Затерянный мир

– Утро туманное… – многозначительно пропело радио в голове полусонного учителя рисования, и Петр Иванович с трудом разлепил глаза.

На работу идти не хотелось, но деваться тоже было некуда, и Петька нацепил парадные стринги, и пошагал на кухню. Там, увидев восхищенные и отчасти растерянные лица, чешущих носы соседей, Рожок снова похвалил себя за покупку.

«Ох, и стильный же я перец!» – с удовольствием сказал он своему отражению и дернул губой.

Отражение скривилось и сморщилось – вода была холодной.

«Оно и понятно – зима!» – сам себе напомнил Петр Иванович, и тут в его седую башку пришла мысль. Она не была оригинальной, но она была интересной.

Чтобы не идти на работу, надо было сходить в больницу и выпросить больничный. На месяц. А лучше на два. А еще лучше до конца учебного года, и тогда прощай гадкие ученички, ничего не смыслящие ни в живописи, ни в перспективе, ни в натюрмортах, и руки у которых тоже из стрингов растут. Между прочим.

На общей кухне меж тем кого-то били. Доносились голоса:

– а еще бывший депутат!

Рожок подошел к дверям, но поразмыслив, открывать их не стал.

– Не буду чай пить! – сам себе сказал он и пошел одеваться, под теми же завистливыми взглядами соседей из коридора.

Потом уже, по пути в больницу, стал размышлять, к какому все-таки врачу заглянуть. Терапевт отпал сразу, не доверял ему Петр Иванович.

– Не серьезный он,– дернул губой учитель рисования и обратился мысленно к другим врачебным специальностям. Следующим отпал стоматолог. Чисто из-за страха. Ухогорлонос тоже не вызвал положительных эмоций. Невропатолога Петя тупо боялся, ибо тот был явно не в себе, и однажды сильно Рожка напугал. А вот хирург показался перспективным вариантом.

Петр Иванович даже представил себе, как заходит в кабинет, садится на краешек стула, весь из себя такой униженный, жалкий. Доктор на него глянет сочувственно, а Рожок вздохнет глубоко так со смыслом, проникновенно, и скажет:

«Ох, и ломит же руки! И ноги… Наверное на погоду. Все суставы прям, выкручиваются, один из другого. Что делать ума не приложу…»

Доктор выслушает этот бред внимательно, головой умной своей покивает, и скажет:

« Да… Вам на работу нельзя ни в коем случае пускать. Вам лежать надо дома в тепле, и спать, спать. Спать…»

Рожок даже зевнул от умиления.

« И еще доктор скажет…»

«Куда ж вы в такую даль с таким диагнозом? Надо было меня на дом вызывать…»

У Петра Ивановича прямо слезы на глаза навернулись от такой картины, расчувствовался, паразит. И тут неожиданно, какая-то тварь на санках, вынеслась из-за угла, больно пнула Рожка под коленку и дико хохоча, скрылась за поворотом.

Карлик любил неприятные сюрпризы и санный спорт.

– Сволочь! – заорал вослед саночнику Рожок, но отряхнувшись и пораскинув умишком, решил, что случившееся даже к лучшему, он теперь и о злодейском нападении доктору расскажет, типа, это скинхэды на него напали, в грязи изваляли, отдубасили не по детски, а по тому сразу на год надо от работы освобождать.

В регистратуре Петр Иванович с самым жалким видом попросил направление к хирургу, после чего немолодая сестра, подозрительно рассмотрев в окошко его Петра Ивановича страдальческую физиономию, после некоторого колебания, сунула больному белый квадратик с указанием кабинета. Подозрительность ее была вполне понятна, ибо Петр Иванович начал стонать еще в очереди за квадратиком, и выглядел так, словно по нем только что проскакал эскадрон тяжелых уланов. В полном боевом снаряжении, разумеется.

Представьте себя на месте несчастной медсестры. Стоит перед вами такой себе цветущего вида мужчина в полном расцвете сил и ноет как старая бабка:

«Ой, деточка, дай к хирургу бумажечку, моченьки моей нету уже все это терпеть! Ой, лышенько, ой!»

Конечно, сразу к психиатру захочется дать направление такому больному. Чего уж там. Но медсестра воли чувствам не дала, и решила проблему просто, хочет человек к хирургу, пусть и идет. Да и кабинет невропатолога напротив, если что…

Очереди под кабинетом не было. Не оказалось на сегодня хромых в больнице. Петр Иванович хищно втянул носом воздух и распахнул дверь:

– Можно?

В уши ударила какофония звуков:

– Ааааа!

– Мужчина!

– Двери закрой!

– Идиот, какой-то!

Рожок попятился, но успел рассмотреть толстую тетку в черном лифчике.

«И не голая, а орет, как будто ее в султанский гарем отправляют против воли».

Петр Иванович присел в кресло и задумался. Уши его горели. Минут через двадцать толстуха надменно прошествовала мимо по коридору, лифчик был надежно скрыт под цветастой шерстяной кофтой. Перед поворотом она все-таки обернулась и высказала учителю рисования все, что накипело у нее на душе:

– Хамло трипольское! – после чего удовлетворенно удалилась.

– Ой! – сразу заскулил Рожок и пополз в кабинет.

Врач стоял у окна спиной к Петру Ивановичу и задумчиво курил. Был он могуч и суров.

– Че вы все ноете,– не оборачиваясь, произнес он,– и ноют и ноют, и ходют, и ходют. Как вы уже достали все,– он выбросил в сердцах в форточку окурок,– Раздевайся!

С отвратительной ухмылкой отставного стриптизера Рожок стал раздеваться. Врач смотрел на него презрительно и недовольно.

– Я… – начал было Петр Иванович.

– Последняя буква в алфавите,– нагло заявил доктор и зевнул,– короче.

– У меня болит…

– Понятно, что болит. У всех болит,– зевнул доктор,– а вот кого , скажи, интересует, у меня что то болит, или нет?

– А? – только и спросил Рожок.

– Бэ,– ответил хирург и, вздохнув, оглядел обнаженного до красных стрингов учителя. – Мда, та еще картина. Вам мужчина, из Голливуда не звонили случаем?

– Нет.

– Странно, там как раз фиговую картину снимать начали, про мутантов. Мутаны-4. Очень рекомендую, познавательная, с точки зрения хирургии. Так. А вы кем у нас работаете?

– Учителем…