Избранное в 3 томах. Том 1: Политика и геополитика

Но вплоть до последних дней существования в территориально-политическом устройстве царской России сохранялись весьма заметные элементы автономии и своеобразия. В первую очередь это относилось к Финляндии, Польше, Средней Азии. Не случайно до февраля 1917 года требования большинства представителей национальных регионов не шли дальше предоставления небольшой автономии. Это лишний раз подтверждает надуманность тезиса о царской России как «тюрьме народов». Нельзя не согласиться с уподоблением дореволюционной России большой усадьбе, в которой одни народы жили в доме, другие – в сенях, третьи – на задворках, но все нуждались друг в друге. А если взаимные претензии и возникали, то они не приобретали характера непримиримой национальной розни.

Распаду Российской империи содействовала либеральная интеллигенция этнических меньшинств, активно развивавшая так называемое национальное самосознание народов в сугубо националистическом духе. Большевики, поставившие разрушительный потенциал национализма на разжигание социальной революции, а также определенные государственно-политические силы из-за рубежа стремились устранить Россию в качестве геополитического конкурента через обострение внутренних противоречий между народами.

Выдвинутый Лениным лозунг «Самоопределение вплоть до отделения» в свое время не был поддержан многими представителями западной социал-демократии. Роза Люксембург, например, серьезно возражала против призывов к раздроблению «более прогрессивных» крупных государств ради национального самоопределения отдельных народов. Большевики использовали лозунг самоопределения наций как средство форсированного ускорения революции, превратив националистические силы в своих союзников в деле свержения самодержавия и прихода к власти.

В апреле 1917 года большевики принимают специальную резолюцию, провозгласившую за всеми народами России право «на свободное отделение и на образование самостоятельного государства». Сразу после Октября «Декларация прав народов России» объявила положения апрельской резолюции принципами государственной политики, которые вскоре были закреплены в Конституции Советской России 1918 года. Именно в соответствии с этими принципами советское правительство предоставило независимость Финляндии, Польше, Украине (согласно Брестскому миру), Грузии и приветствовало образование национальных республик на Востоке, иногда даже инициируя эти процессы (попытка создания Татаро-Башкирской Республики весной 1918 года).

Несмотря на то, что большевики исходили из концепции «мировой пролетарской революции» и с помощью Коминтерна проводили политику ее экспорта в дальнее и ближнее зарубежье, провозглашенное ими от имени государства право на независимость вплоть до создания собственного государства во время гражданской войны обеспечило им определенную поддержку со стороны националистических движений. По мнению ряда историков, народы окраины, где проживало большинство нерусских этносов, оказывавшие в 1918–1919 годах упорное сопротивление советской власти, с 1920 года стали более лояльны к ней. Произошло это после знакомства этих народов с политикой правительств Колчака, Деникина, Юденича, выступавших за «единую и неделимую Россию». «Не забывайте, что если бы мы в тылу у Колчака, Деникина, Врангеля и Юденича не имели так называемых «инородцев»… которые подрывали тыл этих генералов… – мы бы не сковырнули ни одного из этих генералов». Видимо, Сталин имел все основания говорить об этом.

Победив в гражданской войне, большевики продолжали следовать концепции мировой революции. Они рассматривали Россию и ее ресурсы в качестве плацдарма для дальнейшего наступления, превратив свою национальную политику в инструмент международной политики (главным образом, в отношении колониальных народов). Именно поэтому объединение советских республик, по настоянию Троцкого и Ленина, произошло в форме нового союзного государства – СССР, а не на основе их вхождения в состав Советской России на правах автономии, на чем настаивал Сталин. Цель состояла в том, что союз независимых государств дает в перспективе возможность присоединения к нему новых государств, в состав России никогда не входивших. Мыслилось, что Союз Советских Социалистических Республик по мере реализации данной тенденции постепенно будет превращаться в Мировой Союз Советских Социалистических Республик. И подобные мечты не были абсолютно беспочвенными. Известно, что такая перспектива открывалась перед Монголией, Болгарией и Конго, руководства которых во времена Брежнева высказывали пожелания войти в состав Союза.

Известно, что Сталин, сконцентрировав в своих руках всю полноту власти, стремился восстановить границы бывшей империи. Вынужденный учитывать сложившееся положение, он смирился с формой союзного государства в виде СССР, но быстро превратил его в сверхцентрализованную систему. Тем не менее, запущенное большевиками частично из тактических, конъюнктурных соображений «освобождение от национального гнета» через «самоопределение вплоть до отделения» и ставшее идеей-провокатором, преодолеть не удалось. И при создании СССР в его основу были заложены подводные рифы-«мины» будущих национальных конфликтов (прежде всего, принцип национально-государственного строительства в стране, не знавшей мононациональной государственности).

Сталин фактически ликвидировал федеративные принципы организации государства, но не устранил их из правовой системы, оставил принцип национально-территориального деления. Более того, при проведении административных границ была искусственно создана невероятная чересполосица, следствием которой стала передача почти половины собственно русской территории «национальным республикам» и автономным областям, в большинстве которых так называемая «титульная» нация составляла меньшую часть населения. Достаточно напомнить судьбу земель казачьих войск: донского, уральского, сибирского, забайкальского, терского и других. Именно здесь были посеяны семена большинства нынешних национально-территориальных конфликтов.

Коммунисты всегда рассматривали государственные границы как что-то второстепенное, выдвигали на первый план «интернациональную солидарность трудящихся» в виде классового и партийного взаимопонимания и единства, особенно, если речь шла о внутренних национально-государственных границах. Но стоило единому государству распасться и отказаться от интернациональной идеологии, как стало ясно, что любая попытка строить государственные границы по национально-территориальному принципу чревата кровавыми конфликтами.

В 40-е годы XX века великий русский философ, изгнанный большевиками из России, И. Ильин, исходя из понимания России как органической целостности, предупреждал, что принцип национально-территориального деления рано или поздно приведет Россию (СССР) к распаду. Он указывал, что только сверхжесткая форма управления тоталитарной системы блокирует устремления нарождающихся национальных элит и стоит этой силе ослабнуть, как на теле государства появятся трещины по линиям национально-территориальных границ. Это писалось применительно к СССР, но полностью актуально и для современной России, которая сохранила в своем государственном устройстве данный национально-территориальный принцип. Трещины на ее теле также идут по линиям национально-территориальных границ со всеми вытекающими последствиями. Эта «политическая бомба» замедленного действия, заложенная на этапе борьбы с царизмом и гражданской войны, в силу чрезмерной зацикленности на интернационализме и инерции мышления закреплена в Конституции страны и сегодня. И, как мы видим, дает о себе знать.

Предупреждал Ильин и о том, что расчленение российского организма на составные части не даст разделяющимся частям ни оздоровления, ни равновесия, ни мира. Ибо Россия, говорил он, это конкретная тотальность, сложившаяся исторически на базе общей судьбы, географии, экономики, языка и т. д. И действительно, на территории бывшего Советского Союза имело место поистине вавилонское смешение народов – 65 млн человек проживали вне пределов своих национально-государственных образований или своей исторической родины. Около 12,5 млн человек состояли в смешанных браках. На территории других республик, вне пределов РСФСР проживали более 25 млн русских и более 11 млн представителей других этносов, считающих русский язык родным. На территории же Российской Федерации проживало около 27 млн человек нерусской национальности, или 18,5 процента всего населения. Нетрудно представить, что распад СССР и установление между бывшими советскими республиками границ оказалось трагедией для всех народов. Вряд ли кто из народов СССР выиграл от его ликвидации, кроме узкой группы национальных элит и политиканов.

Это же относится и к нынешней Российской Федерации. Согласно переписи 1989 года, во всех автономных республиках России «титульные» нации не превышали 43 процентов их совокупного населения, в автономных областях – 22 процента, в автономных округах – 10,5 процента. В 21 автономном образовании русских насчитывалось больше, чем представителей коренной нации. В некоторых из них они составляли менее трети населения. Во всех российских республиках численность титульных народов составляет около 10 млн человек или 7 процентов населения России.

Возникает чреватая серьезными последствиями проблема. Если согласиться с толкованием права наций на самоопределение, предлагаемым некоторыми политиками и теоретиками, согласно которому оно реализуется через волеизъявление народа, к которому относятся только лица коренной национальности, значит признать, что это право может быть осуществлено только в пределах конкретных национально-территориальных границ. Получается, что все другие люди, проживающие на территории республики, – это население, а не народ, и его воля может в расчет не приниматься. Значит, следует признать достижением государственно-правовой мысли статью 69 Конституции Башкирии, гласящую: «Республика Башкортостан образована в результате реализации права башкирской нации на самоопределение…». И это при том, что в Башкирии лица «коренной национальности» составляют менее 20 процентов населения. Как же в таком случае быть с представителями «титульных наций», тех же дагестанцев, проживающих за пределами своей республики? И какой народ в Дагестане считать коренным?

Сегодня миллионы представителей «титульных наций» проживают вне пределов своих национальных республик. К примеру, более 2/3 татар живут вне Татарстана (в одной Москве их только 300 тысяч). Две трети мордвы также проживают вне своей республики. При таком положении строить государственность вокруг конкретной национальности, по крайней мере, неразумно и близоруко. Трагичность и бесперспективность этого пути видна на примере тех бывших советских республик, которые последовали по нему. Да и мировой опыт свидетельствует, что все более заявляет о себе тенденция, согласно которой «государство – нация» уступает место «государству – сообществу».

«Государством – сообществом» была Российская империя, таким же государством является и Российская Федерация. Россия никогда, в отличие, скажем, от Германии, не ассимилировала свои малые народы. В Германии же сидевшие по Эльбе и Дунаю славянские племена подверглись истреблению или полной ассимиляции. Делалось это, главным образом, через уничтожение высшего слоя – аристократии – побежденного народа. Обезглавленный народ затем подвергался насильственному обращению в католицизм, несогласных убивали, оставшиеся принудительно германизировались. В России же верхушка побежденных народов всегда включалась в высший аристократический слой империи. Достаточно вспомнить остзейских баронов, польских аристократов, кавказских князей, среднеазиатских беков на русской службе, судьбу того же имама Шамиля, которому было даровано дворянство и сын которого учился в Пажеском корпусе. Все это – следствие русского духа, русской природы и русской культуры, которые непринудительно и незаметно «обрусевают» людей другой крови, отмечал Ильин.

Разрабатывая модель национально-государственного устройства Российской Федерации, важно помнить об этих основополагающих ценностях и о том опыте, который был накоплен в советское время. В 1977 году в связи с принятием новой Конституции СССР было заявлено, что в Советском Союзе создана «новая историческая общность – советский народ». После развала СССР многие отказались от этого понятия, посчитав его фикцией. Однако при вдумчивом подходе к проблеме невозможно отрицать существование в СССР советского патриотизма и чувства общности, когда представители разных народов, находясь за пределами своей страны, считали себя и представлялись советскими. Существовала и другая точка зрения, которая рассматривала «советский народ» формой существования реального российского суперэтноса – носителя русской цивилизации. Несмотря на неопределенность и расплывчатость, реальное существование суперэтноса никем из исследователей под вопрос не ставится. Так же, как в Римской империи, принадлежность к общей цивилизации позволяла иллирийцу Диоклетиану, бывшему «варвару»-иберийцу Септимию Северу и африканцу Апулею ощущать свое единство и отличие от «варваров». Или как сегодня североамериканцы, немцы, англичане, французы и скандинавы осознают свою общность и отличие от не входящих в западноевропейский суперэтнос турок, албанцев, болгар и сербов.

Во второй половине 80-х годов XX века советское общество вступило во всеобъемлющий кризис, одной из причин которого было отсутствие научно обоснованной политики управления, в том числе и национальной. Кризис назревал постепенно, исподволь, по мере складывания региональных этнических элит-кланов. Этому содействовала и кадровая политика в национальном вопросе, когда с согласия высшего политического руководства страны во всех союзных и автономных республиках последовательно проводился курс на «ускоренное выращивание национальных кадров». Сложилась практика, когда первым секретарем даже в автономиях мог быть только представитель «титульной» нации, а вторым – представитель Центра. Некоторое время это позволяло Центру контролировать ситуацию на местах, однако с укреплением элитных кланов контроль Центра стал быстро ослабевать. В годы распада СССР эти клановые группы и стали носителями националистических и сепаратистских настроений и устремлений.

Процессы суверенизации, столь характерные для современной России, остро ставят вопрос о судьбе национально-государственных образований и модели российского федерализма. Предложения по этому поводу высказываются самые разные: от создания новых национально-государственных образований, в том числе Русской Республики с входящими в нее семью автономными территориями (Поволжской, Уральской, Западно-Сибирской, Дальневосточной и т. п.), до перехода на территориальный принцип федерального устройства, то есть деления страны на губернии, области или земли.

Бесспорно, этнонациональный принцип построения Российской Федерации весьма уязвим, поскольку при малейших сбоях и внутреннем напряжении всегда существует угроза территориальной целостности государства, тем более что границы национальных республик лишь условно можно соотнести с этническими ареалами народов. Наиболее разумным был бы территориальный губернский принцип. И рано или поздно России придется пойти по нему. К этому подталкивает и опыт федераций, основанных на губернском принципе и существующих уже столетия. Разумеется, политические реалии делают невозможным быстрый отказ от национально-территориального устройства и переход к территориальному, губернскому. Возможен лишь постепенный путь, в рамках конституционного поля, без резкой ломки сложившихся порядков, через различные переходные формы, объединения и укрепления.

Следует учитывать и то, что чрезмерное разнообразие природно-климатических, социально-экономических, демографических и религиозно-культурных условий в разных регионах России также делает невозможным применение универсальных схем регионального устройства. Оптимизация такого устройства должна проходить без политизации и идеологизации проблемы. Задача федеральных властей в этом случае должна состоять не в административном принуждении, а в создании условий наибольшего благоприятствования этому процессу.

Каждый укрупненный регион можно наделить правом иметь свои местные органы власти. Соответственно, основная доля местных налоговых поступлений оставалась бы и перераспределялась на уровне самих регионов, а в федеральную казну перечислялись только средства на государственные расходы по обороне, безопасности, международным делам, науке, поддержанию и развитию транспортной инфраструктуры – то есть на все то, что входит в компетенцию федерального центра.

Стимулирование создания крупных территориально-экономических регионов с последующим превращением их в административно-территориальные единицы типа губерний устранило бы споры и коллизии, возникающие из-за разностатусности субъектов Федерации. Чтобы улучшить вертикаль управления «Центр – регионы», следовало бы пойти и на назначение губернаторов и некоторых других региональных чиновников Президентом РФ и федеральным правительством. Центральное правительство должно обладать и правом отстранения региональных чиновников в случае нарушения ими общепринятых норм и обязательств, выхода за рамки своей компетенции. Что касается местных органов губерний, им должна быть предоставлена вся полнота власти на подведомственной территории в рамках их компетенции.

Данный шаг позволил бы уйти от нынешней «феодальной раздробленности Руси», состоящей из 89 суверенных территорий, обладающих к тому же неодинаковыми правами и неравноправными в своих отношениях с центром. Такого положения и в период феодальной раздробленности не было. Княжеств было много, доходило аж до 240. Но даже у князей и региональных элит преобладало чувство единства Русской земли. Именно это, наряду с политической волей и целеустремленностью московских князей – потомков Александра Невского, позволило создать единое централизованное государство, способное выстоять против многих иноземных нашествий. Мы же, заложив в основу своего федерализма конституционно-договорной принцип и превратив его в средство политической борьбы, сами инициируем центробежные тенденции. Ибо, предоставляя разным субъектам неодинаковые права и возможности, центральная федеральная власть сама же способствует неравноправию не только регионов, но и граждан страны. По опыту СССР мы помним, к каким настроениям в обществе это приводит, особенно если это касается национально-территориальных образований.

Вся история российского государства говорит о том, что все его взлеты и падения, как правило, были связаны с существованием или ослаблением жесткой исполнительной вертикали между Центром и землями. Исторический опыт свидетельствует и о том, что наиболее соответствующей российским условиям формой государственного устройства было бы государство унитарного типа с определенной автономией регионов, включая культурно-национальную.

Современный опыт демократических стран свидетельствует, что унитаризм и демократия не противоречат друг другу, а наоборот – они прекрасно уживаются. Сегодня унитарными является большинство либерально-демократических стран. Не нужно забывать, что унитаризм, федерализм или конфедерализм означают лишь принцип взаимоотношений между центральными и местными органами власти. Для США и ФРГ, где господствует либерально-демократическая система, характерен федеративный принцип государственного устройства, этот же принцип был характерен также для тоталитарного Советского Союза и Бразилии времен авторитаризма.

В отличие от федерального принципа государственного устройства, который имеет три уровня управления – федеральный, субъектов федерации и местный, в унитарном государстве лишь два уровня – общенациональный и местный. Если в унитарном государстве полномочия делегируются центром местным органам самоуправления, то в федеральном-унитаризм присутствует в рамках субъектов федерации, штата, земли, провинции, области, губернии. Унитарное государство может быть демократическим или авторитарным, централизованным или децентрализованным, но независимо от этого для него характерна единая система органов власти, действующих по единым конституционным нормам и правилам. Здесь все управленческие структуры сверху донизу подчинены правительству и являются административными подразделениями. Но это вовсе не означает, что унитарное государство обязательно предполагает предельно жесткую централизацию. Такая централизация, как правило, характерна для авторитарных и тоталитарных режимов независимо от их территориально-государственного устройства.

Унитарный тип является одним из самых распространенных типов государственной организации и в прошлом, и в настоящем мире. Большинство национальных государств сформировались как унитарные, не говоря уже о монархиях Европы и восточных деспотиях. В современных высокоразвитых обществах централизация, сыгравшая огромную роль в период образования национальных государств, индустриализации, восстановления после мировых войн разрушенного хозяйства и т. п. утрачивает характерные для нее преимущества. В большинстве унитарных государств – Италии, Франции, Великобритании, Швеции и других – наметились тенденции к децентрализации, передаче местным органам как можно больше властных прерогатив и функций. Например, в Италии между областями сохраняются весьма существенные различия. Есть области с обычным статусом и области с особым статусом на основе специфических культурных, этнических или исторических особенностей (Сицилия, Сардиния, Балле Д'Аоста, Трентино-Альто Адидже и другие). Но при всех различиях и особенностях является непреложным принцип определяющего приоритета центральных органов власти. Регионы и области не вправе произвести какие-либо изменения по своему усмотрению. То же самое характерно и для современной Испании.

В этом смысле высказываемые нами предложения о более укрупненном делении России на губернии или земли не противоречат ее историческому опыту территориально-административного обустройства, соответствуют ее нынешним потребностям.

Основные принципы государственного реформирования России, предлагаемые ЛДПР

Реформа государственного устройства должна осуществляться посредством перехода от национально-территориального принципа административного деления к чисто территориальному, направленному на оптимизацию экономического развития регионов и интенсификацию межрегиональных связей. Целесообразно укрупнение выделяемых регионов (губерний) до таких размеров, чтобы они были полностью экономически самодостаточны. Это следующие губернии:

1) Северная (Санкт-Петербург),

2) Московская (Москва),

3) Южная (Ростов-на-Дону),

4) Поволжская (Нижний Новгород),

5) Уральская (Екатеринбург),

6) Сибирская (Новосибирск),

7) Дальневосточная (Хабаровск).

Почему 7 губерний? Вот что пишет об этом числе великая русская поэтесса Марина Цветаева: «Быть на седьмом небе от радости. Видеть седьмой сон. Неделя – древнерусское – седмица. Семеро одного не ждут. Семь Симеонов (Сказка). 7 – русское число! О, еще многое: Семь бед – один ответ; многое». (Письмо М. Цветаевой – P. M. Рильке, 12 мая 1926 года.)

Внутри губерния подразделяется на воеводства (современные области), формируемые из волостей (2–3 современных соединенных района), в которые входят отдельные населенные пункты: поселки, деревни и т. п. Каждая губерния решает все вопросы, относящиеся к своей административной и хозяйственной деятельности самостоятельно. Центру передается лишь семь функций, имеющих стратегическое значение: оборона, внешняя политика, финансы, энергетическая система, транспорт, связь, экологический надзор.

Для этого необходимо внести в Конституцию России шесть принципиально новых положений и приведение в соответствие с ними некоторых других статей основного закона страны и законодательных актов.

Эти положения следующие:

1. Россия – это унитарное государство, состоящее из губерний.

2. Россия – президентско-парламентская республика. Парламент России однопалатный – Государственная Дума, численностью – 300 депутатов. Последняя формируется по принципу – 1 депутат от 300 тыс. избирателей. Органы местной власти формируются также и на губернском уровне.

Выборы Председателя России[2 - Председатель – перевод на русский язык слова «президент».] (старое название Президент России) и в Государственную Думу осуществляются одновременно один раз в четыре года или пять лет.

3. Первым министром Правительства России, которому поручается его формирование, назначается лидер парламентского большинства, победившего на выборах в Государственную Думу. Силовые министры (обороны, внутренних дел, юстиции, чрезвычайных ситуаций, безопасности, налоговой полиции), министр иностранных дел и министр финансов назначаются Председателем России и в своей деятельности подотчетны только ему.

4. Главы губерний назначаются указами Председателя России и подотчетны ему в своей деятельности. Формируется вертикаль исполнительной власти вплоть до отдельных населенных пунктов.

5. Из Конституции исключаются механизмы роспуска Государственной Думы, отставки Правительства и Председателя Правительства России.

6. Как коллективный орган власти образуется Государственный совет. В него входят по должности: Председатель России, Первый министр, Председатель Государственной Думы, шесть силовых министров, министр иностранных дел, министр финансов, Председатель Конституционного суда и губернаторы – 19 человек.

Губернии России, как это видно из приводимой ниже их экономико-географической характеристики, экономически практически самодостаточны. Кратко обосновывая предложенную концепцию территориально-экономического структурирования России, напомним, что, например, указом Петра I империя была разделена на 8 губерний. В период нэпа (1923–1929 гг.), когда необходимо было стимулировать развитие рыночной экономики, страна была подразделена всего на 6 областей и 7 краев. Если же требовалось усилить централизованное планирование, проводилось разукрупнение на мелкие структуры, не способные к самостоятельному экономическому функционированию (образование с населением менее 2 млн человек, по мнению экономистов, вообще неспособно к самообеспечению).

Вместе с тем, для сохранения структуры территориального управления и повышения его эффективности каждая губерния будет подразделяться на воеводства, которые будут приблизительно соответствовать современным областям. Во главе их будет назначаемый губернатором воевода. Воеводства, в свою очередь, будут разбиты на волости, которые будут соответствовать районам и сельским округам. Во главе их будут стоять волостные старшины, назначаемые воеводами. Волостные старшины будут назначать старост отдельных населенных пунктов – поселков, деревень и т. п. Во главе же городов будут стоять городничие, назначаемые губернаторами или воеводами в зависимости от статуса города. Таким образом, образуется схема управления: председатель – губернатор – воевода – городничий – волостной старшина – староста (6 уровней вертикали исполнительной власти).