Восход видит

– Я выпишу вам седативное, но раз проблем с внезапным ночным пробуждением не возникало…

Не успел я сказать, что не буду прописывать ему снотворное, как кабинет залил оранжевый свет. Свет настолько внезапный и яркий, что мне показалось, будто мы очутились внутри гигантского пульсирующего мандарина. А потом раздался голос:

– Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Внимание всем сотрудникам Айсберга. Объект «Восход» зарегистрирован в оранжевой зоне. Повторяю: объект «Восход» вновь найден и располагается в оранжевой зоне. Всем сотрудникам основного состава со специализацией от нуля до тридцати немедленно занять свои позиции. Всем сотрудникам запасного состава и с номером специализации больше тридцати немедленно пройти на защищённые уровни. Следуйте инструкциям на информационных табло. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие.

Понятное дело, спокойствием тут и не пахло. У меня появилось чувство, будто все мои потроха переложили колотым льдом, как в мясном магазине. Астроном, авророфизик, или кто он там, встал и направился к двери, не сказав ни слова, даже забыл надеть очки. Его лицо побелело, хотя в рыжем свете не столь заметно, и покрылось влагой, как лягушачье брюшко.

– Вы в порядке? – спросил я, тоже вскочив со стула, схватив со столика очки пациента и догнав его. – Точно сможете дойти, куда нужно?

– Это мой долг. Идите в укрытие. И молитесь своим богам, или в кого вы там верите.

– Что такое оранжевая зона? – спросил я напоследок, перекрикивая синтетический женский голос, бесстрастный и властный, нагоняющий жуть.

– Он в Солнечной Системе. Как в шестидесятых, – бросил напоследок маленький человек, который боялся собственных снов. И я потерял его в потоке других людей, направляющихся наверх, а меня самого увлёк встречный поток: сотрудники со специализацией тридцать один точка ноль, тридцать один точка один, тридцать два и так далее. Мы работали не с Восходом, а с людьми, которые работают с Восходом, поэтому спешили в укрытие. Чтобы потом, когда всё закончится, залечить их телесные и душевные раны, накормить их, поддерживать Айсберг в рабочем состоянии. Если всё это к тому времени ещё будет иметь значение.

Глава 4. Казни

До убежища нас довели стрелочки, замигавшие на каждом повороте. Раньше мне не доводилось пользоваться этим лифтом: он привёз нас на пятидесятый этаж ниже уровня земли. Аварийных лифтов было несколько, а сотрудники внутренней службы безопасности Айсберга старались нас организовать, и всё равно давка была ощутимая. Я, конечно, не из тех докторов, которые оказывают первую помощь, но сумел предотвратить несколько обмороков, просто заставив несколько людей, выглядевших особенно запаниковавшими, сесть и принести им воды. Когда я приводил в чувство незнакомых мужчин и женщин, приносил им воду из кулера, похлопывал по плечам, а иногда и по щекам, говорил ободряющие слова, мой собственный ужас отступал.

На поверхности, в обычной жизни, мы обо всём узнавали постфактум. Что-то вроде «по докладам учёных в прошлом месяце Восход подошёл к Земле на рекордно близкое расстояние за последние два года». Это вызывало тревогу, отторжение, как, скажем, сообщение об обширном лесном пожаре или теракте в другом городе. Но из-за истеричного оранжевого света и монотонного робо-голоса у меня было такое ощущение, будто эта хреновина висит у меня прямо над головой. Увлёкшись игрой в Мать Терезу, я чуть не пропустил момент, когда сам был готов потерять сознание. Дело в том, что уровень, куда нас перевели, работал до этого в штатном режиме, и потребовалось некоторое время, чтобы усилить вентиляцию. Тяжело дыша от нехватки свежего воздуха и кисловатого запаха страха, идущего от людей вокруг и меня самого, я плюхнулся на свободный пластиковый стул. Распустил галстук, расстегнул верхние пуговицы рубашки и вспомнил об очках того бедняги, которые второпях сунул в нагрудный карман рубашки.

– Как же он там, без них-то… – пробормотал я вслух.

– Простите, что вы сказали? – женщина со светлыми прямыми волосами до плеч опустилась на стул рядом со мной. Из-за смазанного макияжа я не сразу узнал её.

– Эмма… Лебен.

– О, доктор Феникс! Я не сразу поняла, что это вы.

– Аналогично. А… Доктора Бёрнитолл вы не видели?

– Наоми? Она, как и другие астрономы и физики, сейчас наверху. Для неё это хороший шанс приблизить своё повышение.

– Фрэнк Паудер тоже?

– Угу.

– И что же они собираются делать? – Прозвучало немного более нервно, чем я хотел, потому что пришлось говорить громко из-за гула голосов вокруг.

– Ну, для начала, конечно же, сделают всякие замеры: массу, диаметр, светимость… Настроение, если он вдруг вздумает отрастить себе физиономию.

– А такое бывало?

– Много что бывало, – уклончиво ответила она. Лицевые мышцы явно пытались выдать привычную улыбку, но получалось вымучено.

– Он около Сатурна, как в шестидесятых?

– Я пока не знаю. Давайте посмотрим. – Эмма указала на ближайший экран, вмонтированный в стену. Он транслировал изображение Восхода, представшего в своём самом частом обличии, а понизу бежала строка с краткой информацией. Правда, её закрывали головы людей: разумеется, возле каждого экрана уже собралась толпа.

– Как там? – коротко спросила Эмма Лебен у одного из коллег, потянув его за рукав.

– Форма – как видите, светимость относительно небольшая, химический состав пока не определили. А расстояние примерно как до Марса, когда он максимально близко к Земле.

– Близко… – пробормотала авроробиолог и отпустила такое крепкое ругательство, которое я уж точно не ожидал от неё услышать.

– Ну-ну, – успокаивающее пробурчал собеседник, – зато мы наконец-то можем его жахнуть.

– Жахнуть? – взволнованно переспросил я.

– О, мистер Паудер недавно что-то говорил мне об этом. Их отдел как раз закончил сборку новой высокоточной установки. Она летает вокруг Земли на довольно далёкой орбите и стреляет, вроде, ядерными ракетами… Не знаю, я не физик.

– А это уже делали? В смысле, стреляли по нему? – У меня в голове вертелось: «он же может ответить. Он же может и ответить».

– Да, было несколько попыток после особенно сильных вспышек «грёз», но всё мимо: он был слишком далеко и успевал просто отлететь или телепортироваться. Ха-ах, как бы я хотела сейчас телепортироваться отсюда куда подальше. И желательно не только на другой край Земли, но и во времени пораньше лет на восемьдесят. Или попозже, лишь бы всё это закончилось.

– Я бы тоже хотел жить раньше: в конце двадцатого или начале нашего века, – признался я.

– Ха, по музыке, которую ты слушаешь, это заметно, – незамедлительно вставила Эмма, – точно как мой дедушка.

– На этот раз будет по-другому, – заверил нас человек, передавший информацию с табло, – я тоже робототехник, просто сегодня попал в запасной состав. В общем, в этот раз мы подготовили Восходу ловушку.

Я заметил, что несколько человек вокруг обернулись к нам, другие просто навострили уши.

– Ракета с ядерной боеголовкой выглядит как беспилотник для сбора информации, какие мы отправляли и раньше. И отправляет сигналы, которые легко преобразовать в графические изображения. Авроролингвисты Айсберга уже давно разработали что-то вроде универсального языка и постоянно его совершенствуют. Только на этот раз наша цель не пообщаться, а отвлечь его внимание. Подлететь вплотную и… Хренак! Кушай взрыв сорок мегатонн в тротиловом эквиваленте.

– Это очень много? – испуганным голосом спросила Эмма.

– Не самая мощная бомба в истории… Но в десятку точно войдёт, – усмехнулся наш просветитель, – Восход сейчас видно с Земли в виде тусклой звёздочки, но взрыв мы вряд ли увидим невооружённым глазом. Надеюсь, просто увидим, как он погаснет. Навсегда.

– А если запустится какая-нибудь цепная реакция? – встрял кто-то из слушателей. – Разве можно стрелять, пока не установят точно химический состав? Марс, конечно, далеко от Земли, но не так чтобы очень…

– Уверен, ребята наверху просчитают риск…

Завязалась бурная дискуссия. Мы с Эммой Лебен под шумок выскользнули из толпы и пошли взять себе чего-нибудь во временной столовой. Я чувствовал слабость в ногах и понимал, что нужно хоть что-нибудь съесть, но кусок не лез в горло. Так прошло несколько часов. Когда на поверхности наступила ночь, нам всем предложили спуститься ещё ниже, на жилые уровни для более высококвалифицированного персонала. Там можно было разместиться в запасных комнатах по четыре-шесть человек, а тех, кому не хватило места (за последние годы штат Айсберга на верхних уровнях сильно увеличился), поместили в комнаты других сотрудников. Мне лично было очень неловко спать на раскладной кровати в чужой комнате, но никто не высказал недовольства из-за необходимости потесниться. Тем более, это, скорее всего, на одну ночь. По крайней мере, так нам сказали.

– Как думаете, я могу спуститься ещё ниже и поговорить кое с кем?

– Надумали повидать Шпилляйтера? – усмехнулся незнакомец, что жил в этой комнате. Когда я нашёл комнату, куда меня определили, дверь оказалась открыта, так что я застал его уже лежащим в кровати и так и не увидел лица.

– Нет, не его. Я бы хотел поговорить с одним из членов первой экспедиции, – ответил я, раскладывая лёгкую пластмассовую койку и кладя на неё подобие спального мешка.

– Для этого нужно специальное разрешение. Если бы вы убедили руководство, что беседа необходима для научных изысканий для Айсберга, то они бы позволили. Но сейчас все и так на нервах, обстановка не очень подходящая.

– Понял, – вздохнул я и залез в свой «спальник» на раскладушке, оказавшийся неожиданно удобным.

– А с кем именно хотели поболтать-то, если не секрет? – снова донёсся с кровати глухой скрипучий голос.

– С мистером… Доктором Джозефом Твином, руководителем экспедиции.