– О да, мне уже лучше.
– Тогда, извините, я... вернусь через несколько минут, – сказал Браш.
Он догнал Крониных, которые сели отдохнуть на платформе грузовой станции.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. – Я не хотел тебя больно ударить.
Они молчали, избегая смотреть в его честные глаза.
– Я не люблю бить людей, – продолжал он. – Я тебя сильно ударил, а?.. Голова болит?
Они снова ничего не ответили. Билл Кронин зарычал и опустил ноги на землю; двое других подставили ему под руки свои плечи, и все трое заковыляли прочь.
– Но ведь, – продолжал Браш, – вы очень грязно говорили о мисс... мисс... забыл, как ее зовут. Нельзя так поступать. Давай пожмем друг другу руки, Кронин.
Билл Кронин пробормотал что-то, не поднимая головы, и все трое продолжили свой путь.
Браш крикнул им вдогонку:
– Если будут счета от врачей, я бы хотел оплатить их. Мой адрес вам даст Луиза Грегг.
Появление Браша в воскресной школе было встречено с большим энтузиазмом. По прибытии в школу мисс Симмонс упала в обморок, и происшествие было описано в деталях не единожды. Все заговорили разом: «Пора было проучить этих молодцов», «Других таких буянов в нашем городе больше не сыщешь», «Ему, видно, мало было одной отсидки в тюрьме, еще захотел».
Браш принял все почести молча. Лицо его зарделось. Священник весь вечер не мог забыть его рыцарского поступка. Час спустя, уже за ужином, он произнес речь, в которой превозносил в Джордже Браше «истинного джентльмена». Свою речь он закончил вопросом:
– Мистер Браш, вы не хотите сказать нам несколько слов?
Глубоко обеспокоенный, Браш встал и вперил свой взгляд куда-то в конец комнаты. Он думал так сосредоточенно, что, казалось, забыл, где находится. Наконец он начал:
– Мне бы не хотелось хоть в чем-нибудь возражать священнику... но я все время думал о происшествии на железнодорожных путях и должен сказать вам, что сожалею о своем поступке. Я противник насилия и не верю в воспитание кулаком. Это было бы слишком просто. А теперь, узнав, что мальчишка Кронин уже сидел в тюрьме, я еще больше сожалею о своей выходке.
– Но... но мистер Браш! Этот человек нагрубил мисс Симмонс. Насколько я понимаю, его слова были почти оскорблением.
Не отрывая взгляда от огонька в конце комнаты, Браш медленно произнес:
– Нелегко обдумать это дело до конца... но, боюсь, следовало позволить ему оскорбить ее. Видите ли, мистер Форрест, теория гласит так: если плохим людям отвечать добром на оскорбления, они задумываются и начинают испытывать чувство стыда... такова теория. Теория Ганди.
Мистер Форрест сказал резко:
– Когда оскорбляют даму, мистер Браш, джентльмену не пристало заниматься теориями. Вы знаете, как мы, южане, относимся к женщине. Мы не можем согласиться с вами.
Браш перевел взгляд на священника.
– Я думаю, что мир сейчас настолько свихнулся, что мы должны все обдумать заново, – говорил он с растущей убежденностью. – Мне кажется, что существующие ныне у людей идеи неверны. Я пытаюсь начать все с самого начала. – Он повернулся к Луизе Грегг и добавил: – Я сегодня ударил человека и недостоин находиться здесь, поэтому я прощаюсь. До свидания, Луиза, мне лучше уйти.
Он взял свою шляпу с вешалки в прихожей и, дойдя до середины железнодорожных путей, долго стоял в глубокой задумчивости на месте преступления.
Глава VIII
Канзас-Сити. Ухаживание за Робертой Вейерхаузер. Наследство Херба
После выписки из больницы Канзас-Сити Браш часто думал о том, как найти Роберту. Увидев как-то рекламу частного детективного агентства, он нашел контору и изложил им большинство известных ему фактов. И вот теперь его наконец догнало письмо из агентства. В нем приводился адрес фермы и, кроме того, говорилось, что мисс Роберта Вейерхаузер уехала с фермы более года назад в Канзас-Сити и нашла себе место официантки в ресторане «Восход солнца».
На следующий день после возвращения в Канзас-Сити Браш поспешил в ресторан. Он поднялся по узкой лестнице на второй этаж и вошел в большой зал, увешанный китайскими фонариками. Пол постепенно повышался к центру – площадке для танцев. На каждом уровне стояло кольцо столиков. Браш сел за столик на самом верхнем уровне и огляделся. В зале было пять официанток, и, присмотревшись, он решил, что любая из них может быть Робертой Вейерхаузер. Все они были одеты в слегка китаизированные костюмы, включавшие красные сатиновые брюки. Щеки официанток были густо нарумянены, а концы бровей подведены вверх. Официантка, подошедшая взять у Браша заказ, была высокой костлявой девицей с копной растрепанных пшеничных волос и кислым выражением лица.
– Что будете есть? – спросила она.
Браш пробежал взглядом карточку.
– А что у вас особенно славится? – спросил он неторопливо.
– Все славится.
– А что вам больше нравится?
– Я все люблю. До безумия, – ответила она холодно, почесывая голову карандашом. – Любое наше блюдо доставит вам удовольствие, которое вы до конца дней не забудете.
Браш поднял на нее глаза.
– Могу я спросить, как вас зовут? – сказал он.
– Разумеется, вы все можете спросить. Меня зовут мисс Никак. Живу я с матерью, телефона у нас нет. Работа моя заканчивается в четыре часа, но домой меня может провожать только мой парень. Танцевать я не люблю, от кино у меня болят глаза. Что еще вы хотите знать?
Браш покраснел.
– Я не это имел в виду, – сказал он тихо. – Я только хотел узнать, есть ли среди вас официантка по имени Роберта Вейерхаузер.
– Это еще зачем? – ответила она сердито. – Зачем это вам? Кто вы такой?
– Я... я друг мисс Вейерхаузер.
– Кто? Вас что, послал кто-нибудь?
– Может, Роберта Вейерхаузер – это вы?
– Нет, не я. Меня зовут Лили Уилсон, если вам так уж хочется знать. И слушайте внимательно: вы не будете совать нос в мои дела, а я в ваши. Так будет лучше, идет?
Браш смотрел на нее искренним взглядом.
– Я просто задал вопрос, вот и все.
– Так что вы будете есть?
Она записала заказ, затем бросила на Браша презрительный взгляд и пошла на кухню. Но, не успев пройти и десяти шагов, она неожиданно вспомнила его. В ее вскрике было удивление, смешанное с ненавистью. Она остановилась и вновь посмотрела на Браша. Их взгляды встретились. Она поспешила прочь, и заказанные блюда принесла ему уже другая официантка.
В тот же вечер он снова пришел в ресторан. Танцы были в разгаре. Большинство столиков было занято, и на территории Роберты он не смог найти свободного места.
На следующий день он был в обеденное время за своим прежним столиком. Неожиданно над его ухом раздался ее раздраженный голос: