Золото для дураков

– Ага…. Коленка этого самца прямо-таки нырнула ей между ног!

– Какой разврат! А палец-то! Обратите внимание на указательный палец его левой руки! Откровенное и наглое сладострастие! Он гладит им ладонь Бирюковой!

– Бедлам!

– Хуже! Содом и Гоморра!

– Что они себе позволяют!? Кругом же общество!

– Куда только смотрит начальница института!

– Бирюкова… она… частолюбивая особа и недостойна внимания офицера Его Императорского Величества! Тем более, такого красавца, как этот корнетик. У нас разве перевелись достойные девушки: отличницы, умелицы, благопристойные…

– Ты о себе, что ли?

– Почему сразу о себе? Кроме меня есть ещё девушки, которые могли бы составить пару корнету, не унижая его офицерского достоинства своим отвратным раздеванием перед мужчинами.

– Вообще-то, девочки, все мужчины знакомятся с нами не для изучения геометрии Евклида…

– Т-с-с… Тихо! А для чего? Как ты думаешь?

– Думаю я плохо и грешно, но сладко и заманчиво…

– Это как? Расскажи!

– Догадайтесь сами.

– Тьфу, на тебя! Ты хоть намекни…

– Ладно, уговорили. Все мужчины коварны и любят прятать своих детей внутри девушек…

– Чего уж тут сладкого, с пузом ходить на виду всего общества!

– Сладко было до того, как пузо на нос полезло!

– А ты пробовала?

– Ты дура, что ли? Или с тобой фрау Штольц отдельные занятия проводила? Скажешь тоже, «пробовала»! А что я мужу в первую брачную ночь скажу? Мол, девственность нечаянно в бане смыла!?

– А, если замуж никто не возьмёт? Прикажете так девственницей и сдохнуть!?

– Как понять «никто замуж не возьмёт»? Суженного нужно не ждать, а брать, пока он не опомнится. Смотрите на Бирюкову! Мы ей обструкцию, а она на нас наложила три горячих кучи, и повисла на шее у корнетика! Ей перпендикулярно наше мнение о ней. Она корнета взяла плотно в свои руки, и, поверьте мне, девки, доведёт его тёпленького до венца!

Сама Бирюкова, поражённая настойчивым вниманием корнета, решила насладиться последним танцем в своей жизни с настоящим офицером. Вальсировала она страстно. Отдавалась мелодии всей своей страдающей душой. Волшебные звуки музыки лились из-под свода зала. Они подхватили, закрутили Марину и её кавалера, унося их в царство нежности, любви и сострадания. Магия звуков и танца сыграли с Бирюковой злую шутку. Она перед самым балом едва не отправилась, по своей воле, в путешествие в один конец в страну вечных снов. Сейчас же беспомощно тонула в манящей глубине загадочных глаз Грехова.

Она не понимала, что с ней творится. Она не могла отвести взгляда от наполненных лаской и нежностью, чёрных глаз офицера. Они манили загадочностью, таили в себе мужскую надёжность и ласковую дерзость. В них Бирюкова, не отдавая себе отчёта, неожиданно увидела спасение своей души и тела. Позор и бойкот, устроенный ей товарками по институту, уже не казались неодолимой бедой, а так, безделицей. Короче говоря, пустяком, не стоящим внимания.

Право слово, о чём речь-то?! Ну, обнажилась она перед мужчиной, и что? Во-первых, сделала это по огромной нужде, а во-вторых, врач вовсе и не мужчина, а так, одна видимость с усами…. Вот, если бы перед корнетиком раздеться…. Крамольная мысль обожгла Бирюкову изнутри и кинулась в лицо. Она покраснела и чуть не потеряла сознание. Даже пошатнулась. Корнет не растерялся и услужливо подхватил Марину и прижал к своей груди.

Сколько времени длилось их соприкосновение, Бирюкова не знала. Может быть, год, может быть сто лет, но она прочувствовала всем существом биение его сердца. Отлипать не хотелось, даже под угрозой восхождения на эшафот…. Между двумя ударами своего сердца, она успела поведать ему свои беды и обиды, прочитать стихи, спела песню и нашла опору в жизни. Танцевали молча. Разговаривали их глаза, руки, пальцы, тела….

К концу бала Виталий Игнатьевич Грехов уверился в произведённом им впечатлении на внучку банкиров Унгертов. Девица Бирюкова дошла до нужной кондиции и готова к дальнейшему употреблению.

***

Николай Емельянович Строков полагал, женщины существа весьма занятные: мягкие на ощупь и злопамятные. Опыт общения с дочерями Евы у него был, но поверхностный, так сказать без должной тесноты познания и погружения в суть проблемы.

Господина Строкова следует пожалеть. Посудите сами: сколько отваги нужно женщине для страстного поцелуя мужчины с соплёй на верхней губе!

С другой стороны, Никодим Емельянович впитывал опыт женатых сослуживцев и товарищей, и очень скоро пришёл к твёрдому убеждению, – платная любовь дешевле для кармана мужчины, чем счастье семейной жизни.

Пожалуй, это всё, что он знал о женщинах.

Физика с математикой, даже на уровне приват-доцента, всё-таки не анатомия с физиологией и рассказать что-либо новенького о женской природе не могли.

Полицейского опыта в расследовании серьёзных женских преступлений явно не хватало. Ежели не брать в расчёт пьяных драк, мелких краж, то женская преступность в наших краях дело экзотическое и требует особого подхода. Но какого? Этого подхода Никодим Емельянович не ведал!

Он громко шмыгал носом, тупо смотрел на трещавшую какими-то совсем ему ненужными словами, молодую, крепенькую во всех местах, белокурую хорошенькую бабёнку из мещанок.

«М-д-да!» – думал господин следователь – «На эту бабу даже кобеля на улице оборачиваются. Она из мужиков не то, что верёвки, коврики плести может…. Как же её, ёк-макарёк, зацепить-то?»

Бабёнка, играя пальчиками, строила Никодиму Емельяновичу глазки, разные мины лица и позы тела. Думала; «Хмырь мокроносый! Ищейка полицейская! На кой ляд ты ко мне припёрся? За Иваном? Так он успел в голбец[12 - голбец – погреб] нырнуть и затихариться. Филеров не видно и не слышно, а в одиночку Иван этого мокроносого придурка в миг на кукан[13 - кукун – прут для насаживания пойманной рыбы] насадит! Он и пикнуть не успеет!»

Никодим Емельянович, наконец-то обратил внимание на авансы, исходящие от белокурой бабёнки и подумал: «Эх! Как её корёжит! Похоже, знает кошка, чьё мясо съела! Теперь на моём теле поплясать захотела!»

Белокурая бестия, видя тщету своих бессловесных домоганий, подумала: «Вот ирод каменный! У него в штанах, видно, скорлупа от яиц. Ну, погоди же! От меня ещё никто не ускользал!» Вслух же прибавила дисканта в голосе и, с грудными всхлипами, стала рассказывать с картинками, как её намедни на волтузил Степан-картузник. За то, что она ему отказала решительно в романтических ласках.

– Вы только посмотрите, господин следователь! – жалилась бабёнка, вываливая перед Строковым ядрёную белоснежную грудь. – Вот синячище, вот…, вот…. А здесь, дайте-ка вашу руку, пощупайте, какой шишак…

Остолбеневший Никодим Емельянович машинально протянул руку. Когда в его ладонь загрузилась горячая упругая плоть груди, внезапно воспрянула к жизни похоть и едва не задушила служебный долг.

Бабёнка уже тянула к нему руки и думала: «Вот сейчас-то и в койку пора! Там-то я покажу тебе польку-бабочку в три притопа, в два прихлопа. Будешь у меня собачкой на верёвочке!»

В этот исторический момент решалась судьба следователя департамента полиции, господина Строкова Н. Е. – быть ему на побегушках в банде Ивана Крюка или дальше честно бороться с лихими людишками.

По иронии, последней каплей, перевесившей чашу весов в пользу добродетели, оказалась сопля Никодима Емельяновича. Она выскочила на волю из правой ноздри его вечно мокрого носа. Проворно юркнула вниз по лысой губе и на мгновение замерла перед смертельным прыжком в бездну истории. Её остановкой хотел, воспользоваться господин следователь. В надежде вернуть беглянку в родные пенаты, он решительно и громко хлюпнул носом. Нахальная сопля, не сказав последнего «Прощай!», ухнулась с верхней губы Никодима Емельяновича прямо на белоснежную плоть груди бабёнки.

Вожделение от ужасной мизансцены, сразу съёжилось, сморщилось и провалилось в тартарары.

Бабёнка от полицейского хамства и невоздержанности, хотела уже заблажить во всё горло, но вовремя вспомнила о спрятанном в голбце Иване. Филера его искали почитай три года. Пришлось ей ойкнуть и быстро вернуть осопливленную грудь внутрь платья.

Никодим Емельянович замер каменным истуканом с протянутой к бабёнке рукой и раскрытой ладошкой, из которой исчезла красивая, упругая женская грудь.

– Простите…. Проклятый насморк! – промямлил Строков. – В Париже пытался лечить, но тамошние эскулапы не помогли…. Вот и маюсь…

– Со всяким бывает…. Вы зачем-то пришли? Надеюсь, полиция зря соплями не разбрасывается?

Шутка бабёнки вышла неуклюжей. Строков покраснел и, стараясь скрыть смущение, смачно высморкался.