Я пожал плечами.
– Помню, что папа всегда смешил всех нас. Мама смеялась и целовала папу. Мама носила очки с прозрачными стёклами без диоптрий, – она была уверена, что в очках она выглядит умнее. Может, я что-то сочиняю… – прерывающимся голосом сказал я. – Теперь-то, конечно, кажется, что мы были самой счастливой семьёй на Земле. Сама понимаешь…
Меня взволновал этот момент, несмотря на то, что я искренне верил, что у этих двух людей – отца и матери – нет, и больше не будет, проблем, и не в последнюю очередь потому, что им больше нет дела друг до друга; привязанности и беспокойства – удел «пока ещё живых».
Марта встала сзади и обняла меня; прочитала вслух:
– «Аронов Илья Афтандилович. Двадцать девятое февраля, восемьдесят четвёртый – одиннадцатое июля, девяносто четвёртый».
– Помню точно: Илюшка не выговаривал букву «рэ», и папа называл его «Ленин».
Люблю журналистов! Они способствуют кретинизации населения.
И прекрасно с этим справляются
С. Дали
Глава о последней статье Павлика Баранова
05.12.
Вечер. В Новом Чудино. Глеб отсутствовал. Джессика находилась у себя в комнате.
Марта сидела на своём стуле за стойкой и нервными движениями листала «First Chair». Я уже знал, что она скажет.
– Этот Павлик Баранов снова полил грязью La Critic’у. Никак не уймётся! Ведь главное: всё – мы выпустили последний номер газеты. Попрощались с читателями. Зачем говорить гадости о несуществующем более издании?! Я не пойму. Знаешь, как называется статья?
– Как? – спросил я, нежно поглаживая коленку Стальской.
– Мм… – на мгновение отвлеклась от своего гнева Марта, улыбаясь уголком губ.
– Как? – спросил я.
– «Три вида лжи – ложь, наглая ложь и La Critica»!
– Остроумно. Не находишь? – спросил я.
– Не нахожу. В статье подробно рассказывается про то, где мы живём. Про наш быт (ну, тут только одни предположения). Фото имеется, – вот посмотри. Вот наш дом! – она повернула ко мне журнал. – Вот вывеска «La Critica» на крыше. С какой позиции снимали, не пойму? Надо было вчинить иск этому «Стулу» и Баранову ещё один отдельно. Пускай бы ничего не добились, но настроение этим клеветникам попортили. Зря вы мне не дали это сделать, – покачивая головой в негодующем жесте, проговорила Стальская.
Я решил погасить правозащитный пыл своей Марты крепкими объятьями и щекотанием своим носов в её ухе.
– А-ха-ха!.. Мне щекотно, – засмеялась Стальская, пытаясь высвободиться из моих рук.
*****
09.12.
Пройдя по наполовину опустевшим коридорам телекомпании, я приблизился к двери Дашиного кабинета. Так как секретаря уже не было, я постучался в дверь.
– Ты что ли, Аронов, заходи! – прогремел голос нашего продюсера.
Я вошёл и поздоровался. Моему взору предстала типичная зарисовка девичьих посиделок. Обе дамы сидели на диване, положив ноги на ноги, с бокалами в руках. Перед ними на журнальном столе стояла на две трети опустошённая бутылка шампанского и наполовину съеденная коробка шоколадных конфет, а на полу стояла пустая бутылка из-под шампанского той же марки. Эти две (в обычные дни) умные женщины весь вечер посвятили несению пурги и обсуждению глупостей. Что ещё делать в минуту прощания? Естественно, когда приходит мужчина одной из подружек, она пьяным ласковым голосом говорит:
– Ми-и-илый мой пришёл. Иди, поцелуй свою де-е-евочку.
Милый подходит к своей девочке, и та его целует так, как будто это середина секса. Милый давится языком своей девочки, ощущает вкус алкоголя и шоколада, и бросает стыдливый взгляд на сидящую рядом подружку. Его девочка говорит:
– Мы с Дашей сегодня… ик! выпили не… много, – так что тебе придётся нести свою девочку до машины. Ты согласен?
Я был согласен.
– Я согласен, красавица, – от души подыгрывал я.
Мне было приятно думать, что мы не боимся банальностей. Даша дотянулась до лежащей на столике еженедельной газеты «About Town» и проговорила:
– Ознакомься с новой статьёй «Барана». Теперь и в еженедельных газетах. Он вас «любит», однозначно.
Я изобразил крайнюю заинтересованность с оттенком возмущения. Дарья процитировала несколько словосочетаний из статьи, а я негодующе покачал головой.
– А название-то, название: «Критики и глупцы говорят, что…», – вырвав у меня из рук газету, прочитала название Даша. – Как это понимать?
– Не зна-а-аю… – произнёс я, а потом спросил: – Даша, тебя подбросить до дома?
– Ой, точно, Даша, я и не подумала о том, что тебя нужно отвезти!.. У-у-у… – стыдясь своей беззаботности, промолвила Марта, обнимая подругу.
– Ой, да ладно. На такси доеду. Что вас гонять-то!.. – обнимая Марту в ответ, начала отнекиваться Даша.
– Нет, мы настаиваем, – одновременно проговорили мы с Мартой и с улыбкой переглянулись.
– Давай, вставай, – потянула Марта Дашу за руки с дивана, попутно толкнув ногой, стоящую на полу, пустую бутылку.
– А-ха-ха!.. – засмеялась Даша, поднимаясь, а встав и поправив костюм, зачем-то отчётливо проговорила: – Вадим А-а-ронов и Марта Ста-а-альская – я так и знала. Я только сбегаю в туалет.
Даша вышла из кабинета, а Марта предприняла попытку прилечь на диван, но я успел её подхватить.
– Нет уж, Марточка, до дому, – проговорил я, удерживая свою возлюбленную в вертикальном положении.
– Тогда ещё одну конфетку, ам! – Марта съела ещё одну конфетку.
Мой взгляд скользнул по коробке, и до меня дошло.
– А я-то думаю: как вы так набрались с полторы бутылки шампанского. Оказывается конфеты-то с коньяком. Наверняка это ты полкоробки уничтожила. Попа не слипнется?
– М-м-м… – прожёвывая шоколад начала говорить Стальская, а секунду спустя страстно зашептала мне в самое ухо: – А ты мне на что? Разлепишь.
– О! Решилась-таки! – пошутил я.
– Н-н-нет, – отрицательно качая головой, сказала Марта и предприняла очередную попытку улечься, но я снова пресёк этот порыв.