Химера

Увидев этот жест, Амир Бейли испуганно отпрянул, ожидая новый приступ сердечной боли. Но на этот раз обошлось без насилия. Фергюс видел, что его психологическое сопротивление сломлено. Эльф не любил излишней жестокости даже по отношению к людям. Правда, в случае с Амиром Бейли он охотно сделал бы исключение. Но он обещал Евгении, и был вынужден сдерживать себя.

– А также мне известно, что вы отняли у своей бывшей жены сына, чтобы экспериментировать над ним. Вы известный специалист по генетическим аномалиям. Поэтому вам и нужен Альберт.

– Перестаньте, прошу вас, – тихо произнес Амир Бейли. – Мне кажется, вы читаете мои мысли. Кто вы такой, в конце концов?

Фергюс проигнорировал его вопрос.

– Он ведь находится в одной из палат детской больницы Бениофф, которую видно из окна вашей лаборатории? – спросил эльф, заранее зная ответ. – И вы навещаете его почти каждый день, потому что ваши опыты требуют регулярных наблюдений и анализов. Ведь так? Отвечайте же, заботливый и любящий отец.

– Больница Бениофф считается одной из лучших детских больниц Америки, – угасшим голосом, словно пытаясь оправдать себя, сказал Амир Бейли. – Вы не представляете, сколько денег мне пришлось бы заплатить, чтобы Альберт мог пройти в ней обследование. Не говоря уже о лечении. Это разорило бы меня. Но самое главное, что все это было бы напрасной тратой денег. Альберт обречен…

– Молчите! – властно приказал Фергюс.

Глаза Амира Бейли вдруг остекленели, его лицо потеряло осмысленное выражение. Фергюс усыпил его, словно опытный гипнотизер, мгновенно. И одним усилием воли, как искусный хилер, выполняющий хирургические операции без каких-либо инструментов, проник в его таламус. Некоторое время эльф тщательно и осторожно изучал и сортировал обрывки воспоминаний, образов, мыслей, которыми тот был наполнен. Вскоре он знал все, что ему было нужно.

Амир Бейли не лгал. Альберт был обречен на смерть из-за врожденной генетической аномалии. На языке медицины это называлось синдромом Патау. Таким детям свойственны нарушения формирования головного мозга, глазных яблок, костей мозговой и лицевой частей черепа и многие другие дефекты, из-за которых большинство из них умирают уже в первые недели или месяцы жизни. Этому заболеванию Альберт был обязан хромосомам своей матери. В чем-то ему повезло – из всех ужасных признаков этой болезни у него проявились только расщелина неба и врожденный порок сердца. Но мальчик все равно не дожил бы до своих девяти лет, если бы его отец не был врачом. И не просто врачом, а очень хорошим специалистом именно в этой области медицины – генетических аномалий.

Все это Фергюс увидел на поверхности таламуса. Но он заглянул глубже и ужаснулся.

Мать-химера родила генетически больное существо. Когда Амир Бейли узнал об этом, проведя исследование, то возненавидел свою жену. Тем более, что она, родив Альберта, уже не могла забеременеть. Поэтому Амир Бейли предпринял отчаянные попытки, чтобы расстаться с ней. Пошел даже на профессиональный подлог, предъявив суду свидетельство генетической экспертизы, из которого следовало, что Евгения не была матерью своему сыну. Суд не вдавался в медицинские подробности и поверил Амиру Бейли, признанному авторитету в этой области. Он избавился от ненавистной жены. Но сына он по-своему любил, и какое-то время еще надеялся спасти. Поместил его в Детскую больницу Бениофф под предлогом изучения уникальной болезни. А когда диагноз подтвердился, и лечение стало бессмысленным, врач в нем взял верх над отцом. И он начал проводить опыты над собственным сыном, утешая себя мыслью, что его самопожертвование, как он это называл, в будущем может спасти жизнь многих других детей – если ему, Амиру Бейли, удастся разгадать эту загадку природы.

Фергюс всегда был невысокого мнения о людях. Но то, что он увидел в таламусе этого человека, заставило его содрогнуться от отвращения. Это была бездна, в которой кишели худшие из человеческих пороков, совокупляясь с искаженными понятиями о добродетели. И то, что рождалось в результате этого слияния, было поистине чудовищной химерой.

– Будь ты проклят, Амир Бейли, – прошептал Фергюс. – Ты делаешь несчастными всех, кто тебя окружает. И даже самого себя. Я с удовольствием прервал бы цепь твоих прошлых, настоящих и будущих преступлений. Но я дал слово Жене. Благодари свою бывшую жену, что с тобой не случится ничего из того, что ты заслуживаешь! Во всяком случае, не сегодня. И, кроме того, ты мне пока нужен. Ты сам отдашь мне своего сына, чудовище. Пусть ему недолго осталось жить, но он проживет это время со своей матерью. С тем единственным человеком на земле, который любит его по-настоящему.

Решение было принято. И, по своему обыкновению, Фергюс начал его скрупулезно претворять в жизнь.

– Где документы Альберта? – спросил он. – Не думаю, что ты хранишь их дома. Отдай их мне.

Амир Бейли подошел к письменному столу, стоявшему в углу лаборатории. Открыл ключиком, который достал из кармана, выдвижной ящик. Достал черную папку. Протянул ее Фергюсу со словами:

– Здесь все.

– Сейчас ты проведешь меня в палату, в которую ты поместил Альберта, – голос Фергюса был спокоен, не выдавая его чувств. – И мальчик уйдет со мной. А ты оформишь выписку, чтобы никто в больнице его не искал. А потом забудешь обо всем, что случилось с тобой с той минуты, как я появился в твоей лаборатории. Ты меня хорошо понял?

– Да, – кивнул Амир Бейли. Выражением глаз он сейчас был похож на Сеунга Кима, таксиста из Сеула, за одним исключением – не добавлял после каждой фразы раболепного слова «господин».

– Ты забудешь даже о том, что у тебя когда-то был сын от русской жены. И о самой жене ты тоже забудешь. Ты понял?

– Да.

– Когда мы с Альбертом уйдем, а ты оформишь все документы, то заявишь своему начальству, что плохо себя чувствуешь, и уйдешь домой. Жене и детям скажешь то же самое. И ближайшие три дня ты не выйдешь за порог своей квартиры. Ты понял?

– Да.

– Тогда пошли. И держись естественнее, Амир Бейли. То, что сейчас происходит с тобой – это не конец света. Это всего лишь конец твоей прошлой жизни. У тебя еще есть шанс начать новую жизнь. Попробуй понять это, если можешь.

– Да, – безучастно кивнул Амир Бейли.

Они вышли из лаборатории, спустились на лифте вниз и вышли из здания. До детской больницы Бениофф идти было недалеко. Но им пришлось обойти нескольких грязных и оборванных людей, которые в живописных позах разлеглись прямо на земле.

– Почему здесь так много бродяг? – поморщившись, спросил Фергюс.

– Их привлекает в город хороший климат и социальная помощь, которую им оказывают местные власти, – равнодушно ответил Амир Бейли. – Отцы города помнят о том, что Сан-Франциско назван так в честь покровителя бедняков святого Франциска Ассизского.

– А что думают об этом местные жители? – хмыкнул Фергюс.

– Они привыкли. Им хватает собственных забот, – Амир Бейли был невозмутим. Фергюс был уверен, что в другое время он вспыхнул бы, как порох, заговори с ним на эту животрепещущую тему. – Стоимость жизни в Сан-Франциско одна из самых высоких в Америке. Очень дорогая недвижимость, заоблачные цены на продукты питания. И трудно найти хорошую работу.

– Поэтому ты и продал своего сына, – буркнул Фергюс.

Но Амир Бейли не успел ответить. Они уже пришли.

В палате Альберт был один. Он не обрадовался, увидев отца. И даже не улыбнулся. Только встал с кровати, где до этого лежал, смотря в окно, и вежливо сказал:

– Здравствуй, папа.

Это был худенький светловолосый мальчик с прозрачной кожей и блеклыми глазами. Внезапно он напомнил эльфу Арлайн – она выглядела таким же почти неземным, отрешенным от жизни созданием, когда он видел ее последний раз в клинике Вестенд. И в тот же вечер она умерла.

Фергюс вздрогнул и встряхнул головой, отгоняя это воспоминание. Он сделал шаг вперед, оставив Амира Бейли за своей спиной.

– Меня послала к тебе твоя мама, Альберт, – сказал он тихо, опасаясь невзначай напугать мальчика. – Вот это она просила показать тебе, чтобы ты поверил.

Он протянул мальчику фотографию, на которой были изображены сам Альберт и Евгения на фоне огромного, высоко поднявшего хобот слона. Женщина обнимала сына, и они оба смеялись.

– Это мы ходили в зоопарк, – вспомнил мальчик. И робко улыбнулся. – Мама не забыла меня? А папа говорил, что я ей не нужен.

Фергюс едва сдержался, чтобы не ударить Амира Бейли, который, стоя за его спиной, безучастно наблюдал за этой сценой. Мужчина ничего не возразил, услышав слова своего сына, словно ему было все безразлично.

– Это неправда, Альб, – ласково сказал эльф. – Мама очень любит тебя. И с нетерпением ждет нас с тобой. Она готовит тебе сюрприз, поэтому и не смогла прийти сама.

– Мы пойдем прямо сейчас к маме? – недоверчиво спросил мальчик. – Но папа говорил…

– Забудь обо всем, что тебе говорил твой папа, – голос Фергюса был непривычно мягок, а он сам – необыкновенно терпелив. – Слушай только то, что тебе говорю я. Кстати, можешь называть меня Фергюс.

– Хорошо, дядя Фергюс, – кивнул мальчик. – А как мне называть маму? Папа говорил, что она мне больше не мама.

Это было слишком даже для Фергюса. Не говоря ни слова, он подхватил мальчика на руки, прижал к своей груди, обернулся к Амиру Бейли и, старательно выговаривая слова, чтобы не сорваться на гневный крик, произнес:

– Мы уходим. А ты сделаешь все, что я тебе говорил. Ты не забыл, я надеюсь?

– Нет, – ответил тот. – Я оформляю документы на выписку Альберта. А потом иду домой и три дня не выхожу за порог своей квартиры.

Неожиданно в его глазах появилось что-то человеческое.

– Я могу проститься со своим сыном? – спросил он.

– Если он этого захочет, – ответил Фергюс. – Альб, ты хочешь проститься со своим папой?