Башни витаров

– Мой. Просто я… не живу.

Непонятный ответ совсем не понравился гостям. Они переглянулись, и Тимша решительно спросил, старательно не замечая выразительного взора Синигира:

– Как же – не живешь? Ты что – призрак?

Синигир пихнул товарища под столом, но было поздно. Мур посмотрел тяжело – Тимша невольно поежился.

Но ответ углежога прозвучал совсем не страшно:

– — Ну, хвала небу, все не так уж плохо.

Путешественники про себя облегченно вздохнули: все-таки место было не самое приятное, а Мур – человек странноватый… хорошо, что не более того.

Мур же продолжал:

– Хотя и в этих твоих словах, юный зверолов, есть доля истины.

Вздох облегчения застрял у товарищей в горле. Повисла гнетущая тишина. Тимша не сводил расширенных глаз с хозяина, который внимательно следил за игрой пламени камина.

– Когда мы приехали в деревню, подумали, что жилища, похожие на норы, – дома углежогов. А оказалось, углежоги имеют такие просторные хоромы, – несмело нарушил молчание Тимша, которого распирало любопытство – на языке у него вертелось множество вопросов.

– То, что вы видели – место нашего отдыха. Я ведь говорил: когда жжем лес, нельзя отлучаться. Мы по очереди отдыхаем от работы в этих лачугах.

– Так ты все время проводишь там, поэтому сказал, что не живешь здесь? – уточнил Синигир и, наконец-то расслабившись, принялся пить молоко и есть сыр.

– Да, дома я, словно гость, редко бываю, – кивнул углежог.

– А что ты имел в виду, когда говорил … – начал было пришедший в себя Тимша, но, поймав взгляд охотника, умолк на полуслове.

Мур отчего-то тяжко вздохнул и поднялся:

– Пожалуй, пора спать. Вы утомились от долгого пути. Поговорим завтра.

Он показал на кровать и лавки:

– Устраивайтесь, где вам удобно. Доброй ночи.

Затем, немного помедлив у двери, спросил:

– Может, что-то еще?

– Нет, все прекрасно, – заверил Тимша, косясь на своего спутника.

Мур почти затворил за собой дверь, когда Синигир вдруг остановил его:

– Прости, Мур, а нельзя ли где-то помыться?

Просьба не удивила хозяина, даже словно бы обрадовала

– Да, конечно, – с готовностью отозвался он, – но придется немного подождать: я проверю, нагрелась ли вода.

Когда Мур ушел, Тимша повернулся к товарищу и в недоумении уставился на него, ожидая пояснений. Но поскольку Синигир уютно уселся в кресло, вытянув длинные ноги в знаменитых расшитых сапогах с волчьими хвостами к огню, и закрыл глаза, не проявляя желания общаться, зверолов не выдержал:

– Помыться?!

– Что-то не так?

– Помыться? – повторил зверолов возмущенно.

– Если не хочешь – не мойся.

– Ладно, ты все равно толком не объяснишь, зачем так делаешь, но ты же сам говорил: что-то тут не то. И смотрел на меня, словно барс. И слова не давал сказать.

– О, да! И ты послушно молчал. Из тебя просто слова нельзя было вытянуть! Только причем же здесь мое желание помыться?

– Как ты можешь думать о пустяках? Нам надо поговорить, – Тимша старался говорить убедительно, и потому решил не обращать внимания на насмешки.

– А чистыми мы поговорить не сможем? – Синигира, похоже, почти забавляла горячность юноши.

Ответить зверолов не успел: хозяин пригласил путешественников спуститься.

– Ты уверен, что нам надо идти? – спросил Тимша, впрочем, оказавшись у двери впереди Синигира.

Охотник усмехнулся: наконец этот самоуверенный мальчишка хоть таким образом спросил совета.

– Конечно, не уверен. Но желание помыться сильнее, – заявил он, доставая из дорожного мешка белоснежную рубашку.

– Ох, не понимаю я тебя, – фыркнул Тимша, выходя из комнаты.

Синигир подумал мгновение, затем достал вторую рубашку.

Внизу Мур показал товарищам на дверь, совсем незаметную, находящуюся слева от входа и совершенно слившуюся со стеной.

– Прошу!

– Ого! – сказал впечатлительный Тимша, входя в помещение.

Комната оказалась большой, красиво отделанной синей плиткой и цветным стеклом. От воды в огромной емкости, встроенной в пол, шел пар.

– Да здесь целое озеро! Я такого никогда не видел! – восхитился юноша.

Он прыгнул в воду и по-детски восторженно закричал:

– Горячая! Никогда так не купался!

– А как же ты моешься? – спросил озадаченно Синигир.

Тимша с искренним сожалением произнес: