La Critica (первая книга казанской трилогии)

– Что-нибудь новое вам пришло в голову?

Конечно, вопрос касался новой религии, постулаты которой Мастер обдумывал на досуге (или всегда).

– Да… – не отвлекаясь от игры, ответил Мастер. – Кое-что имеется…

Ход был под меня, и внезапно мой настрой сменился. Мне стало не по себе. «Зачем я курил вторую порцию?!» Всё-таки какая эта жестокая игра! Смертельно опасная… Чёрт! Ещё карты такие грязные, что я буквально ощущаю, как бактерии карабкаются от кистей рук по запястьям всё выше и выше, – вот их колония заселила мои предплечья, плечи, заполонила подмышки, одновременно продвигается вниз по телу и вверх по шее. Я весь в микробах, они шевелятся на поверхности моего тела.

– Ты будешь крыть или берёшь? – резко спросил Глеб.

Как раз в этот самый момент мой ужас достиг апогея, я вскочил с места и бросил карты на стол, закричал:

– Нет! Нет! Я не хотел играть в эти ужасные карты! А вы меня заставили! Заставили меня! Принудили против моей воли! – я визжал и тыкал пальцами в сторону Стальского и Мастера, а чёрез пять секунд устремился к выходу, чтобы залезть в душ, но передумал и сел на гостиный диван. Внезапная головная боль заставила меня зажмуриться.

– Накрыло, беднягу, – слышал я слова Мастера, когда ложился на диван и придавливал голову подушками.

К головной боли прибавилась боль в глазах.

Мастер начал излагать нюансы своего учения только для Стальского. Я сильнее придавил подушку к голове и звуки стали едва слышны, а в темноте закрытых глаз замелькали розовые вспышки. Я довольно равнодушно подумал: «А не такое ли состояние у тех, кого вот-вот шарахнет инсульт?» Наверное, я на какое-то время отключился. А потом включился.

– Я считаю, что Человечество должно поблагодарить Землю и вежливо уйти. Перестать размножаться, беря на воспитания брошенных детей, – говорил Мастер, и каждое его слово проникало в моё сознание.

– А как люди должны отблагодарить планету? – спросил с дивана я.

– Пока не придумал, – повышенным голосом, чтобы я услышал, ответил Мастер.

Я снова выпал из реальности.

– Вот такая ботва, – было сказано Мастером в тот момент, когда я в очередной раз осознал действительность и выбрался из подушечного завала.

– Блин!.. – восхищённо протянул Стальский. – Я однозначно того же мнения.

Было похоже, что Глеб и Мастер нашли точки соприкосновения. После второго забытья мне немного полегчало, и я, боясь вновь растрясти голову, решил удалиться в свою комнату и лечь на нормальную кровать. Прихватив из холодильника бутылку ежевичного сока и сделав прощальный жест нашему гостю, я вышел из гостиной.

Странный выдался день.

P.S.

Примерно через неделю мы обнаружили в нашем почтовом ящике школьную двенадцатистраничную тетрадку, на обложке которой корявым детским почерком было написано «Мастербук». Самого Мастера мы больше не видели.

Опыт учит, что если хочешь что-то заткнуть за пояс и не получается,

то заболеваешь

С. Дали

Глава о глупости и самобичевании

Неделю спустя. 18.12.

– «Вам придётся полностью довериться мне», – передразнивая голос антикварщика, повторял я сам для себя, когда стоял в пробке в сторону офиса Бимерзкого. – «Я работаю не для живых, а во славу великих мертвецов», – продолжал упражняться я в пародии.

Я чувствовал, что сделал что-то неправильно, когда передал свою «прелесть» аферистическому старику без всяких юридических обязательств с его стороны. «Кажется, я сглупил», – помню, сказал я себе в тот момент. Правда я вытребовал с него расписку в простой форме на символическую сумму в сто пятьдесят тысяч рублей, которые – если он меня кинет – с него смогу получить только через суд. «Кажется меня нае…», – припоминаю, сказал я себе неделю назад, пожимая ручонку Якова Семёновича.

Итак, я ехал увидеться с Марком. Главной темой разговора являлась ситуация с антикварщиком. Что я скажу нашему адвокату? Вернее, как я расскажу ему всё? Как ни расскажи, всё равно будешь выглядеть дураком. Я придумывал слова. Скажу что-то вроде: «Представляешь Марк, кажется я стал жертвой аферы!..» Нет, не годится. Я не хожу быть жертвой. Как написано в учебниках: «Демонстрировать виктимное поведение». Или это по другому поводу написано? Я скажу: «Марк, а ты знаешь Романова Якова Семёновича?»

Спустя пятнадцать минут.

– Этого афериста все знают, – смеясь, ответил на мой вопрос Бимерзкий. – И что с ним?

В следующие десять минут я выложил адвокату всю историю и даже предысторию. А в конце повторил пересказ событий, которые произошли со мной полчаса назад, когда я во второй раз за последнюю неделю приехал в антикварный магазин, чтобы справиться о подробностях нашей сделки. Если в первый мой визит подручная Якова сказала, что её босс за границей, то сегодня магазин вовсе оказался закрыт; на рольставнях висела табличка с надписью «Ремонт». Мобильный он перестал брать уже на третий день после получения «моей прелести», а на пятый день номер вовсе стал отключен.

– И что? Дорогая вещь эта твоя трубка? – покачиваясь в кресле, спросил Бимерзкий.

– Очевидно да, раз старая падла решил съебать с ней за рубеж, – рассудил я.

Марк ещё немного подумал, а потом спросил:

– Это про этот «большой куш» ты мне тогда говорил около нотариальной конторы в Чудино?

Я почувствовал себя полнейший идиотом и, опустив взор, тихо промолвил:

– Да.

Короче, «Богомерзкий» мне сказал, что узнает всё, что сможет и перезвонит. Я поехал домой – за город.

«Идиот, грёбанный идиот. Лошара Пушистый!..» – шептал я себе под нос, руля по односторонним улицам центра города.

Звонок мобильного отвлёк меня от самобичевания. Сицилия.

– Здравствуйте, СициМировна, сказал я.

– …………

– Да, как раз выезжаю из центра.

– …………

– Понял. Сейчас – в течение десяти минут – буду.

Я подгадал момент и развернулся через двойную сплошную. Мне стыдно.

*****

Я подъехал к «Фанерному Пейзажу» и сразу обратил внимание на глебовский Ягуар, припаркованный у служебного входа. Стальский пару дней не ночевал дома, что с ним время от времени случается. Я немного приободрился от мысли, что увижу партнёра.

Не желая расшаркиваться с девушкой-хостесом, которая мне всегда казалась чересчур навязчивой, я, скрываясь за широкой спиной идущего на обед толстяка, прошмыгнул внутрь незамеченным. Пройдя по короткому служебному коридорчику в направлении указателя «Staff only», приблизился к двери кабинета Владимировны, стукнул два раза и сразу вошёл. В поле моего зрения произошло резкое движение, и, когда до моего мозга дошёл сигнал с увиденной информацией, Стальский и Сицилия уже сидели каждый на своём кресле и делали вид, что они там сидят уже давно. «Елочки-палочки, да эти двое любовники!» – блестело в моих глазах. Следующие три фразы были сказаны нами троими одновременно:

А.В.А: Извините. У вас было открыто.