До встречи не в этом мире

– Без проблем.

Нарисовал я карикатур, шаржей, газету назвал «Мусор», начинил ее заметками пакостными, стишками…

Свернул в тубу, зову Белаша.

– Нарисовал?

– Сам посмотри.

– Лана, некогда мне, иди домой.

Через час я смылся в Ригу.

Больше трех месяцев дома не появлялся. Участковый, встретив меня, сказал:

– Твое счастье, что сбежал. Попался бы ты нам тогда!.. Мы ведь газету генералу показали, а сами-то не посмотрели…

Жизнь в коммунальной квартире учит многому, и, в частности, как не пропасть среди российских славных птахов… Мне, хулигану и безотцовщине, каждый соседский выродок считал своим долгом сделать замечание, что я забыл выключить свет в коридоре, туалете, на кухне не убрал… Эти придирки, высказанные с потаенной ненавистью, изрядно отравляли мне жизнь и могли привести к нехорошему, если бы, на мое счастье, на место Полуактова не въехал Сергей Иванович Иванов с женой Катей, верные голубки-энкэвэдэшники, на руках которых была кровь преданных и расстрелянных ими людей.

Описывать эту пакость здесь не стоит: я их вывел в повести «Яблоки горят зеленым», там они даже преобразились в то, чем им никогда было не стать. Поскольку меня донимали все, кому было не лень, я сообразил, что надо искать противоядие от этих змей. И нашел.

Сергей Иванович Иванов, «перекрасившийся» в семнадцатом из Кацнельбогена, люто ненавидел евреев, как ему завещали это советская власть, Сталин и Берия. А тут на счастье и соседи – евреи: Харитоны. Биня Львовна и Лева. Левкин брат был адвокат, в харитонском доме – еврейский, как бы шахматный, клуб. Ходили по квартире гордо и независимо. Им тоже во мне не все нравилось.

– Смотри, как израильцы-то ходят, – заметил я раз Сергею Ивановичу.

В те времена Израиль вел войны направо и налево, угнетая бедных арабов, и в газетах то и дело появлялись статейки об их бесчинствах.

– Они газет не читают, – сказал я.

– Да? – удивился Иванов.

– Надо им на стол класть.

– А как?

– А вырезать ножницами и класть.

С того дня Кацнельбоген выбирал самые антисемитские статейки, вырезал и клал их на стол Бине Львовне.

– Смотри, – говорил он ей, – что израильцы твои творят… Ты ведь газет не читаешь!

Биня, надувшись, как гусыня, величественно удалялась, а я тем временем подкладывал еще парочку статеек, которые для меня собирал весь двор, следивший за развитием событий, как на скачках.

– А давай политинформацию проведем, – предложил я Иванову.

Заметим, что от возраста и преступлений, которыми он был опутан, как паутиной, маразм и бесы его не отпускали ни на секунду.

И вот на кухне появилось объявление. Сергей Иванович запасся вырезками антисемитской направленности, и в назначенный час мы с ним расставили стулья. Я уговорил матушку, Катрин сама уселась, а Биню с Левкой силком приволок Сергей Иваныч. На этот раз я отыскал особенно антисемитские материалы. Предполагалось, что Иванов их зачитает, а затем начнется обсуждение…

Минут через пять Биня как завизжит:

– Антисемит!!!!

Лева стал уговаривать:

– Пойдем, мама…

Это ее раззадорило чрезвычайно, и она стала истошно вопить:

– Энкэвэдэшник, расстрельщик!!!

Ответом Кацнельбогена-Иванова были его любимые чекистские изречения: «чёртова ты кукла», «сопля морская»… Скандал получился превосходный. Театр…

Но этого все же было недостаточно. На мою удачу, у нас в квартире каждый что-то имел. Биня – лестницу, Иванов – швейную машинку. Я тайно передвинул машинку, и на ее место втиснул лестницу.

Биня, выйдя на кухню, переставила машинку обратно, но с запасом. Поэтому когда Кацнельбоген появился на кухне, машинка стояла безобразно.

– Кто это? – прохрипел он.

– Кто? Биня, конечно. Сказала, что скоро вообще выкинет эту рухлядь.

Тут выходит Биня.

– Ты сделала? – спросил Иванов.

– А зачем вы мою лестницу трогали?

Но Иванов не слушал. У него включился ядерный реактор, и он, схватив Бинино достояние, поволок выбрасывать, по моему предварительному совету, на лестницу.

Биня цеплялась, оба наполучали ушибы и синяки.

Конфликт разгорался.

В подобной ситуации великая выгода: обе стороны в тебе ищут союзника, про свет в туалете не вспоминают, участковому стучать забывают.

На мое счастье, через несколько дней Биня повесила в сортир альманах «Аргументы и факты». Я, как-то присев, раскрыл и обомлел. На меня смотрел с доброй улыбкой «Наш Ильич»… Этого я пропустить не мог. Вывернув Ильичом газету наружу и наткнув на гвоздь, я пошел за «Железным Феликсом».

– Посмотри, что израильцы проклятые вытворяют, – сказал я. – Уже Лениным попку подтирают.

ЧК убедился, что это факт. Вошел к Бине без стука, приволок в сортир и вопросил:

– Ты повесила?

– Я, – не понимая, в чем дело, пропищала Биня.

– Я Лениным попку подтирать не позволю! – взревел Иванов и, неожиданно перейдя на шепот, добавил: – Я Лениным попку не подтираю. А только чистенькой марлечкой…

– Да подтирайтесь вы хоть наждачной бумагой! – заорала Биня.