– Хочет взглянуть на трубку.
– Ты ему рассказал про трубку?
– Видимо, да, – усмехнулся я. – Лучше, если ты поедешь со мной.
– Ой, я уже договорился…
– С Ларисой Дмитриевной?
– Нет, с другой девочкой, – изобразив досаду, ответил Глеб.
– Ладно, один съезжу, – посмеялся я над «девочкой».
*****
– Как дела? – как можно более учтивой интонацией спросил я. – Бизнес идёт?
– Дела как у Берда, – протягивая руку, ответил Яков Семёнович, – только труба пониже и дым пожиже.
– Это значит «хорошо»? – прищурившись, и с полуулыбкой спросил я.
– Вадим, голубчик, вы принесли предмет? – сразу перешёл к делу старец.
Я достал из сумки шкатулку и поставил на стол. Яков Семёнович включил ещё одну настольную лампу и открыл коробочку.
Через десять минут изучения под лупой он положил трубку обратно и закрыл крышку. Внутренне я приготовился услышать что-то вроде «вещь интересная, но не уникальная. Могу предложить за неё…»
– Этот предмет можно продать за весьма и весьма солидную сумму, – чётко проговорил антикварщик.
К такому повороту я был не готов, поэтому заговорил на овечьем языке:
– Мэ-э…
– Да-да, – подтвердил свою мысль антикварщик. – Очень солидную сумму.
– Так что…
– Очень солидную. Может даже за…
– Сколько?
– Миллион, – еле слышно произнёс Яков и прикрыл глаза.
– Миллион, – повторил я. – Можно купить полквартиры.
– Вы меня не поняли, Вадим, – заговорщицким тоном прошептал антикварщик. – Я имел в виду миллион долларов.
Я прищурился и надул губы. Мой мозг подсчитывал в уме сколько будет тридцать пять процентов от миллиона долларов. Ответ: триста пятьдесят тысяч долларов.
– Я найду того, кто выложит такую сумму, а кто-нибудь другой не найдёт, – облегчил мои сомнения Романов.
– И что нам делать сейчас? Составим какой-то договор. Я бы хотел привлечь к этому делу своего адвоката, – скороговоркой проговорил я.
– Ну-у-у, если вы желаете заплатить налоги с этой сделки, то-о-о-о… – надавил на моё слабое место антикварщик.
– Не желаю, – поспешил заверить я. – И врагу не пожелаю. Но дело-то нешуточное, не какой-то комод за двести тысяч деревянных…
– Поэтому я и беру такие высокие комиссионные. Потому что выступаю гарантом сделки, – с гордостью произнёс господин Романоff, а потом высоким голосом задал риторический вопрос: – Как она вообще у вас оказалась?
Наверное в этот момент меня кольнуло осознание готовящейся в отношении меня аферы, ведь я-то ожидал совершенно другую тактику. Я был уверен, что старый аферист будет занижать сумму, а с покупателем меня сводить не станет, сославшись на тот факт, что он-де выступает агентом, а покупатель доверяет только ему, ну, или ещё что-нибудь там наплетёт. В чём подвох?
– Я её у вас не оставлю, – без обиняков сообщил я.
– Я и не прошу, – тоном невинного младенца сказал старец. – Но в определённый момент вы всё же должны будете мне её передать. Придётся довериться мне, голубчик.
Через пять минут Яков Семёнович провожал меня к выходу из своего кабинета. Кабинет его, надо сказать, представлял собой настоящую лавку чудес. Если в самом магазине в основном продавались побрякушки для простаков, то в святая святых – кабинете господина Романова – имелись действительно интересные вещи. Около самой двери я остановился напротив лакированного столика.
– Заметили? – спросил Яков Семёнович.
– Настоящая? – на всякий случай поинтересовался я.
– Да, оригинал, – высоким голосом, подчёркивая естественность такого положения вещей, ответил Яков Семёнович. – Языческий сюжет. Раньше она принадлежала одному небезызвестному местному политику, но ему пришлось срочно отбыть на постоянное место жительства за границу, а брать с собой подобные вещицы не очень удобно. Я включу её, – он включил её.
«Ах!..» – невольно выдохнул я.
– Я думал, что политики – люди без вкуса, – задумчиво произнёс я, продолжая осмотр.
– Не всегда. Хотите её?
– Не знаю… – засомневался я. – Кажется, мне достаточно знать, что она существует.
– А вот взгляните ещё на это, – антикварщик указал на застеклённый стенд. – Одна из ранних модификаций Энигмы. Изготовлена в 1922-м году. Попала в Россию задолго до Второй Мировой. Принадлежала купцу и коллекционеру…
– Мне больше нравится лампа, – перебил я.
– Вы из тех, кому ближе эстетство, – сделал вывод собеседник.
– Наверное, – согласился я.
– Что ж, будем держать связь, – пожимая мне руку и ненавязчиво подталкивая к выходу, сказал Яков Семёнович.
Я вышел из кабинета, прошёл короткий тёмный коридорчик и оказался в магазине.
– До свидания, – сказал я продавщице и звякнул колокольчиком над входной дверью.
Мы стремимся быть понятыми потому что хотим, чтобы нас любили,
и потому, что мы сами любим