– Ладно, сделаю…
Так обозначилась отсрочка прощального вечера. Пока она договаривалась с какой-то Маргаритой Станиславной, врачихой, он продолжал ходить к ней. Мать по-прежнему пекла пирожки, плавала по комнате утицей. Она напоминала Ивану утицу не только переваливающейся походкой, но и слегка сплюснутым на конце носом. У Томки нос был видно отцов, аккуратненький, с курносинкой. Потчевала бабка Ивана, как близкую родню и не скрывала, что мыслит его любимым зятем.
Через пару дней после того, как он узнал, что Томка забеременела, старая попросила:
– Ты бы, Иван, помог гардероб привезти. Сторговала я у одного бобыля по дешевке. Как-никак механиком в гараже трудишься, дадут, чай, машину…
Он и не просил машину. Уговорил одного из шоферов сделать после смены левую ходку, загрузил вместе с ним допотопный гроб с фанерными завитушками и перевез на пыльную Сиреневую улицу.
Полагалось соблюсти традицию – обмыть покупку. Мамаша сама водрузила на стол казенную белую головку. Выпили по одной и по другой, и тут в дверь громко застучали. Томка вздрогнула. Мать осторожно подплыла к сенным дверям, наклонилась к замочной скважине, прислушалась. Опять затарабанили.
– Кто там? – спросила она.
– Пусть Томка спустится, – послышался мужской, с сипотцой голос. – Поговорить надо.
– Багратка пришел, – испуганно повернулась мать к дочери.
Та вжалась в стул, потом распрямилась, гордо так вскинула голову. Сказала Ивану с извиняющейся улыбкой:
– Я сейчас.
Откинула в сенях засов. Оставив дверь открытой, сошла с крыльца.
– Ты что ходишь? – услышал Иван ее приглушенный голос. – Сгинь с глаз!
– Тамарочка, – засипел в ответ Багратка. – Мышка моя…
– Сгинь, паразит! – удерживая голос, прошипела Томка.
– Эт-та как эт-та «сгинь»? Зачем сгинь?.. Ах, ты, сученка клыкастая! Значит, я – сгинь, да? А как дрова или уголь надо – «в гости приходи»?..
Сверяба поднялся из-за стола. Мать хотела было остановить его, но опустила руки на колени и замерла.
– Ты мне кто, муж? – перешла на крик Томка. – Паразит ты сусатый и спекулянт! Топай отсюда, чтобы мои глаза тебя не видали!
– Я тебе покажу «не видали»! Я тебя приколочу, подошва!
Появившийся на крыльце Сверяба увидел, как Томка со всего размаху залепила ухажору пощечину. А тот был маленький и тощий. Только грозно топорщились шикарные усы. Выйдя из столбняка после оплеухи, усатик схватил Томку за ворот кофточки, рванул, располосовав до пояса. Иван спрыгнул с крыльца, вмиг оттеснил Томку, успел сказать ей: «Иди домой!», легко крутанул усачу руки:
– Г-гаденыш, язви тебя в бочку! Брысь отседова, покуда не завинтил по шляпку!
Тот вырывался, норовя пустить в ход зубы, время от времени вскрикивая:
– Я твою мать… Я весь твой род…
Иван треснул его по шее, от души так треснул. И еще раз – в подглазье. Тут Багратка изловчился, хватанул зубами его палец, вырвался и уже на бегу продолжал сыпать проклятия всем Ивановым предкам и потомкам.
После бегства усатого кавалера все почувствовали душевную неловкость. Томка кинулась смазывать йодом Иванов палец, бинтовать надумала, но он отмахнулся.
– Давай, Иван, еще по одной для успокоения, – предложила мать.
Но успокоиться не пришлось. Во дворе опять раздался Баграткин голос:
– Кучерявый! Если ты мужчина, выйди!
Иван тронулся было к дверям, но дочь с матерью усадили его.
– Буйный он. Ножиком чикнуть может. Не связывайся, Вань.
Мать проворно вынесла в сени табурет, забралась на него, выглянула в оконце под самой крышей и ахнула.
– Господи спаси! – пробормотала. – С косарем пришел.
Вообще-то Ивану не хотелось выходить под косарь. Но мужское достоинство не позволяло сидеть взаперти. Потому он дважды порывался к дверям и, не особо сопротивляясь, давал женщинам снова усадить себя за стол.
Через полчаса усатик утих. И все обошлось бы, все покатилось бы по привычному кругу, но вскоре в дверь снова постучали.
– Откройте – милиция!
Мать даже перекрестилась от неожиданности. Вошли старшина и сержант. За их спинами объявился Багратка, без косаря, зато с синяком под глазом.
– Вот он, – показал на Ивана.
Сверяба поежился, но виду не показал. Уставился на незваных гостей шалыми воловьими глазами.
– Ваши документы? – потребовал у него старшина.
– Я с собой в гости документов не беру.
– Это бандит! – вылез вперед Багратка. – Я экспертизу сниму!
– Что вы слушаете этого паразита! – вскинулась Томка, обращаясь к милиционерам. – Он сам с косарем прибежал, грозил всех порезать! Палец вон человеку до кости прокусил. Мы тоже экспертизу снимем…
– Старшина пытался остановить ее, но не тут-то было.
– Наглеть не надо! – не останавливалась она. – Спекулянт нестиранный! – это уже в адрес Багратки. – Все праздники привозными цветами торгует!
– Этот вот гражданин, – кивнув на Багратку, перебил ее, старшина, – жалуется, что вы устроили в квартире притон.
Томка аж задохнулась от возмущения.
– Я ему покажу притон! – попыталась обойти старшину и дотянуться до усатого ухажера. – Я ему…
Старшина безуспешно пытался ее успокоить. Сержант, в облике которого надежно осела скука, отступил на всякий случай к дверям.
Томка стихла внезапно, будто выдохлась. И старшина, отловив паузу, спросил у Сверябы:
– Что вы делаете в этой квартире?