Свет небесный

Она и он нашли друг друга —
Любовь земная их свела,
Слила дыханье воедино
И по жизни провела

– Это что!? – встрепенулась она.

– Вы же сами попросили…

Настало время их покоя —
Они уснули навсегда;
Земля сошлась над головою,
Укрыв два любящих сердца…

– И все? – повернулась она к замолкшему Мухину.

– Концовка мне кажется символической, боюсь обидеть вас…

И на мягком одеяле,
Как символ вечности любви,
Два тополя сплелись ветвями,
Младенца скрыв в своей тени.

Она не подняла потупленного взгляда, но Леня не сомневался, каждое слово прочно заняло свое место в сердце девушки. Персидский кот прорвался сквозь кружево ее мировосприятия, накрепко вцепился в трепетную душу. Интуитивно воспринималась закономерность их нечаянного знакомства, а замысловатая беседа – не что иное как пышная крона, скрывающая неожиданно возникшую симпатию друг к другу. Для чего? С самого начала внештатному корреспонденту разговор представлялся мостиком к пониманию психологии людей, объединенных общей территорией и условиями проживания. Убедительная точка зрения, требующая подтверждения и развития.

– А этот Костя… не пытался за вами ухаживать? Вы девушка привлекательная во всех отношениях, не могли остаться незамеченной. Он парень видный?

– Ну, прямо! И он – так себе. Внешность обычная, а что внутри – никто не знает. Скрытный он, и мать приучал не выносить сор из избы, да разве от людей скроешься – все норовят покопаться в чужом белье.

– Вообще-то смысл жизни в любви, то есть в продолжении жизни. И стихи я написал по ксилографии Красаускаса «Бессмертие».

– Но смыслом может стать также ненависть – как антипод любви.

– Трудно поверить, чтобы из-за неприязни умерла Елена Витальевна. Никому не мешала… Ведь так? Отравилась алкогольным суррогатом.

– Конечно, можно допустить случайность, но вы ищите закономерность… А как объяснить падение Пендюхина с балкона? Кто-то зарезал Наталью Бунькову. Ничего общего.

– Не все погибли в один день, была последовательность.

– Если о последовательности… Пендюхин незадолго до своей гибели убил собаку Назаровского – это у своего соседа. – Татьяна увидела в глазах Мухина повышенный интерес. – Уже разбирался участковый, да все сошло с рук, ведь он ненормальный. Ненавидел все человечество и собаку зарезал, чтобы досадить. Это вам пример антипода любви.

Леня Мухин невольно загрустил. Он всегда жил мечтами о большой любви, но жизнь подсовывает пакости как единственный способ общения между людьми. В далеком небе прозвенели трели жаворонков – им не до человеческих разборок, спрячутся где-нибудь на пустыре.

– У Ефима Терентьевича остались родственники?

– Есть жена… дети. Ушла от него. Бабка что-то говорила, я не помню.

Солнечные лучи пронзили припорошенные снегом ветки надломленного дерева, холодная капля упала за воротник. Иная мелодия зазвучала в растревоженном мозгу внештатного корреспондента. Он представил двух собачек, повстречавшихся на талом снегу заброшенного пустыря. Они принюхиваются, доброжелательно помахивают хвостами и, убедившись в незлонамеренности друг к другу, мирно расстаются.

– Могу я к вам обратиться как-нибудь еще? – как бы издалека донесся его голос, сливаясь с птичьей симфонией.

– Как хотите, – опечалилась девушка.

Напрасно я поверил, – подумалось Лене Мухину. Он не пытался объяснить себе, с какой стати возникла мысль, ничего не имеющая общего с первоначальной целью беседы. Девушка понравилась, и в душе его затеплилось, но ее безразличную фразу не стереть из памяти. Хуже того, она имела основание – это уж впечатлительный корреспондент знал наверняка. Тонкое кружево пришло в негодность. Сейчас нечего рассчитывать на девичье внимание, но открылись другие горизонты, и Леня Мухин улыбался. Молодость и весна вносили коррективы в настроение.

И знакомство?

Общение с очаровательной девушкой повлияло на Леню Мухина магическим образом. Мировое пространство обрело для него вполне определенные границы дворового пространства с притягательным центром – Татьяной. И как он не удалялся от указанных границ, сила притяжения возвращала его к мыслям о возможном сотрудничестве. Ничего удивительного, если к вечеру он снова оказался вблизи ее проживания, а именно – у ларька, перед гостеприимным окошечком которого отдал концы Ефим Терентьевич.

Наручные часы указывали около девяти, и двор плотно окутали сумерки, оставляя клочок маленькой территории, освещенной тусклой лампочкой под козырьком коммерческого киоска. На желаемую встречу рассчитывать не приходилось, но появилась возможность без свидетелей познакомиться с окружающей обстановкой – ощутить на себе ночную жизнь двора. Правда, зря он прихватил с собой кейс с бумагами. Как-то получилось механически – подумал о предполагаемой беседе с Татьяной и возможности показать опубликованные в прессе материалы о событиях во дворе.

– Бренди! – сунул он две сторублевки в суховатую ладонь невидимой женщины.

Купил бутылку и долго ее рассматривал, неуклюже переминаясь с ноги на ногу. И что с ней делать? Ну, был импульс, и все. Показалось, таким образом его присутствие здесь будет выглядеть более естественным, и, возможно, найдутся ответы на многие вопросы. Поэтому у Блока звучит: «In vino veritas!». Романтическое губошлепство. Надо быстрее спрятать в кейс.

– Что, сбрендил!? – пискнул голос за спиной. – Ха-ха, он не знает, что делать.

Повернулся. И – нате! Перед ним пестрое пятно разновозрастной компании во главе с высоким крепким пареньком. Почему-то лидерство часто воспринимается с непокрытой кудлатой головой и руками, скрывающими в карманах куртки неопровержимый аргумент. Глядя на внешнюю расхлябанность, запросто можно предположить их причастность к смерти Казакевича. В маленькое окошечко просунулась голова продавщицы.

– Петька, я о чем просила… к покупателям не приставай, отгоняй хулиганов.

По всей вероятности, у них существовал негласный договор, а дармовая охрана магазинчика дает возможность приобретения бесплатной водки и очень даже спорное право диктовать свою волю.

– Откуда будешь? – прозвучал вялый вопрос, как если бы лидеру принадлежали все магазины в округе.

– Местный.

– Мы своих по запаху чуем.

– И что? Пришел к Сергею Петровичу, вот и заглянул в киоск.

– Ладно, пошли! Не наш трофей. – Парень покровительственно глянул на свое окружение, вытащил руку из кармана, жестом показывая направление. Сам не двинулся с места, а выразил недоумение: – И что это Петрович в рюмку полез…

– Вы всех знаете? – осмелел Мухин.

– Тебе то что! – проявил злые интонации писклявый голос.

– Интересуюсь историей смерти Ефима Терентьевича.

– Тебе чего надо!? – теперь уже начал злиться вожак. – Коньяк получил, вот и топай. А то – с удовольствием поможем.

Последняя фраза прозвучала с явной угрозой, под ехидные смешки приятелей, и Леня не очень обдумывал сомнительное обещание. Фортуна благоволила ему, и он возомнил себя великим актером, способным перевоплощаться в человека разного пошиба, находить общий язык с любым изгоем, отторгнутым современным обществом.

– А что! Заодно по батному поботкам, – развязно прошамкал он, вживаясь в придуманную роль.

– Чего-о? – растерялся не слишком осведомленный в блатном жаргоне вожак.

– Не прочь поговорить, – поспешил поправиться Леня.