Если бы он несколькими минутами ранее не вычитал из материалов проверки, что стоящему перед ним созданию уже исполнилось восемнадцать лет, он мог бы поспорить с кем угодно и на что угодно, что перед ним стоял совсем ещё ребёнок, которому с трудом можно было дать и пятнадцать. Он вспомнил слова потерпевшей о том, что Полина давно ведёт не совсем правильный образ жизни, злоупотребляет крепкими алкогольными напитками, однако внешне ничто не выдавало в этой с виду доброй и милой девчушке пристрастия к зеленому змею. Её лицо выглядело более, чем безупречно, безгранично свежо и ухоженно. Её светлые густые и шелковистые волосы струились тонкими ручейками до самых плеч и спадали ниже по спине, а левый глаз был слегка прикрыт чёлкой, концы которой были заведены за ухо. Её острые и удивительной красоты тонкие черты лица одновременно говорили Карецкому о том, что перед ним стояло совсем ещё юное создание, но в тоже время весь её облик являл перед ним уже вполне зрелую и знающую себе цену молодую девушку. На её совсем ещё юном личике был лёгкий, практически незаметный, но умело нанесённый макияж, подчеркивающий её юность и весеннюю свежесть, который дополняли большие, лазурно-голубого цвета глаза с поистине небывалой длины ресницами, подаренными ей самой природой. На щеках, рядом с уголками губ можно было разглядеть две едва заметные маленькие ямочки, которые, как показалось Карецкому, могли становиться просто сногсшибательными, если бы это милое дитя улыбалось или смеялось, обнажая два ряда ровных, белоснежных жемчужных зубок.
Как только Полина впервые появилась на пороге его кабинета, в его голову тут же закрались сомнения: а того ли человека ему привели. То прекрасное создание, которое сейчас стояло перед ним с виновато опущенной головкой и шмыгающим носом абсолютно не соответствовало тому образу, который мог бы проживать в Заводском районе, алкоголизироваться по наркотическому типу и совершать квартирные налёты. Он никогда не перестанет думать и искать ответа на вопрос, как, по какой причине всевышний наградил это милое дитя столь неземной красотой, одновременно забросив её на окраину города фактически в трущобы, ко всякому сброду – алкоголикам, наркоманам и уголовникам. Этот милый и наивный ребёнок никак не ассоциировался в голове у Карецкого с пьянчугой и воровкой. Здесь должно быть закралась чудовищная ошибка. Это и предстояло ему выяснить, причём в максимально короткие сроки.
– Другой обуви не нашлось? – Он попытался сразу начать разговор с шутки и сгладить её испуг. Она проследила за его взглядом.
– Опер не дал обуться, – робко проговорила она, при этом он уловил в её голосе едва скрываемую агрессию, адресованную уж точно не в его адрес.
– Понятно. Присаживайся.
Карецкий жестом указал на стул, стоящий боком к его рабочему столу. Этика следователя требует ко всем участникам уголовного процесса обращение строго на «Вы», но его язык сам, вопреки сигналам мозга, выбрал такую тактику общения. Возможно, это было сделано интуитивно и с целью снять внутренние зажимы и убрать страх у этого юного создания при общении с представителем власти. Да и для более доверительного общения этот метод подходил как нельзя лучше.
– Спасибо, Вы можете идти, – обратился Карецкий к постовому, продолжавшего всё это время неподвижно стоять на пороге и откровенно пялиться на безупречную пятую точку задержанной. Тот вздрогнул, поморгал глазами, пытаясь снять с себя наваждение и прикрыл дверь снаружи. Затем из коридора послышались удаляющиеся шаги.
Кабинет стал медленно наполняться ароматом её лёгкого весеннего парфюма. «Не успела обуться, но успела надушиться», – промелькнула в его голове мысль, которая вызвала у него лёгкую улыбку. Повисла неловкая пауза. Он словно утратил контроль над собой и не знал с чего начать. Внезапно до него дошло, что весь его мозг устремил всю свою энергию на выработку плана помощи этой девочке. Но он себя одернул и, наконец, собравшись, внезапно охрипшим голосом произнёс:
– Итак, меня зовут Вениамин Сергеевич Карецкий. Представьтесь пожалуйста.
– Белинская Полина Андреевна, – ответила она тихо и вновь шмыгнула носом, уставив взгляд на свои кисти рук, которые пыталась втянуть в растянутые рукава вязанного голубого свитера.
– Простите, я слегка простудилась, – вновь еле слышно, чуть с хрипотцой в голосе проговорила она и провела торчащим из-под куртки рукавом кофты под своим носом. – Не заразить бы Вас.
– Как же так ты умудрилась летом простудиться? – спросил он, абсолютно без фальши в голосе, вкладывая в свой вопрос искреннюю заботу и беспокойство. Она ничего не ответила, лишь подозрительно посмотрела на него и поёжилась, от пробежавшего внезапно озноба. В эту секунду ему по-отечески захотелось просто обнять её, прижать к себе и сказать: «Всё будет хорошо, не переживай». Но, взяв себя в руки, он вышел из-за стола и включил электрический чайник, стоящий на маленьком деревянном столике в углу кабинета. Он смотрел на её спину и заметил, что она вся дрожит. «Видать действительно простудилась», – подумал он про себя, взял бушлат, который лежал на диване, свёрнутый им в виде подушки, расправил и накинул ей на плечи. Она вздрогнула, обернулась и пристально посмотрела ему в глаза.
– Не надо.
Полина привстала со стула, чтобы скинуть бушлат.
– Оставь, – твёрдо сказал Карецкий и положил свою руку ей на плечо, после чего вернулся за своё рабочее место.
– Спасибо, – еле слышно ответила она и плотнее укуталась в него. – Меня закроют?
– Да, – не пытаясь смягчить удар, ответил он. – На двое суток точно, а там будет видно. Всё будет зависеть от того, как ты будешь себя вести и что рассказывать.
– Спрашивайте. Отвечу – как есть, но Вы пожалуйста, запишите в протокол как нужно Вам, я не хочу доставлять проблем.
Он положил шариковую ручку на стол, которую до этого вертел в руках и твёрдо, но как можно спокойнее проговорил:
– Значит так, уважаемая! – От нарастающего в нём гнева, он внезапно перешёл на «Вы». – Если Вы ещё не поняли, где оказались и что за это Вам грозит, объясняю: сейчас Вы будете задержаны за кражу имущества, принадлежащего гражданке Голощенковой. Я не знаю, какие у вас там с ней отношения и что произошло на самом деле, но ближайшие сорок восемь часов Вы проведёте здесь в отделе в камере изолятора временного содержания, а в просторечье «ИВС». Мне не нужно записывать то, что нужно мне. Я хочу услышать, как всё было на самом деле, и Вы мне сейчас это расскажете. Дальше я сам решу, что писать в протокол, а что нет. Вам это понятно?
Видимо он проявил излишнюю жёсткость, потому что Полина вся сжалась в комок и практически полностью скрылась в толще накинутого на её хрупкие плечи бушлата, как черепаха, прячущая своё тело в панцире. Внезапно он понял, что перегнул палку, ведь перед ним сидел совсем ещё ребёнок. Вообще, он не любил проявлять жесткость в подобных ситуациях, уж удовольствия ему это точно не доставляло. И сейчас ему стало противно от чувства превосходства над этим маленьким испуганным зверьком. Более того он ощущал себя здоровенным мужиком, замахивающегося палкой на младенца, беспомощно лежащего на земле. Но этим он лишь преследовал единственную цель – узнать, что же там, чёрт возьми, произошло на самом деле.
– Понятно, – чуть слышно произнесла Полина. – Я сидела дома и ждала Лёшу с работы…
– Секундочку, – прервал он её для одной не большой формальности. – Всё, что Вы сейчас скажете, я запишу в протокол допроса подозреваемой. Однако перед началом допросом я обязан спросить, нуждаетесь ли Вы в услугах адвоката? Если нуждаетесь, но у Вас нет денег, адвокат будет предоставлен Вам бесплатно.
Полина уставилась на него широко раскрытыми глазами, будто не понимая, о чём он сейчас говорит. Затем произнесла:
– Я не знаю. Я впервые в такой ситуации.
– Вы понимаете, что Вам светит до шести лет лишения свободы. Вы совершали это преступление?
– Я не понимаю, о чём Вы говорите. Я ничего не воровала!
Голос Полины сорвался почти на крик и всхлип одновременно, но она взяла себя в руки и сказала ещё раз, только тише:
– Я ничего не воровала, она сама отдала. Точнее он так мне сказал.
– Успокойся. – Его тон к ней изменился и теперь его одолевало желание успокоить её и избавить от страха, который так или иначе будет присутствовать у любого, кто окажется в подобной ситуации. – Давай поступим следующим образом. Хочу, чтоб ты поняла: я тебе не враг, поэтому предлагаю на данном этапе от услуг адвоката отказаться, а там будет видно.
Он не знал, как сделать так, чтобы она поверила ему, а уж тем более доверилась. Для неё он был лишь представителем власти, который выполнял свою работу. Но ему чётко было ясно лишь одно: её жестоко подставили. Карецкий искренне желал ей помочь, но не мог это сказать на прямую, а она не понимала, почему она должна ему поверить. Но она сделала это. Полина молча кивнула своей маленькой белокурой головкой. Он протянул ей бланк уведомления о предоставлении защитника, указал галочкой, где ей нужно расписаться и продиктовал, как написать отказ от услуг адвоката. Она написала необходимый текст и поставила свою подпись в бланке, после чего передала его Карецкому.
– Хорошо, теперь давай расскажи, как всё было, после чего я запишу твои показания в протокол.
– Так вот. Я ждала Лёшу, он задерживался, – начала она, но он снова её перебил.
– Кто такой Лёша?
– Муж мой, точнее парень, мы с ним живём вместе, но не расписаны.
– Ясно, дальше.
– Потом раздался телефонный звонок. Мама меня позвала к телефону и сказала, что это Алексей. Он был у Голощенковой дома, сказал, что я должна прийти к ней в квартиру, тут кое-что нужно было забрать. Я оделась и пошла. Где живёт Голощенкова я знала, так как много раз была там.
Полина робко посмотрела на Карецкого и в его пытливом взгляде прочла немой вопрос, после чего пояснила:
– Выпивали у неё в квартире часто. Когда я пришла, дверь в квартиру оказалась открыта. Я нажала на кнопку звонка и не дожидаясь, когда кто-нибудь выйдет, зашла внутрь и тут же из кухни мне навстречу вышел Лёша. Он был пьян, но не очень сильно. Сказал, что договорился с Голощенковой и та отдаёт нам свои вещи, якобы я могу идти в комнату и брать всё, что захочу. Мне ещё показалось это странным, но я полностью ему доверяю.
Она сделала паузу, затем продолжила:
– Вернее доверяла.
Полина внезапно закашляла. Карецкий поднялся из-за стола, подошёл к закипевшему чайнику и, достав из коробочки пакетик чёрного чая, положил его в свою кружку и налил туда кипятка.
– На, попей. – Он протянул кружку Полине. Она протянула свои ладошки к кружке, но в самый последний момент резко одёрнула их.
– Горячо, – проговорила она. Он, едва не выпустив кружку из рук, всё же удержал её и аккуратно поставил рядом с ней, а сам сел обратно за стол. Достав из пачки сигарету, он закурил.
– А мне можно? – Полина вопросительно посмотрела на пачку сигарет. Он положил сигареты с зажигалкой перед ней. Она достала из неё одну сигарету и прикурила. Сделав глубокую затяжку и выпустив в сторону от Карецкого тонкую струйку сизого дыма, она повернулась и пристально посмотрела на него. Он не смог понять этого взгляда, но на сколько смог его трактовать, он был просящим. Но просящим чего? Она молча смотрела на него, будто находясь в каком-то гипнотическом состоянии: не моргая, её глаза нашли его и теперь впились в него своим жадным взором, как будто телепатически пытались передать какую-то информацию. Он не выдержал этого взгляда и попытался вернуть её обратно на землю:
– И что было дальше?
Она встрепенулась, как будто внезапно отойдя от сна и ответила:
– Простите, мне на секунду показалось, что мы с Вами знакомы очень давно. Я просто пыталась вспомнить, где я могла Вас раньше видеть.
– Мы раньше не встречались, – не много грубо оборвал он полёт её девичей фантазии. – Дальше что было?
– Леша вернулся на кухню.