Затерянный мир

– Ничего! – завопил он, инстинктивно закрыв голову руками,– Совсем ничего!

– А это что? – указал Байзель на развешенные на бельевых веревках Костины игрушки.

– Они провинились!

– Как это? – удивился суровый наставник.

Костя шмыгнул носом, понемногу приходя в себя:

– Я их наказываю через повешение. Я в кино такое видел. Пускай повисят головой вниз. Может ума добавится.

– Ага,– рассеянно кивнул Байзель,– добавится, как же… Я вот тебя сейчас вниз головой подвешу на люстру и посмотрю, добавится у тебя ума или нет.

– Нет, нет! – закричал Костя.

– Почему? – хитро прищурился бывший эсесовец.

– Потому что я невинный!

– Да уж… Конечно,– Байзель сплюнул с балкона вниз и проследил, прищурившись траекторию плевка. Потом подтянул семейные трусы и ушел в комнаты.

– Поубирай тут все, сейчас ко мене гости придут,– бросил он сквозь зубы перед тем как удалиться.

Костю его уход оживил.

– Какие гости?

– А тебе что за дело? Гости и гости,– уже из глубины квартиры прогудел Байзель.

Семенко помчался следом, сообразив, что сейчас его наказывать не будут.

– Но они же подарки принесут? Всякую вкуснятину, ага? – он даже слюну пустил в предвкушении.

– Сопли подбери, урод! – расщедрился на комплимент наставник,– и прошу тебя по- хорошему, сделай так, чтобы я тебя не видел.

Костя побродил, немного скучая, а потом решил все-таки устроить плюшевым медведям обещанную пытку. Но те на все старания убогого, но настойчивого мерзавца, в спущенных колготках, молчали, как русские партизаны. Военную тайну говорить принципиально не желали, и только улыбались нарисованными ртами с чувством своего глубокого внутреннего превосходства. Костя психанул, заорал:

– Я отрублю тебе голову! – и побежал за топором, но по пути вспомнил, что в гостиную ему нельзя, замешкался, наступил себе левой ногой на правую, потерял равновесие, и здорово приложился кудрявой башкой о косяк двери.

Медведи беззвучно, но дружно расхохотались, а Костя заревел. И именно в этот момент в квартиру входили гости. Ими оказались, бывший однополчанин Байзеля Адольфик и какой-то незнакомый барыга серьезного вида в кожаном длинном пальто. Поприветствовав друг друга, они прошли в гостиную в сопровождении Костиного истошного вопля. Лицо Байзеля мгновенно одеревенело, а Адольфик наоборот, одобрительно кивнул и осклабился:

– Зеер гут! Пытаешь на дому? О!

– Yaa,– сжимая от ненависти зубы,– прошипел Байзель,– то есть… Это у меня ассистент занимается. Шустрый такой парнишка и преданный идеалам нашей борьбы…

– Гут. Молодежь это гут,– закивал гость в кожанке, а Адольфик деланно и подобострастно залился козлиным смехом,– фюрер любить молодежь!

– Хайль! – завопили все вместе, да так неожиданно громко получилось, что даже Семенко прекратил орать и прислушался.

Нацисты сами немного напуганные своим криком перешли на конспиративный шепот. Костя стал поочередно прикладывать уши к дверям, чтобы уловить обрывки разговора, или хотя бы запахи съестного, потому что есть захотелось неожиданно и сильно.

С разговором получилось плохо, а вот запахи присутствовали, да такие, что у Кости слюнки потекли и весьма обильно. И в этот момент за спиной у Кости раздался посторонний шум, он обернулся и увидел на балконе странного вида мужчину с вентилятором в руках, и густыми черными бровями на мужественном, но сильно испачканном сажей лице.

Мужчина этот что-то бормотал себе под нос, однако, увидев Семенко, заулыбался и прокричал:

– Привет, малыш!

– Здравствуйте, дядя Пасенков,– вежливо поздоровался Костя и поинтересовался:

– А что у вас в рюкзачке?

Ярослав Иванович смущенно закашлялся и задвинул ногой объемистый рюкзак в угол балкона. Потом ответил:

– Вообще-то сегодня я Карлссон, и у меня поломался пропеллер…

– Ух, ты! – обрадовался Костя, потирая руки,– вы сегодня настоящий?

– В смысле? – озадаченно спросил отставной депутат, пытаясь оттереть сажу с лица Костиной футболкой случайно оказавшейся на балконной веревке. Последнее время Пасенков промышлял квартирными кражами, и только что обчистил квартиру этажом выше.

– Ну, как в смысле? В натуре, что ли Карлссон? – обиделся Костя,– или на понтах?

– В натуре,– кивнул Пасенков.

– Значит, будем веселиться! – запрыгал Костя на одной ножке и чуть не расшибся об открытую внутрь квартиры балконную форточку.

– Обязательно,– подтвердил Ярослав Иванович,– и попытался втиснуть вентилятор в рюкзак, но безуспешно,– но помни! Карлссона необходимо для веселья накормить!

– А у меня еды нет! – расстроился Костя,– ее всю Байзель к себе и гостям утащил, у них там оргия. А я тут заточен, как принцесса!

Пасенков что-то прикинул в уме и произнес лаконичное: «Ага!»

– А мы все-таки будем веселиться? – уже не совсем уверенно спросил Костя.

Ярослав Иванович осмотрел убогую обстановку и сказал:

– Врядли… Хотя… А это что тут? – и он указал на стоящую на тумбочке шкатулку.

– Это? – Костя бережно взял шкатулку в руки и прижал ее к тощей груди,– это мои драгоценности, моя прелесть…

– Чего? – удивился Карлссон,– а ну-ка давай, показывай, мы же друзья. А какие секреты между друзьями?

Костя мечтательно закрыл глаза, потом открыл их и торжественно произнес:

– Ну, ладно, так и быть, погляди. Только одним глазком.

Пасенков честно прикрыл один глаз, и Костя открыл шкатулку. В ней лежала его фотография в полный рост. Карлссон аж пукнул от обиды.

– Ну как? – спросил Костя.