Пятнадцатое воплощение. Исторический роман

Затем Мазашт обратилась к Таллат и попросила:

– Посмотри, что случится с нами через год: соберемся ли мы все опять здесь?

– Нет, пусть Таллат лучше увидит победу нашего войска в Сирии! – со смехом возразили знатные девушки. Более старшие женщины согласно закивали головами.

– Да-да! Она всё сможет увидеть! Помните, как накануне Нового Года и свадьбы Истаны с сыном Мифрена, ты увидела в чаше, что ему грозит близкая опасность, и уже через месяц, наблюдая охоту в Мидии, мы сами увидели, как его конь споткнулся, и он замертво упал на камни!

Нежные, удлиненные ладони Таллат взяли чашу.

Несколько минут онасосредоточенно всматривалась в зачаровывающее сиянье преломленных солнечных лучей в слегка колеблющейся воде. Медленно и тихо заговорила:

– Я почти ничего не вижу… неясные тени, но они непонятны мне…

– Таллат, попробуй еще раз, – попросила Мазашт.

– Тогда дай я попробую! – вскричала Арбупала, полная нетерпения что-нибудь узнать о событиях предстоящего похода.

– Нет, Таллат, лучше узнай, кто это два дня назад в потемках коридора так бессовестно сильно толкнул меня, когда я выходила из ванной комнаты! – воскликнула бойкая толстушка Митридата, и все ее юные подружки покатились со смеху, вообразив эту сцену, а та с воинственным видом добавила: – Как только узнаю, кто эта негодница, я вцеплюсь ей в волосы, как репей!

Все ее юные подружки снова начали смеяться и поддразнивать Митридату, а потом царевна Статира нетерпеливо и слегка капризно сказала:

– Ах, поскорее бы увидеть этот поход и все его битвы! Ведь мы с таким удовольствием смотрим на царские охоты и игры в мяч! – и она обратилась с вопросом к царственной бабушке, с любовью наблюдающей за всеми: – А где находится эта Сирия?

– До нее далеко ехать? – подхватили подруги.

– Нет, недалеко, – поспешила ответить Мазашт и со своим самоуверенным видом объяснила: – Я несколько раз ездила в Киликию навестить свою сестру и ее детей и приезжала к ним отсюда из Вавилона всего за двадцать дней.

– А если нахлестывать коней, то можно за пятнадцать! – воскликнула Дрипетис.

– Да уж, вы и за десять дней домчитесь! Стоит вам выехать на охоту или прогулку, как вы только и делаете, что нахлестываете коней и пускаетесь носиться вскачь! – со смехом пожурила царевен жена Артабаза.

– Ах, я бы хотела иметь крылатого коня, чтобы весь мир облететь! – воскликнула восторженно Статира.

– И я! И я! И мы тоже хотим!

За шутками и смехом, за звонким щебетанием все позабыли о гадании, и Таллат осторожно поставила прозрачную чашу обратно на алое покрывало столика и поправила свои черные многочисленные косы. Вода в чаше продолжала сиять отсветами света, и опущенными глазами Таллат продолжала смотреть на ее сиянье.

Служанки внесли на больших подносах груши, сливы, персики, вавилонские финики, сладкие как мед. Девушки бросили свое звонкое щебетание, хватали с подноса фрукты и с удовольствием принялись поедать их сладкую сочную мякоть.

Тяжеловесное, блистающее богатыми нарядами и оружием войско Царя Царей целый месяц Элул (сентябрь) двигалось к Дамаску. Войско сопровождал огромный обоз с родичами царя, слугами, наложницами, семьями царедворцев. За всё это время знатнейшие женщины Персии привыкли к путешествию со всеми удобствами, и оно очень нравилось им, а присутствие вокруг непобедимого войска, набранного из центральных земель Персии и из наемников Эллады – множества мужчин, идущих отвоевывать утерянные три года назад западные сатрапии, – веселило и волновало их души и тела.

Таллат ехала в повозке или среди женщин, верхом сопровождающих Мать Великого Царя и его супругу Статиру. Несколько раз видела Арешата, хотя, кроме трех раз, им не удалось встретиться близко.

После переправы через Евфрат, в городе Тхапсаке совет вельмож и военачальников решил отправить обоз в Дамаск. Затем через несколько дней отдыха войско направилось к побережью северной Сирии, чтобы там встретить идущую навстречу чужеземную армию и дать сражение врагу.

За двенадцать дней войско перешло Аманские горы и через «Аманицейские ворота» вступило в приморскую Киликию и там заняло город Исс.

На следующий день, преследуя отступившего врага, персы продвинулись на юг к реке Пинар и на ее берегу вечером раскинули лагерь.

Царь Царей вышел из своего огромного шатра, только что установленного слугами. Как все Ахемениды, он выделялся высоким ростом и красотой. Был разодет в алое с белой полосой одеяние, в плащ расшитый золотом, его кидар украшен фиолетовыми и белыми лентами – цвета царского рода. К золотому поясу подвешен акинак – меч в ножнах, усыпанных драгоценными камнями.

Вокруг Дария толпились придворные: Артабаз – глава царских придворных, Набарзан – сатрап Бактрии и начальник отборной конницы из знатной персидской молодежи. Рядом с Дарием стоял его младший брат – Эксатр, начальник конницы «бессмертных» (царские телохранители). Эксатр стоял в надменной позе. Высокий и сильный воин, он без труда держал на себе вес тяжелых, усыпанных драгоценностями доспехов и оружия.

Среди других военачальников выделялся молодой и уже прославившийся своей доблестью Фимод, сын знаменитого полководца Ментора – во всем верного царю, и недавно умершего. Фимод блистал смелостью своего лица.

Перед царским шатром стояли посвященные Солнцу белые низийские кони, и горел на серебряном алтаре огонь, почитаемый в Персии, как символ Вечности. В походе во время дневных переходов этот истребляющий и поедающий врагов Огонь несли впереди войска на серебряном подносе, вслед за ним шли 365 юношей в алых плащах, а затем белые кони везли украшенную золотом колесницу с Царем Царей.

Вокруг царского шатра расположилось тесное кольцо шатров главных военачальников, и стояли их колесницы, слышалось ржание распрягаемых коней.

Царь и приближенные смотрели в осеннюю ночь, наполненную шумом огромного воинского лагеря и озаренную яркими огнями костров.

– Победа, несомненно, будет за нами! – уверенно сказал Набарзан. – Нас вдвое больше, чем македонских горцев. Завтра мы догоним их и окончательно добьем.

– При одном нашем приближении они убежали из Исса, в спешке бросив своих раненых и больных товарищей, – сказал Эксатр с надменным презрением к трусливому врагу.

– Царек этих диких северных горцев очень испуган, и даже заболел со страху, – слухи об этом мне подтвердили верные люди, – вставил Арзем, сатрап Киликии, два дня назад встретивший своего Царя-повелителя и его грозное войско.

Высшие персидские военачальники не взглянули на него, продолжая смотреть на лагерь. Играющие отблески огней сверкали на их прекрасных драгоценных доспехах, одеянии и оружии.

Затем Царь Царей повернулся и в сопровождении близких родственников направился к большому шатру, где расположилась царская семья. Вслед ему Артабаз заявил льстиво и громко – чтобы все слышали:

– Какой же для всех нас величайший почет – на глазах Великих Цариц и всех наших жен и дочерей разбить этих наглых проходимцев!

Военачальники ответили ему довольным ропотом. Уверенность в своей победе переполняла персов.

Дарий и Эксатр вошли в роскошный шатер, разделенный занавесями на несколько отделений. Эксатр подхватил на руки бросившемуся к нему шестилетнего царевича и повалился с ним на ковер- со смехом принялся кататься по нему, забавляясь и играя с царственным племянником.

В центре главного отделения на подушках невысокого серебряного трона сидела царица Статира, супруга Дария. Среди всех окружающих ее женщин выделялось ее прекрасное голубоглазое лицо, прямая линия носа и лба. Ее светлые длинные волосы убраны под высокий головной убор. Улыбка сияла в ее больших глазах и изгибала кончики губ. Обе юные царевны играли возле нее с ручной козочкой. Служанки расставляли перед Статирой и царевнами блюда с кушаньями.

Сизигамбис находилась в соседнем отделении шатра и наблюдала, как оживленно суетятся женщины и служанки, раскладывая постели и наполняя горячей водой ванны для царевен. Услышав голоса своих сыновей, она вышла поприветствовать их.

Все отделения шатра заполняла оживленная свита Цариц: жены, сестры, дочери, родственницы знатнейших родов, евнухи, служанки, воспитатели царских детей. Яркие светлые одежды сверкали драгоценностями. Сладкие запахи душистых мазей и масел наполняли воздух.

Дарий поговорил несколько минут с женой, матерью и сестрой и ушел из шатра вместе с братом. Столпившись вокруг обеих Цариц, женщины начали подавать им кушанья на золотой и серебряной посуде. С веселым и непрерывным говором они то и дело выглядывали из шатра на военный лагерь, озаренный множеством огоньков. Шатры Цариц и их свиты окружал ряд стражи, вооруженной копьями и большими луками.

После ужина в первую ночную стражу знатные женщины начали расходиться по своим шатрам и укладываться спать. В боковом отделении своего небольшого шатра Таллат улеглась на светло-желтых покрывалах из тонкого египетского льна. В это время Балишан привел Арешата, наряженного в длинную и пеструю одежду прислужницы. Опускаясь на колени перед ее ложем, горячими руками обняв Таллат, воин прошептал:

– Госпожа, я не мог не прийти, мы десять дней не были вместе, позволь мне…

Таллат не отодвинулась от него, ответила на его страстный поцелуй. Балишан принес сирийский виноград и яблоки – он поставил поднос возле постели и вновь скрылся за занавесом, – поспешил сторожить вход в шатер, чтобы никто посторонний не вошел и не прервал встречу его госпожи с воином.

Обняв Арешата, Таллат лежала, вытянувшись вдоль его горячего тела, неподвижная, расслабившаяся. За плотными занавесями приглушенно раздавался неторопливый, важный – как всегда в разговорах со слугами – голос Балишана: он выговаривал плачущей девочке-рабыне за пятнышко, не выведенное ею сегодня утром на подоле вчерашнего одеяния госпожи – от его внимания не укрывалось ни одно упущение.

Затем Балишан и остальные слуги улеглись спать, и в шатре наступила полная тишина, лишь вокруг приглушенно по-прежнему гудел огромный военный лагерь, алевший множеством зажжённых огней.

Едва встали на заре, как разнеслась весть о неожиданном подходе вражеского войска со стороны южной дороги. Видимо македонский царек все-таки решил принять бой. После утренней еды оба войска выстроились и приготовились к сражению.

Из своего шатра женщины царской семьи смотрели, как сошлись оба войска, занявшие всю равнину между западными теснинами восточных гор и голубым разливом моря. Море прикрывало правый фланг персов.