Эмансипе

Михаил (добродушно). Апокалиптик ты наш. (Щегловой.) Ну что с него возьмешь?

Открывается дверь, входит Суслова. Михаил устремляется ей навстречу.

Суслова (осматриваясь). Узнаю Россию. Какой разговор по душе без самовара.

Щеглова (Розанову). Вася, это кто?

Розанов (вполголоса). Суслова, бывшая подруга Достоевского.

Щеглова. Та самая?

Розанов. Та самая. (Себе.) Поразительное сочетание кокетства и недоступности.

Михаил усаживает Суслову напротив Розанова – на противоположном конце длинного стола. Их разделяет несколько метров.

Михаил. Господа, позвольте представить вам нашу гостью. Суслова Аполлинария Прокофьевна (неожиданно мнется). Писательница, известная нигилистка. Любит молодежь.

Щеглова (вполголоса и с усмешкой – Розанову). Молодежь или молодых людей?

Михаил. Господа, тема нашего сегодняшнего литературного вечера – любовь, брак и семья (с иронией) и прочие пережитки прошлого. Для завязки дискуссии выступит Василий Розанов. Покорно прошу, Василий. Тебе слово.

Розанов. Господа, давайте сначала предоставим слово Аполлинарии Прокофьевне. Она столько лет провела за границей. Так любопытно послушать ее.

Суслова. Ой, прекратите, Розанов! Не смейте под меня подделываться. Вам предоставили слово – извольте говорить.

Розанов (справляясь с волнением). Господа, боюсь, я скажу то, что вам не понравится. Я глубоко убежден в том, что мы рождаемся для любви. И насколько мы не исполнили любви, мы томимся на свете. И насколько мы не исполнили любви, мы будем наказаны на том свете. Это мой главный канон. А канон второй: не выходите, девки, замуж ни за писателей, ни за ученых. И писательство, и ученость – эгоизм. Выходите, девки, за обыкновенного человека, чиновника, конторщика, купца, лучше бы всего за ремесленника. Нет ничего святее ремесла. И такой муж будет вам другом. Третий мой канон: замужество – это второе рождение. Где недоделали родители, доделывает муж. Он довершает девушку просто тем, что он – муж.

Щеглова (с сарказмом). Да уж, он довершит. Василий, ты говоришь так, будто тебе в обед сто лет.

Розанов (себе). Иногда мне кажется, что мне тысяча лет.

Девушки и юноши посмеиваются.

Щеглова. Василий, если писательство – эгоизм, зачем ты постоянно пишешь?

Розанов. Писательство – есть несчастие, рок. Это мое второе мнение, но есть и другие.

Суслова. К примеру?

Розанов. Счастье писания – есть счастье рождения.

Суслова. А рок в чем, Розанов?

Розанов. Боюсь, наша литература погубит нас своим злословием и пустотой.

Суслова. Тоже метите в пророки?

Щеглова. А кто еще пророк?

Суслова (будто отмахивается от Щегловой). Какая назойливая муха! Однако вы свернули с главной темы, Розанов. Вернитесь. (Розанов молчит). Розанов, что с вами? Говорите же, мне интересно. Чем вы заняты? Как вам не стыдно? Зачем вы не даете мне покоя? Зачем ласкаете мне ногу под столом?

Общее замешательство, потом смешки.

Розанов (в смятении). Помилуйте, как можно?

Михаил. Не обращай внимания, Василий. Это всего лишь розыгрыш. Не так ли, Полина Прокофьевна?

Щеглова. Мадам, у нас серьезная дискуссия, а вы устраиваете балаган.

Суслова. Деточка, тебе же сказали, что это всего лишь розыгрыш.

Щеглова. А когда вы ударили по щеке мужчину почтенного возраста, который подарил вам комплимент, это тоже был розыгрыш?

Суслова. Это когда же? Кого я ударила. (Вспоминает) Ах вот ты о чем!

Щеглова. Вспомнили? Преподаватель в институте сказал вам, что вы прелестны, как богиня Афродита, а вы залепили ему пощечину.

Суслова. Ах, деточка, чего с меня взять. Я – дочь бывшего крепостного крестьянина. Мне вообще нет места в цивилизованном обществе. Но зачем ты сократила комплимент профессора? После слов о богине Афродите он сказал, зачем мне политика и ученость. Он оскорбил меня. А потом смел прикоснуться к моему лицу.

Щеглова. Погладил, что ли? Так ему, наверное, понравилась ваша нежная кожа.

Розанов. Профессор потрепал Аполлинарию Прокофьевну по щеке. Вот она ему и съездила. По-моему, заслуженно.

Суслова. Василий, вы поступили сейчас, как рыцарь. Я при всех хочу сказать вам, чтобы вы пришли ко мне сегодня ночью, я буду ждать. Я помогу вам исполнить любовь, чтобы вы не маялись на том свете.

Немая сцена. Все потрясены. Раздаются смешки. А потом и хохот.

Щеглова (тоже смеясь). Слушайте, это неслыханно! (Сусловой.) Мадам, как вы можете говорить об этом вслух?

Суслова. А что, на ухо шептать? Чего тут стыдного? Странное возмущение для нигилистки.

Щеглова. Тут не все нигилисты. Я точно старомодна. (Розанову.) Василий, почему ты молчишь?

Розанов. А ты, Таня, могла бы так прямо сказать?

Щеглова. Ты в своем уме?

Щеглова выбегает из комнаты.

Михаил. Вася, это уже слишком.

Михаил выбегает следом за Таней.

Розанов (вслед). Прости, дружище, я что-то не в себе.

Квартира Сусловой.

Много книг. Входят Суслова и Розанов. Розанов помогает даме снять верхнюю одежду. Склоняется, чтобы помочь снять обувь. Суслова помогает ему снять шубу. Розанов страшно волнуется.