, а Ерёмкин, – поправил командира радист и плачущим голосом добавил: – Честно говоря, жрать-то не хочется. Туда летели – ели, обратно – опять есть заставляют. – Он поскрёб пятернёй загривок и повернулся к Ерёмкину. – Скажи, кочегар, ты канистру на СП заправил?

– Конечно, – удивлённо ответил тот. – Когда это забывали?

– Такого не припомню, – согласился Корецкий. – Но… где же она?

– Ах, вот от чего у дяди аппетита нет! – расплылся в улыбке механик. – Да здесь она, под чехлами лежит.

– Закрыл-то хорошо? – забеспокоился Жуков, – бывали случаи – открывалась.

– Проверить нужно, – заволновался вдруг и штурман.

Все выжидающе посмотрели на командира, который молча лениво жевал, не вступая в разговор.

– Тушёнка, надо вам сказать, старая попалась, – заныл и Ерёмкин, видя, что командир молчит, – не прожуёшь её до самой базы. Под такую на фронте завсегда по сто грамм давали.

И все опять посмотрели на командира. Неужели и сейчас намёк не понял, когда всё сказано открытым текстом?

– Войны давно нет, Ерёмкин, – поднял голову Кандыба. – Сам же говорил.

– А я вот и не был на ней, – с сожалением вздохнул Жуков.

– Ну, ты-то тут выпил спирта больше, чем весь наш полк, – парировал механик.

– Да ладно вам, дипломаты! – улыбнулся Кандыба.

– Но ты же сам, командир, сказал: закусим, чем бог послал. Закусим! – со значением поднял палец радист. – А бог послал не только тушёнку, но и… это самое…

– Ерёмкин, по 50 грамм всем для аппетита.

На столе мгновенно появились кружки. Механик приволок канистру и виртуозно разлил спирт.

– Развести или как? – суетливо осведомился он.

– Не надо продукт портить, от разведённого у меня изжога, – отмахнулся Корецкий. – За что пьём?

– За наш экипаж, – предложил Кандыба.

Все согласились и дружно проглотили огненную жидкость. Только Жуков задержался, глядя, как пьют другие, потом втянул голову в плечи, словно собирался прыгнуть в полярную полынью и, закатив глаза, быстро вылил в рот содержимое кружки.

– Ах! – выдохнул он. – Словно ежа проглотил. – Силён, чертяка!

Кандыба выпил свой спирт спокойно, словно воду.

– Вот это по командирски, – одобрил Корецкий. – Семёныч, не зря тебе героя дали.

На отсутствие аппетита уже никто не жаловался. От выпитого спирта и оттого, что летят домой, настроение стало приподнятым. Через шесть часов будут дома. Пока же самолёт висел над бескрайними арктическими просторами. Ровно и успокаивающе гудели моторы, полёт был спокоен, видимость – миллион на миллион. Правда, солнце скрылось в высотной дымке, но на это никто не обратил внимание. Перекусив, дружно закурили.

– Вот так и живём, – выдохнул дым Корецкий, – едим в самолёте, пьём в самолёте, спим в самолёте. Разве это жизнь?

– А ты иначе жить не сможешь, – повернулся к нему Жуков. – Привычка. Вон в отпуск на материк улетишь, а через две недели уже обратно тянет.

Все согласились, что это действительно так.

Как всегда в таких случаях стали вспоминать курьёзные случаи, каких в авиации предостаточно.

– Серёга, расскажи, как ты однажды голую задницу своего командира пассажирам показывал, – попросил Белоглазов второго пилота.

– Чего? – удивился Корецкий. – Заливайте, но меру знайте. Кто ж поверит? Вот ты, Ерёмкин, поверишь?

– Не поверю, но всё равно интересно. Рассказывай, трепло полярное.

– Давно это было, – начал Жуков. – Я тогда на материке летал вторым пилотом на Ан-2 после окончания училища. Командиром у меня был Миша Зудов, парень со странностями, закоренелый холостяк. Прилетели мы как-то в один райцентр, да и заторчали там из-за непогоды на несколько часов. Дали задержку и чтобы время скоротать пошли в местный универмаг. Ну и присмотрел там себе Зудов плавки, вспомнил, что скоро в отпуск. В Сочи он, помнится, собирался.

– Ну а при чём тут голая задница? – не выдержал Ерёмкин.

– Не перебивай! – отмахнулся Жуков. – Купил он эти плавки, а когда обратно летели, засомневался, не малы ли? И решил примерить.

На Ан-2 кабина тесная. Встал Зудов в проходе между сиденьями, снял брюки, потом эти самые, семейные. И только нагнулся, чтобы плавки одеть, я взял за его спиной, да и нажал ручку двери, что из кабины в салон вела. Словно бес меня попутал. Ну, дверь конечно открылась. Что уж там подумали пассажиры, не знаю, но когда по прилёту из самолёта выходили, то как-то странно на нас смотрели. Зудов дверь-то быстро захлопнул, видение это пару секунд продолжалось. Я же, едва сдерживая смех, сказал ему, что дверь, видимо, от болтанки открылась, такое бывает иногда.

– Да зачем же ты дверь-то открыл? – хихикая, спросил Корецкий. – Так пассажиров до инфаркта довести можно.