Себастиан порядком обогнал Юлю и буквально стоял одной ногой на берегу, а другой – на пароме, когда она – в слетающих босоножках, не рассчитанных на спринтерские забеги (да и на велосипедные поездки, впрочем, тоже!) – влетела на паром. Через минуту они отчалили.
Стало холодать, Себастиан укутал Юлю в свою куртку и фотографировал её, сидящую на открытой палубе парома с развевающимися от ветра волосами. Потом какие-то весёлые и всё понимающие тётеньки в годах предложили сфотографировать их вдвоём, и Себастиану ничего не оставалось, как усесться и позировать рядом с Юлей. Так было сделано единственное за эту поездку – да и вообще за всё время их знакомства – фото, запечатлевшее их вместе.
Закончился тот долгий день, как и предыдущий, ужином в уже знакомом им поселковом пабе и огнём, пылающим в камине.
***
На следующий день, в воскресенье, утром, которое предстояло их отъезду из Корнуолла, Юля проснулась ни свет ни заря. Закончив свои утренние упражнения и приняв душ, снова примостилась на краешке кровати рядом с Себастианом, разметавшимся так, что места ей почти не оставалось. Подумала: «Вот они, привычки завзятого холостяка – занять полностью целую двуспальную кровать и даже и думать забыть, что тут может захотеть прилечь кто-то ещё!»
Она полулежала на подушке и одной рукой строила на прикроватной тумбочке домики, башенки, мостики и дорожки из евроцентов и английских пенсов, каждый вечер в изобилии выгребаемых её спутником из кармана на эту самую тумбочку. «Вот и кончаются наши длинные выходные, кончается наш Корнуолл», – думала Юля с грустью.
Себастиан сладко потянулся и открыл глаза.
– Где ты была? Я просыпался, но тебя не обнаружил.
– Наверное, в душе.
– Теплая… теплая снаружи и теплая внутри, – тихо, словно в задумчивости, прошептал он, кладя ладонь Юле на плечо и медленно продвигая её к груди.
От его слов, а ещё от затуманившегося взгляда, и правда, всё у Юли внутри потеплело. «Вот дуры мы, бабы, – подумалось с горькой ехидцей. – Скажет нам мужик пару ласковых – а мы уж и таем, как сливочное масло».
А Себастиан уже сидел на коленях в кровати перед Юлей, и руки его блуждали по всему её телу: исследовали бугорки и впадинки, заглядывали в складочки, лепили её, формовали, словно её тело и вправду было куском размякшего сливочного масла или пластилина.
– Господи, ну почему ты так меня возбуждаешь! – прошептал он наконец.
– Может, потому что ты – фламандец? Помнишь полотна старых фламандских мастеров? – на них там всё сплошь такие, как я, полнотелые обнаженные дамы. Может, ты был Рубенсом в прошлой жизни?
– Если я и был Рубенсом, то ты была моей самой любимой натурщицей, – а потом, помолчав немного, воскликнул, – да я могу получить оргазм, просто глядя на тебя!
Пытливый читатель (а скорее – читательница) вправе задаться вопросом: вот автор все пишет об оргазмах Себастиана, а как же сама Юля – она-то получала ли свою долю удовольствия? Да, получала. Избалованная собственным мужем – страстным и искусным любовником – она, конечно, вынуждена была проявлять некоторую гибкость, подстраиваясь под более сдержанные ласки Себастиана, так что ради получения собственного оргазма ей порой приходилось потрудиться, чего с мужем никогда не бывало.
Но, как уже говорилось ранее, непритворное страстное влечение к ней Себастиана, его постоянное желание сметали на своём пути все барьеры, возводимые его относительной сексуальной неискушенностью, а точнее – некоторой ограниченностью набора его сексуальных приёмов и ласк.
Таким образом, своё главное удовольствие от секса с Себастианом – так же, впрочем, как и от секса с мужем – Юля получала не вследствие собственного оргазма, а вследствие ощущения своей потаённой власти над мужчиной, возможности разделить его страсть и возбуждение и, в конечном итоге, – вместе пережить вожделенный финал.
Порой Юле казалось, что любой мужчина и сам мог бы забрать неограниченную власть над ней, если бы только он достаточно убедительно сыграл, просто сымитировал мощное желание, влечение к ней. Но слава Богу, мужчины умеют притворяться, но не в интимных делах и не до такой степени, чтобы обмануть опытную женщину. Поэтому Юля продолжала верить, что абсолютное большинство мужчин, когда-либо желавших её (а при определённом везении – и получавших), были искренни в этом желании. Она просто не могла поверить в иное, воскрешая в памяти каждый конкретный случай и обстоятельства, сопутствовавшие тем или иным отношениям.
***
Не торопясь позавтракав, Юля и Себастиан погрузили в багажник свои нехитрые пожитки, попрощались с хозяйкой и покинули уютное корнуэльское прибежище. Но прежде чем взять курс на Лондон, они решили заехать еще в одно местечко – Порт-Айзек (Port Isaac). «Почему не St Isaac? – разглагольствовала она по дороге. – Насколько можно судить по названиям местечек, этот Корнуолл просто кишит всевозможными святыми: St Ives да St Dennis, St Isey да St Just, St Mawes, St Columb, St Austell».
Улицы Порт-Айзека, этого по-своему замечательного городка, притулившегося на склоне холма, настолько узкие, что две машины не могут разъехаться. Сам холм, щедро отдавший едва ли не каждую пядь своей земли жителям города – либо под жилище, либо под проезжую часть, либо уж, на худой конец, под тротуар – круто спускается к бухте, в часы отлива обнаруживающей свои глинистые отмели, а в часы прилива скрывающейся под двухметровым слоем воды.
Мест, пригодных для парковки, в городе немного, если они вообще есть. «Stupidity is not a handicap. Park elsewhere»[18 - «Глупость – не инвалидность. Паркуйтесь в другом месте» (англ.).], – красуется табличка на одном из домиков, перед которым чудесным образом пустует незастроенный и ничем не занятый пятачок площадью два на три метра. Поэтому неудивительно, что в часы отлива быстро подсыхающее дно бухты рассматривается – в особенности приезжими – как отличное место для временной парковки авто прямо в центре городка. А сам городок так мал, что целиком теснится круто изогнутой подковою вокруг этой бухточки.
Но вот о чём порой забывают, а то и вовсе не знают, легкомысленные гости Порт-Айзека, так это о том, что всего несколькими часами позже прилив по-хозяйски вступит в свои права и поглотит все, что «плохо лежит», вернее – неправильно стоит на дне бухты, так недавно казавшемся твердью земной.
Вот почему на съезде к бухте стоит табличка «Не забудьте забрать свою машину перед приливом». Это – предупреждение горе-автомобилистам о том, что в случае забывчивости у них есть все шансы превратиться в искателей затонувших кораблей и ныряльщиков за подводными сокровищами.
Юля с Себастианом спустились на своей машине к бухте, но не решились там припарковаться, поскольку скоро должен был начаться прилив. Они были вынуждены подняться уже по другой дороге снова к окраине городка и там оставить машину, после чего пешком спустились обратно в центр.
Как всегда, Юля была озабочена поиском тарелки из Порт-Айзека для своей коллекции, но городок был так мал, что почти не оставалось надежды на то, что кто-то в нем озаботился производством сувенирной продукции. Справедливости ради отметим, что на одном из домиков, прямо над входной дверью, действительно, красовалась тарелка с указанием адреса, но Юля с Себастианом сошлись во мнении, что воровать её, лишая домик столь очаровательного украшения, нехорошо.
Вообще, Себастиан, казалось, проникся важностью этого аспекта Юлиной жизни, заключающегося в коллекционировании тарелок. На протяжении всего их короткого совместного путешествия он искренне старался помочь ей в её «охоте на тарелки».
Вот и теперь они метнулись в магазин открыток, потом в какую-то галантерейную лавку, потом – в кондитерскую, где накупили ужасных – но зато аутентичных – сливочных тянучек и заодно расспросили о тарелках. Жизнерадостная продавщица сладостей направила их туда, где они уже были и ничего не нашли, прибавив, впрочем, что ещё один магазин посуды есть чуть поодаль, в двух кварталах от её собственного заведения.
«Магазин посуды… вряд ли это то, что нам нужно», – они разочарованно переглянулись. Но Юля, скорее для галочки, всё же отправилась в «магазин посуды», попросив своего друга подождать её в кафе попить пока что кофе на изящном балкончике, нависающем прямо над бухтой.
Она с высокой вероятностью ожидала увидеть в искомом магазине ряды кастрюль и сковородок. Между тем, посуда, составлявшая ассортимент магазина, была в основном декоративная – керамическая или просто-таки глиняная. И каков же был Юлин восторг, когда среди всего этого добра она увидела замечательную, аутентичную-преаутентичную (точно не «Made in China»!) средних размеров плоскую глиняную тарелку с изображенной на ней розовой рыбой и крупной надписью внизу «Port Isaac». Y-yes!
Прижав к груди драгоценную тарелку, плотно завёрнутую в местную газету с названием то ли «Port Isaac Tribune», то ли «Port Isaac Community», уже и не вспомнить, Юля появилась в дверях кафе, выходящих на балкон. Она сияла так, что Себастиан только спросил: «Неужели?». Юля гордо развернула газету и ответила новым для себя, но, как она надеялась, подходящим к случаю словом: «Serendipity!» Миссия была выполнена, можно было возвращаться в Лондон.
***
Первая половина их обратной дороги в Лондон была весёлой. Они всё ещё находились под влиянием незабываемых двух дней и двух ночей, проведённых в Корнуолле в компании друг друга. Себастиан заметил: «Каждая пара должна время от времени устраивать себе такие “корнуэльские выходные”, чтобы эмоционально подзарядиться».
Пробираясь узкими дорогами местного значения к шоссе A303, поглядывая на дорожные указатели, Юля и Себастиан припоминали местечки, которые они проезжали, катаясь по Корнуоллу в предыдущие два дня.
Кроме того, по дороге они сделали интересное открытие: в регионе много населенных пунктов, чьи названия начинаются с «Tre». Они ехали, время от времени выкрикивая: «Помнишь – Trevose!», «Еще были Trevelgue, Trebetherick и Trerice», «Смотри – поворот на Trelights, а дальше будет Trewethern!». Trewornan, Trevanson, а также многочисленные «леса»: Treworder Wood, Tregwindles Wood, Treraven Wood, Treveigan Wood.
Уже много позже Юля задала вопрос одному интеллигентному молодому человеку родом из Иванова, обладателю оксфордского диплома по английской филологии. Она спросила, с чем может быть связано такое количество селений в Корнуолле с началом на «Tre». Тот немало удивился Юлиной наблюдательности и пояснил, что в давние времена жители Корнуолла говорили на корнском диалекте, который наряду с уэльским и бретонским берёт свое начало в древнем британском. Сегодня на корнском диалекте говорят от силы несколько сот человек, и в последнее время как раз активизировалось движение за его возрождение, так что корнский официально признан как один из миноритарных диалектов Великобритании.
Однако корни заинтересовавшего Юлю топонимического феномена её знакомый филолог объяснить не сумел. Юле хотелось бы верить, что «Tre» – это усеченная форма от «tree» («дерево»), хотя почти наверняка она заблуждается.[19 - Вот именно, Юля заблуждается, а Google знает все: «Tre – (a place-name element) house or settlement (properly a farmstead)» (List of Cornish dialect words in English, Wikipedia). Словом, Tre- (и далее название местности) просто означает наименование поместья, усадьбы, фермерского хозяйства по имени той или иной местности.]
Стремясь приехать в Бромли засветло, наши путешественники двигались на большой скорости и старались не останавливаться. По мере приближения к Лондону их настроение портилось, так же, впрочем, как и погода, в конечном итоге обрушившаяся на них проливным дождём.
Уставшие и измученные, Юля и Себастиан всё же остановились на заправке, чтобы быстренько выпить кофе и размяться. И там они самым идиотским образом умудрились не поделить какой-то пирожок. Хотя и не разругавшись в пух и прах, любовники всё же были недовольны друг другом.
Им трудно было даже самим себе в том признаться, но причина столь крутого разлада в их отношениях лежала на поверхности. Они понимали, что их счастливое время утекает и что они со скоростью, превышающей 70 миль в час, движутся навстречу той минуте, когда снова станут абсолютно чужими друг другу. Просто – сотрудниками двух международных компаний, которые случайно пересекутся на конференции, перемолвятся парой ничего не значащих фраз, а может и того меньше – просто раскланяются издалека и разойдутся навсегда. Чужие. Чужие…
Есть у Юли дурацкая привычка – расставлять точки над «i». Особенно если это «i» неприятное. Действительно дурацкая, пагубная привычка, никому еще не приносившая удовольствия.
Вот и на этот раз она почему-то вознамерилась облечь в осязаемую форму их с Себастианом будущую чуждость друг другу. Вдобавок, Юля понимала, что Себастиан продолжал находиться в поисках женщины, которая могла бы стать ему постоянной партнёршей, женой, а в идеале – родить ему детей. Поэтому Юля предложила Себастиану познакомить его с одной своей не очень близкой подругой.
Катя, казалось, идеально ему подходила. Она была года на четыре старше Юли, а значит – примерно на шесть лет младше Себастиана. В свои сорок два она обладала роскошной внешностью красивой от природы и к тому же холёной женщины, никогда не знавшей заботы о детях или о семье, всецело сконцентрированной на себе, любимой. При том Катюша уже невероятно хотела замуж и родить ребёнка. Как и Себастиан, она мечтала о дочке. В дополнение ко всему, Катя была очень умна, сделала головокружительную карьеру и проживала в собственной шикарной двухкомнатной квартире в самом центре Москвы, на Маросейке.
В общем, всё в Юлиной подруге было по-чеховски прекрасно: «и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Но первый вопрос, который задал Юле Себастиан в ответ на данную Кате самую лестную характеристику и предложение их познакомить, был из другой плоскости и несколько неожиданным:
– И ты совершенно не ревнуешь меня, предлагая познакомиться с твоей подругой?
«Господи, ну зачем он мучает меня – конечно, она ревновала. – Но эта точка над «i», её же надо поставить».
Точно так же, как когда-то в их первую встречу, когда Юля поспешила (и правильно сделала – это было честно!) предупредить его о том, что замужем, что у неё дети, так же и теперь – она должна была сжечь мосты. Для его же спокойствия, а может быть – прежде всего для своего. Не ответив прямо на заданный им вопрос, Юля, тем не менее, ответила достаточно прямо:
– Но мы никогда не будем вместе, Себастиан, а я очень хотела бы, чтобы и ты, и моя подруга Катя были счастливы. Прежде всего – ты. Ведь ты мне не чужой («Чужие, чужие», – стучало в её мозгу). Я искренне хотела бы тебе помочь, если только могу это сделать.
– Ну хорошо, а почему, если Катя, судя по твоим рассказам, – настоящий идеал женщины, почему она всё ещё не замужем и никогда не была замужем?