Восход видит

Неожиданно хозяин комнаты тихонько рассмеялся.

– А, бросьте, это всё равно бы не получилось. Нету его там.

– Неужели он… Умер? – Моё сердце гулко заколотилось. Слишком много шока за один чёртов день.

– Нет, кэп сбежал.

– Сбежал?! Из глубочайших сверхсекретных отсеков Айсберга в сотнях метров под землёй?!

– Может, он и не добрался до поверхности. Но тогда точно не дожил до сегодняшнего дня: три десятилетия скитаться по Айсбергу… Такое любого добило бы.

– Сколько-сколько? – шёпотом спросил я.

– Да он почти сразу смылся, как они вернулись. Наверно, тому уже лет тридцать будет.

– Понятно. Спасибо, что сказали – в архиве наверху про побег ничего не было.

– Чёрт… Надеюсь, я не выболтал тайну международного значения.

– Не волнуйтесь, я никому не скажу, что узнал это от вас, – сказал я, – спокойной ночи.

– Может, и не скажете. Тут даже у стен есть уши. Ну, спокойной ночи. Будем надеяться, эта ночь не последняя.

Он оказался прав: эта ночь была не последней. Но спокойной её точно было не назвать…

***

Она сидела на открытой веранде и вдыхала аромат цветущих деревьев. Маленькая и тонкокостная, как лесная фея, пожилая женщина с большим коричневато-красным шрамом на лице. Вокруг натужно и раскатисто голосили жабы. Они тяжело перескакивали с места на место в темноте маленького сада, ловко плавали в прудике, пугая золотых рыбок, прыгали по крыше, сидели возле женщины на веранде и даже у неё на коленях. Маленькие жабята выглядывали у неё из рукавов кимоно, и ей приходилось то и дело выгонять их из своей чашки с остывающим зелёным чаем.

Он появился внезапно прямо из темноты у ступеней, но женщина лишь улыбнулась и приветливо помахала рукой. Высокий мужчина лет шестидесяти, всё ещё статный, мускулистый и с изрядной долей чёрных волос в седой шевелюре, поднялся на веранду и присел рядом с ней прямо на доски. Дерево ещё хранило тепло предыдущего дня.

– Они всё-таки сделали это? – тихо спросила женщина. Левый уголок рта, на который заходила вздувшаяся кожа старого шрама, не вполне слушался её.

– Да, – кивнул мужчина, – но это не важно. Я только что был в Америке. Там саранча.

– Это вы ему подсказали?

– Нет. Я же говорил, мы никогда не общаемся с ним. Раньше я вообще думал, что мы ему безразличны, и меня это устраивало. Спасение всё равно ждёт всех и каждого.

– Он разозлился?

Мужчина покачал головой.

– Ты же знаешь, Он никогда не злится. Не грустит. Не лжёт. Единственное, в чём я не уверен: умеет ли он шутить.

Жабы надрывались, стараясь перекричать друг друга. Из-за их шевелящихся бугристых тушек казалось, что весь сад копошится. Женщина поднесла чашку к губам, предварительно высадив из неё очередную маленькую амфибию.

– Думаю, умеет. Ричард, может, останешься подольше?

– Сегодня не могу. Я и так надолго оставил своих людей. Но как только их отпустят, я вернусь к тебе и останусь до самого начала.

– А потом и до конца? – усмехнулась она.

– Конца не будет. Как там Райто?

– Он только первый день в Айсберге, пока не писал. Как думаешь, написать ему, что ты вернулся, или мы уже не увидимся до начала?

– Скорее всего, не увидимся. Но давай всё равно напишем. Он поймёт.

– Да, я тоже уверена, что поймёт.

Они ещё какое-то время посидели, обнявшись. Потом мужчина поцеловал её в уголок глаза, над шрамом, и беззвучно исчез. А вскоре бесследно пропали и жабы.

***

Тишину в обсерватории Айсберга можно было резать ножом и намазывать на хлеб. Только пикали приборы, низко гудел кондиционер и со свистом дышал и шарил по карманам в поисках ингалятора какой-то астматик. Он нашёл ингалятор. Стало ещё тише.

Восход по-прежнему не уничтожил боеголовку, продолжавшую издавать запутанные сигналы, содержавшие плотно упакованную информацию. Её саму невозможно было увидеть в телескоп, приходилось довольствоваться компьютерной моделью, изменяющейся в реальном времени.

Восход был размером с небольшой остров – около сотни километров в диаметре.

На экране 3D модель ракеты вошла в 3D модель Восхода.

Последовал беззвучный взрыв.

Авророфизики отметили многократное увеличение температуры поверхности и интенсивности электромагнитного излучения.

Во все мощные телескопы планеты было видно, как прищуренный рыжий «глаз» набух и взорвался, разметав на тысячи километров снопы раскалённого газа и плазмы.

– Мы… Убили его?.. – прошептала я, доктор Наоми Бёрнитолл, забывшая, как дышать, раздавленная напряжённой торжественностью момента. Не знаю, почему я использовала именно слово «убили», а не просто «уничтожили», но любой сотрудник Айсберга, уверена, сказал бы так же.

– Хрен его знает, – сиплым шёпотом ответил коллега на мой, в общем-то, риторический вопрос.

Все будто проснулись, началась лихорадочная деятельность: замеры, анализы, отчёты, переговоры с другими обсерваториями. В общем, всякая бесполезная мура, которая совершенно не подготовила нас к тому, что начало происходить дальше.

Восход по-прежнему оставался в облике растерзанного тлеющего бублика, и люди по всему миру уже начали смелее смотреть в небо, учёные и военные похлопывали друг друга по плечам, журналисты строчили статьи, да и телевизионщики уже ждали на низком старте: только бы получить отмашку от правительства и тут же срочно, немедленно нести миру радостные вести. Восходники (те секты сумасшедших, что почитали этого космического урода) продолжали отрицать очевидное, сидя у своих тайных алтарей или в тюремных камерах: одну из крупных группировок как раз недавно повязали вместе с главарём. Думаю, сценаристы и писаки нон-фикшена тоже сели за компьютеры и хрустнули пальцами, готовясь выдать нетленный шедевр с названием вроде «Восход против Айсберга», «2058 – 2093» или «Под взглядом всевидящего ока». К счастью, им не удалось толком приступить к работе.

Это началось в центральной Африке. Мои родители родом оттуда, я и сама провела там раннее детство, так что не понаслышке знаю, что дождь в этом регионе – всегда большая радость. Но не такой дождь: тучи, возникшие над пустыней будто ниоткуда, были неестественного багрового оттенка (тамошние метеостанции оперативно прислали Айсбергу снимки, но интернет, полагаю, фотографии наводнили и того раньше). И дождь, хлынувший из них, тоже был цвета крови. И пах кровью. Даже химический анализ подтвердил, что это кровь, причём вся принадлежала одному и совершенно здоровому человеку. Интересно, что за чёртов донор мог сдать за одно утро миллионы литров крови?! Но они всё равно принялись искать человека, которому принадлежала кровь, чтобы раскрыть его связь с Восходом. Я, конечно, верю в Айсберг всей душой, но иногда мне кажется, что здесь работают дебилы.

Потом была саранча в США и Мексике, а Япония с тихоокеанскими островами сообщили о жабах и лягушках. Россия жаловалась на бесчисленные тучи комаров, но у них, я слышала, и раньше комаров хватало. СМИ и правительствам пришлось срочно успокаивать население, заверяя, что всё это иллюзия, рандомное воздействие на психику, как и обычные восходные грёзы. Восход продолжал выглядеть так, будто мы его взорвали. Живой, сука. Но дуется. Это месть или пока только разминка?

Озарение пришло ко мне так внезапно, что я даже взбодрилась на секунду, хотя не спала уже добрых сорок часов. Вспомнила о недавнем репортаже во внутренних новостях Айсберга (ну да, я их иногда смотрю, без интернета и не такое смотреть будешь со скуки). Британские спецслужбы обнаружили штаб-квартиру сектантов, восходников, и пересажали их. Духовный лидер секты таинственным образом исчез. Потом вернулся в свою камеру.

– Это казнь, – пробормотала я.

– Да ладно вам, не надо фатализма. Вы же учёная, доктор Бёрнитолл.

Я оторвалась от монитора и покрасневшими глазами взглянула на астронома за соседним столом.