– Мы не ищем легких путей. Дороги находят нас сами. Этому мы учились у вас, у землян! – Чужой склонил голову. – Меня зовут Кеннек.
– Фридрих фон Шлиссенбург.
Но тут из внезапно открывшихся овальных дверей навстречу беженцам вышел офицер в парадной белой форме. Улыбка его не предвещала ничего хорошего:
– Так-так! Душевный союз. Спелись, значит. А на Землеелмезе вы друг друга на костре бы сожгли. С песнями и плясками. Вот ты, Кеннек, ты понимаешь, что твое проникновение в Залы Ожидания, безусловно, было официально зарегистрировано, и сейчас ты, согласно «Уложению о методике перевоспитания и наказания», являешься лицом особо опасным, приравнивающимся к экстремистам. Да ты просто здесь и останешься – это в лучшем случае. А в худшем – я лично передам тебя парням вашей разведки. Ведь это именно на твоем эсминце бежали особо опасные преступники, не так ли?
Чужой схватился за файер и пальнул. Но дежурный офицер лишь театрально рассмеялся.
Значит, они позволили Кеннеку войти, чтобы взять его с поличным на месте преступления, а оружие зарядили какими-нибудь нейтрализующими электро- или радиоволнами. Осознав это, Фридрих побагровел.
Все трое понимали, что после трехминутной демонстрации блокировки воли, барон еще пару часов и мухи не обидет, и это выводило майора из себя. Весь этот спектакль, битва интеллектов – она просто бесила своей математической мертвой красотой. В этой игре не было самого важного: чувств, эмоций.
Кеннек ринулся было в рукопашную, но офицер выхватил парализатор и шмальнул Чужому в ногу. Бес всхлипнул, схватился за бедро и упал.
Охранник всем своим видом выражал торжество разума над душевностью низших рас.
Фридрих поймал себя на мысли, что, наверное, так же смотрелся, когда год назад выступал за депортацию из Баварии алжирцев. Ему стало стыдно. Но больше всего фон Шлиссенбурга мучила его собственная беспомощность. И то, что в этой схватке его участие никем и никак не рассматривается.
Офицер в белом даже не повернул головы в сторону барона, когда тот, сжав в отчаянии зубы, кинулся было вперед, но оступился и грохнулся, отбивая правый бок.
– Сдается мне: что-то упало. – офицер явно издевался над заключенными, так же, как и тюремный компьютер.
В этом было что-то странное, неестественное, неправильное.
Граждане не понимают чувств, они не могут злорадствовать, потому что не понимают ни радости, ни ярости. А этот страж порядка, похоже, успел понахвататься у заключенных циничности и снобизму.
– Выпускник Высшей Летной Школы был с позором выгнан прямо после сдачи государственных экзаменов. – офицер ухмылялся, глядя на поверженных беглецов. – Потеря лейтенантских нашивок закончилась для бедняжки еще и потерей разума, и ослаблением контроля над собственными мыслями. Проникнув в Имперскую Залу Ожиданий, сумасшедший Чужой умышленно взорвал защитную капсулу, после чего схватился за оголенные провода, которые, естественно, находились под напряжением. Весь мир содрогнулся от яркой и нелепой смерти.
Кеннек перестал скулить, точно побитый щенок и рывком поднялся на ноги, скривившись от боли:
– Брешешь! Нас пишут видеокамеры!
– Конечно. – и офицер отступил на шаг назад. – Но ведь это граждане сохраняют или стирают файлы. А еще они их слегка ретушируют.
– Вай, слушай, как хорошо говоришь! Я тебя записал, но, слушай, дорогой, скажи это еще раз, я хочу выложить диалоги в вечерних новостях, а ты, мой яхонтовый, запинаешься! – из-за поворота выкатилось существо более всего похожее на ходячую копну, на ком шерсти, из-под которого не было видно ничего, кроме пытливых круглых глаз. В руках он сжимал предмет, смутно походивший на видеокамеру. Это был типичный альфодролль. От соплеменников он отличался странной сообразительностью и быстротой речи. А еще у него была необычная, цветная, а не монотонная расцветка шерсти, словно на него, на бурого, вылили в трех местах красную, синюю и зеленую краски.
– Это кто здесь такой умный?! – возмутился офицер.
– Твоя совесть! – отрезал ямал.
Парализатор тут же был наведен на пришельца:
– Это дом неожиданных встреч какой-то, а не Залы Ожиданий! – усмехнулся охранник и нажал на гашетку.
Но тут фон Шлиссенбург метнулся на врага, выбивая у него из рук оружие. Раздался выстрел. Луч метнулся вверх, отразился от потолка и врезался в стену, растекаясь по нему разбитой ампулой с сывороткой.
– Слушай, какие страсти тут кипят, какое торжество дикой, я бы сказал, первобытной природы! – альфодролль просто сиял от торжества. – Не сюжет – персик!
– Ах, вот значит как! – злобно прошипел офицер в белом мундире. – Значит, ты, Кеннек, не освобождать политзаключенных сюда явился, а снимать компромат на систему правосудия в нашей империи! Ну, держись!
Охранник хотел было выхватить уже боевой файер, а не выбитую у него до этого пародию на настоящее оружие, но Фридрих сдавил врага в объятиях, не давая тому пошевелиться.
– Смотри сюда! – радостно визжал цветной ямал. – Вах, джигиты! Кумысу всем, айрану, и три дня выходных!
– Клоуны! – шипел офицер.
– От ряженого слышу. – проворчал в ответ Кеннек, который дохромал до места схватки сорвал файер с плеча стража. – Мое почтение. Гран мерси за игрушку. Она нам еще пригодится!
– Передавай привет Ырккры! – злобно крикнул разоруженный офицер. – Тревога! Проникновение извне в Залы Ожиданий! Режим полной блокировки!
– Напряжение нарастает, да! – бесновался акрог с камерой. – Имперская охрана посылает вызов майору контрразведки королевства Чужих! Какая драматичная минута, какой слог!
– Да заткнет кто-нибудь эту моховую кочку! – заорал офицер, умудрившийся ударить согнутым коленом в пах фон Шлиссенбургу, вырваться из его цепких объятий, оттолкнуть Кеннека, и броситься наутек.
Вот только Чужой, падая, случайно нажал гашетку имперского файера, который все еще сжимал в руках. Звук выстрела был глухим и резким, необычным, потому что файеры стреляют лучами и в них нечему грохотать.
Офицер замер на месте, точно увидел привидение. На спине, вокруг появившейся обугленной дыры появилось красное пятно. Через секунду охранник упал.
Взвыла сигнализация, заглушившая удивленный вскрик ямала:
– Упс! Настоящее убийство в документальной съемке с места события. О-о!!!
– Что теперь? – фон Шлиссенбург с трудом поднялся на ноги, протягивая руку Кеннеку.
– Ну, ты спросил! – прокомментировал альфодролль. – Вы задержаны при попытке к бегству, убили офицера и не знаете, как отсюда выбраться? Вах, слушай, я в три года знал, как незаметно сбежать из сарая, куда меня запирали в наказание, да!
– Ты, вообще, откуда взялся? – Чужой подозрительно оглядел акрога, не спуская пальца с гашетки. – Слишком ты умен для альфодроллей. Уж не оборотень ли ты?
– Точно! – ямал излучал добродушие. – Заметь: без погон. Их на меня лепить некуда!
Акрог, по видимому, отключил свою видеокамеру, потому что перестал сжимать ее в руках и небрежно закинул за свое мохнатое плечо.
Кеннек поднялся на ноги и буравил взглядом альфодролля:
– Ты как смог сюда пробраться? Я-то прошел сквозь портал, построенный по принципу раздвижной лестницы. Аррах его разработал, но опробовать не успел. Наша разведка выкрала. Вот мне и пригодились эти знания. Правда, выход в ста метрах отсюда.
– Слушай, дорогой, зачем так сложно? Проще нужно быть! – обрадовался ямал. – Я прилетел как нормальный гражданин, припарковался. Коды доступа Алланы в суматохе все еще не отменили.
Фон Шлиссенбург побледнел и хором с Кеннеком прокричал:
– Той самой?!!!
– А она такая у нас во вселенной одна! – заразительно засмеялся акрог.
– И ты возьмешь нас с собой? – покачал головой Чужой. – К чему бы такая щедрость? И как ты узнал, что я попытаюсь спасти человека?
– Это только снаружи я лохматый и пушистый, а внутри – собранный, умный и коварный шпион. Меня Муррум, кстати, зовут. Бывший телохранитель той самой Алланы. И, в целом-то, благодаря ее стараниям, я теперь так и выгляжу. И я все еще мутирую. Ко мне уже намертво прилип их дурацкий акцент, скоро думать начну как они. А за тобой, Кеннек, я следил, дистанционно, конечно. Ты, яхонтовый, должен был отомстить Соколову, а достать его можно только через землян. У меня в этой истории есть и свои интересы. Все, слушай, просто. Я тоже хочу посмотреть в глаза русскому ухарю.