Затянутое Королевство: Правитель всех земель

– Прекрасно сказано, отец!

Растолкав знакомых ему стражей ильгала у входа в комнату, за стол пожаловал Гастиус, облачённый в полный доспех. Даже на время обычной беседы военачальник не желал расставаться с григорским обмундированием. Он сел рядом с Альвией, положил перед собой свой шлем и решил скрасить ожидание разговором, пока все остальные не соберутся за столом.

– Простите мне бою бойкость, леди Фло’Грат.

Тому факту, что Сантиунт Великолепный заговорил с единственной дамой в доме, не удивился бы даже деревенский дурачок, каждый день забавы ради врезающийся головой в самую крепкую стену своего жилища.

– Вам не за что извиняться.

Она ответила ему, но не стала смотреть в глаза. Чаровница предпочла им виды обители Тодеуса.

– Я наслышан о вашем подвиге в Халлендоре, – продолжил Великолепный. – Новости быстро разлетелись средь приближённых короля. Вы смогли выстоять в бою с Лазарем. Этого никому прежде не удавалось сделать. Потрясающе. Леди Фло’Грат, вы расскажете мне, как это было?

– Это было страшно.

Наконец она наградила его своим взглядом, пусть и мимолётно.

– И поэтому я не помню детали. Когда человек испытывает страх, он словно себя не контролирует. Боги руководят его действиями. Иногда они приводят к желанной победе, а иногда – к заслуженному поражению. Меня учили воспитывать волю и дух, чтобы страху было сложнее завладеть мной. Если бы не воля чаровницы, не знаю, что было бы с Дланью Короля. Единственное, что я помню хорошо, это когда у меня устали руки. Я всю ночь призывала стрелы нам в помощь, и в один момент я перестала чувствовать кончики пальцев. Но останавливаться было нельзя. От меня зависели жизни. Поэтому я только одной ногой угодила в омут страха, а другой мудро ступила в ручеёк надежды. Это помогло мне не увязнуть в страхе с головой.

– Страх – это не только враг. Но и оружие.

Неожиданно надменный болван, коим его считали все пятеро изгнанников, смог удивить умными словами.

– Что вы сказали?

– Я сказал, страх – это не только враг, но и оружие. И не только против вражеского солдата или настигших тебя обстоятельств, но и против твоего собственного я. Это оружие разит больнее всего. Я часто испытываю страх.

– Эм… Вы сейчас серьёзно? – Альвия не верила ушам своим и инстинктивно осмотрелась по сторонам, будто отыскивая подвох. Но дом оставался таким же уютным, а взор Гастиуса стал сосредоточенным.

– Абсолютно серьёзно. Очень легко быть Сантиунтом Великолепным, когда ты окружён влюблёнными воздыхательницами. Но на поле битвы…

Военачальник короля выдохнул ком напряжения.

– На поле битвы прозвища, чины и звания не имеют никакого значения.

Его лик украсила улыбка, но не та, что согревала лучами солнца. Эта улыбка была слабой, служила утешением для того, кто смог её из себя выдавить.

– Там балом правит страх, и ты можешь рассчитывать только на милость богов, молиться, чтобы это оружие сразило твоих врагов, а не тебя. Ты идёшь вперёд, твой щит и твой меч с тобой. Но ты такой не один. Вас сотни, а, может быть, даже тысячи. И ты понимаешь, насколько ты мал, тонущий в этой толпе… Ты незначителен. Ты незаметен. И если ты останешься в живых после битвы, ты будешь мириться с тем фактом, что тебе просто повезло.

Рассказ Гастиуса захватил Альвию, и она пожалела, что в мыслях смеялась над ним.

– И вот задушенный этим везением ты попадаешь сюда…

Сантиунт указал на дверной проём. Там мельтешили Польдаар, Уэйн и Тагок.

– Видишь их, да?

– Вижу, – подтвердила Альвия. – А что с ними?

– Нельзя приносить им свой страх. Нельзя приносить его в мирный город. Я понял это после первой моей битвы, в которой с трудом уцелел. В их глазах я должен выглядеть бесстрашным, даже себялюбивым… Чтобы люди не видели, что я чувствую на самом деле. Они могут относиться ко мне с презрением, могут шептаться у меня за спиной или даже смеяться надо мной. Но зато они не будут думать о том, что когда я сражаюсь за них… я боюсь.

– Простите… – вырвалось у Фло’Грат полушёпотом.

Но Гастиус отреагировал не так, как она ожидала; снова её удивил:

– Вам не за что извиняться. Я очень хорошо разбираюсь в людях, и именно вам… я решил это рассказать. Я всё вижу с первого взгляда. Вы храните собственные секреты, значит, сможете сохранить и мой. Очень давно я хотел выговориться, но не мог найти подходящего собеседника. И вдруг здесь вы… Моё желание исполнилось. Об этом знаете только вы и, разумеется, мой отец. Пусть ему это и не нравится…

– Я думала, что…

– Что он смотрит на меня так, потому что я любимец публики? Нет… Там причина другая. Сложная и… даже мне самому не до конца понятная. Её я, увы, раскрыть не могу. Не при первой встрече.

– Приступим же к обсуждению, Длань Короля Лавгута.

В комнату вошёл Кэрниссиус, знаменовав начало совета. Он занял почётное место у края стола, чтобы все могли его видеть, и дождался общего сбора – четверых мужей из стана изгнанников, советника Норса и Сантиунта-старшего, кой уселся напротив сына. Увидев его отстранённость с иного ракурса, Альвия начала строить догадки, почему даже сейчас Тодеус с долей укоризны смотрел на Гастиуса. Была ли это банальная неприязнь? Может, давняя ссора и приличествующая ей обида, что разрослась за годы? Фло’Грат не успела выбрать подходящий вариант – слова Равуса быстро вывели её из чертогов размышлений, ибо дезертир продолжал играть роль прилежного мальчишки, поставленной речью вгоняя в ступор всех своих соратников:

– Полагаю, мы готовы начать, Ваше Святейшее Величество.

Обстоятельно произнося оную фразу, он не спускал глаз с Польдаара, готового вскипеть от возмущения. Человек-амфибия понимал, что его друг хорошо справляется с задачей, а именно подначивает его и насмешливо доказывает свою правоту. Но вопрос состоял не в том, насколько правдоподобной казалась игра Вал’Гавсми, а в том, как долго он мог держаться на плаву.

– Я и ваш лидер кратко обсудили грядущее предприятие, – заговорил Алаунт и привлёк всеобщее внимание, включая раздосадованного Джуно. – Как вы знаете, в моих владениях объявился самопровозглашённый Правитель всех земель. Сначала он высылал письма с угрозами и требовал отдать ему трон Мортримма добровольно, якобы он, а не я, истинный наследник. Это утверждение было абсурдным. Я приказал избавиться от первого письма, едва дослушав текст. То же самое я сделал и со вторым, и даже с третьим письмом… Текст в них повторялся слово в слово и был написан, скажу я вам, весьма живо. Над ним явно работал образованный человек. Позже на некоторое время наступило затишье, и мы с Гастиусом и Дарианом наивно полагали, что на безобидных клочках бумаги история и закончится. Да, мой друг… Я вижу, ты хочешь что-то сказать.

Кэрниссиус заметил поднятую руку Сантиунта-младшего и понял, что тот хочет забросить пару бронзовиков.

– Да, спасибо, Ваше Святейшее Величество. Отмечу, что я несколько раз предлагал найти и наказать этого наглеца по всей строгости.

– В истинной манере военачальника, – король кивнул и забрал слово обратно. – Прошло немного времени, и тут пришло последнее, четвёртое письмо, которое отличалось от предыдущих. В нём было сказано, что я не внял голосу разума и обрёк всех гинов Мауторна на страшные страдания. На следующий день у врат столицы мы обнаружили десять тел.

– Он перешёл к действию? Неужели…

– Действие не то слово, достопочтенный Уэйн Айнроус. То была демонстрация. Разодранные в клочья землепашцы, мои верные подданные, коим я доверил уход за скотом и птицей, лежали у центральных врат вместе с останками животины. Как ты тогда сказал, Гастиус?

– Бра… Ваше Величество, я сказал, что всё сложили в одну кучу. Куски тел животных и людей… Мы с трудом разобрали, кто где. В мертвецкой неделю оформляли бумаги, и там до сих пор встречаются останки скота.

Длань Короля слушали рассказ и диву давались, как сильно различались слова военачальника и монарха. Если первый не скрывал своих эмоций, говорил о них прямо с огнём в груди, то второй вовсе ничего не чувствовал, описывал детали, не придавая им интонационной окраски. Спокойный говор Кэрниссиуса заставлял задуматься, а есть ли ему дело до подданных? Говорил ли он от чистого сердца или думал только о сохранении власти, проявляя холодный расчёт?

Изгнанникам только предстояло узнать это.

Они увидели, как Алаунт одёрнул рукава, взял вилку, лежавшую перед ним, и, потянувшись к большому блюду с сочной свиной вырезкой насадил небольшой кусочек на столовый прибор. Тотчас полупрозрачные нити патины спустились вниз по металлу, взяли мясо в тиски и обратили его в абсолютное ничто. Кэрниссиус положил проржавевшую до основания вилку перед собой и снова скрыл ладони под длинными рукавами. Что это было? Зачем он это сделал? Была ли это демонстрация силы или зов о помощи? Ответ знали лишь члены совета, в рядах которых Равус и компания, увы, не значились. Но один этот жест заставил их мечтать, хотя бы на один день, оказаться в числе избранных Мортримма и узнать, что движет Безоружным королём.

– Квинтэссенция силы и разума – нет оружия страшней, – проговорил Кэрниссиус. – Я приказал на мили прочесать местность вокруг города, дабы найти следы нашего врага, но, к сожалению, григоры ничего не обнаружили. Словно Правитель всех земель снизошёл с небес, принёс несчастье и просто исчез. Полную неделю мы искали его – запустили расследование, опрашивали граждан. Но ничего… До тех пор, пока наш враг сам не объявился. Вернее, его гонец.

– О, боги, – советник Норс закрыл рот ладонью и зажмурился, сдерживая позывы к рвоте. – Аурос, помоги мне выдержать.

– Дариан, ты можешь выйти, если тебе невыносима эта часть рассказа.

– Я справлюсь, мой король. Только выпью немного воды, и всё будет в полном порядке. Я так хорошо помню тот момент… Продолжайте, прошу вас.

– Как скажешь. Когда я выступал с речью перед жителями города, на ратушу ко мне вышел молодой человек. Он позвал меня по имени, улыбнулся и сказал, что правление гинов подходит к концу. Сказал, что Мауторну выпала честь первому увидеть перерождение истинной власти.