Эмансипе

Суслова. Как же ты меня знаешь.

Софья. Наверное, много писала?

Суслова. Представь себе, ни строчки. Из чего заключила, что я все-таки не графоманка.

Софья. Такая богатая впечатлениями жизнь… Я тебя не понимаю.

Суслова. Я сам себя не понимаю. Болтаюсь по жизни. Ничего из меня не получается. Трачу только деньги папеньки. (Михаилу) Мишенька, сыграйте что-нибудь.

Михаил мнется.

Софья. За стенкой наш квартирант работает, Васенька Розанов.

Суслова. Розанов? Тот, что пишет о Достоевском?

Михаил. Он его страстный поклонник.

Суслова. Интересно! Так давайте помешаем ему.

Комната Розанова.

Розанов (зрителю) Бог послал меня с даром слова и ничего другого не дал. Вот отчего я несчастен и постоянно пишу. Литературу я чувствую, как штаны. Так же близко и вообще, как свое. Штаны бережешь, ценишь, всегда в них, так и я постоянно пишу. Мой канон – благодари каждый миг бытия и каждый миг увековечивай. Но в мышлении моем всегда какой-то столбняк. Или от мути во мне нечистой крови. Или от пустоты и бессмысленности жизни. Страшная пустота жизни, как она ужасна. Нужно, чтобы о ком-то болело сердце. Но о ком? Таня такая правильная, такая благополучная. Это у нее обо мне болит…

Михаил идет в комнату Розанова, Суслова и Софья остаются у двери и прислушиваются.

Михаил (входя). Творишь? Вынужден тебя прервать. С тобой изъявила желание познакомиться прекрасная женщина. Она за дверью. (Розанов смотрит с крайним удивлением). Это… (делает паузу).

Розанов. Не томи же!

Михаил. Это бывшая возлюбленная Достоевского…

Розанов (ошарашен). Неужели Суслова? (Михаил подтверждает взглядом) Но зачем? Это невозможно.

Михаил. Она не захотела ждать. У нее к тебе какие-то важные вопросы. И ей все равно, захочешь ты отвечать или не захочешь.

Розанов. Боже милостивый! Как можно так внезапно? У меня столбняк.

Суслова (решительно входя в комнату). Розанов, какой столбняк? Какие церемонии могут быть между нами, нигилистами?

Розанов. Но я сейчас уже не совсем нигилист.

Суслова. Хорошо, между нами, агностиками.

Розанов. Но я люблю Бога. Ближе Бога у меня никого нет.

Суслова (с притворной досадой). Что ж такое! Кто же вы?

Михаил. Он гений в потенции, в перспективе. Немного терпения, мадам. Сейчас он придет в себя.

Суслова (насмешливо). Что-то не заметно. Розанов, как вам помочь? Ну хорошо. Скажите, что вы думаете о моем друге Герцене, царство ему небесное.

Розанов. Герцен написал много, но ни над одной страницей не впадет в задумчивость читатель, не заплачет девушка. Не заплачет, не замечтается и даже не вздохнет.

Суслова (в том же тоне). Какая лирическая критика. А о Гоголе что скажете?

Розанов. Интересна его половая загадка. Он, бесспорно, не знал женщины, у него не было физиологического аппетита к ней.

Суслова (с интересом). Что же, по-вашему, было?

Розанов. Поразительна яркость кисти везде, где он говорит о покойниках. Красавица-колдунья в гробу. Мертвецы, поднимающиеся из могил. Утопленница Ганна. Везде покойник у него живет удвоенной жизнью. Покойник нигде не мертв, тогда как живые люди словно куклы, аллегории пороков. Он ни одного мужского покойника не написал, точно мужчины не умирают. Бездонная глубина и загадка, этот Гоголь.

Суслова. Живописно. А как вам Достоевский? Насколько мне известно, вы его поклонник, что-то пишете о его творчестве.

Розанов. Трудно сказать о нем то, чего вы не знаете. А говорить, что знаете, смешно. Иногда мне кажется, что он будто вечно пьяный, только не от вина.

Суслова. Дерзко. И как-то странно высказываетесь. Не как поклонник.

Розанов. На любой предмет я стараюсь смотреть с тысячи точек зрения.

Суслова. Бросьте! Просто у вас такой характер: семь пятниц на неделе. Я вас насквозь вижу, Розанов.

Розанов. Достоевский великий писатель, но без отточенной техники. Он в большей степени пророк, чем прозаик.

Суслова (Михаилу). Что ж, неплохо.

Михаил. Завтра у нас литературный кружок. Будем рады.

Суслова. Ох уж эти кружки! Абстрактные темы, пустые споры. Болтлив русский человек. Но я обожаю вращаться среди молодежи. Обязательно приду. (Розанову) До свидания, Розанов!

Суслова скрывается за дверью. Софья уводит ее в свою комнату.

Михаил (взволнованному Розанову). Ты заметил, каким тоном она сказала тебе «до свидания»? Она – давняя подруга моей мачехи. Она читала твои заметки. Да что с тобой? С чего вдруг ты так взбудоражился?

Розанов. Она ушибла меня.

Квартира Голдиных.

Большой самовар на длинном столе. Заварной чайник.

Чашки. Сладости. Все участники кружка – совсем молодые люди. Шутки смех.

Розанов сидит в одном торце стола. Заядлый курильщик, он прикуривает одну папиросу от другой. Курит и непрерывно ест сладости. Рядом с ним его девушка – Таня Щеглова.

Михаил. О социализме мы сегодня рассуждать не будем.

Розанов. И правильно. Социализм пройдет, как дисгармония, как буря, ветер, дождь. Хотя, возможно, не скоро. И если придет, то тоже не скоро. Хотя предпосылки есть. Самая почва нашего времени испорчена, отравлена.

Щеглова. Вася, ну зачем же так мрачно?