– Ладно, Ерко, если пришла, так пусть тогда входит, – буркнул, успокоившись, князь. – А ты, Аннушка, прими эту женку и поговори с ней. Это очень забавная женка! Ну-ка, возревновала своего супруга и приехала сюда, в Брянск, вслед за ним! А то все болела и смерти предавалась! А тут как-то внезапно выздоровела…Чудеса да и только!
– Болела, говоришь? – заинтересовалась княгиня. – И здесь у нас выздоровела? Что ж, зови ее ко мне, погляжу на эту купеческую женку!
– А я тогда пойду в свой думный терем, – весело молвил князь. – У меня там предстоит беседа с отцом Игнатием.
Отец Игнатий ожидал брянского князя, сидя в простенке у княжеской светлицы на длинной скамье и тихо беседовал с молодым священником, расположившимся рядом.
– Пора уж тебе, сынок, остепениться и взять под свои руки этот новый храм, – говорил отец Игнатий. – Церковь Горнего Николы стоит на таком месте, что надо принимать самых разных людей. В город прибывает все больше и больше народа. А отец Мисаил уже не справляется. Он уже давно ко мне ходит и просит подыскать ему замену…
– Но куда же он потом денется? – вопросил молоденький поп. – Так не принято, чтобы священник, да еще при жизни, ушел со службы…
– А я заберу этого старика к себе, сын мой, – улыбнулся отец Игнатий. – Он не останется без дела…Ему, конечно, станет легче у меня, здесь достаточно служек. А прихожан немного – одна знать и княжеская семья…
– А не рано ли мне в настоятели? – неуверенно спросил молодой священник. – У нас ведь много священников! Разве нельзя назначить кого-либо постарше?
– Нет, сын мой, они все не годятся, – грустно промолвил отец Игнатий. – Я уже стар и мне нужен преемник. Но лучше тебя я никого не найду! Что с того, если молод? Я уже который год наблюдаю за нашими духовными людьми, но никто из них так не подходит, как ты. Ты склонен к книжному делу, послушен, достаточно умен. Я вижу, что у тебя – великое будущее. А если останешься в черном духовенстве, тогда ты можешь стать…Однако, ладно, об этом поговорим в другой раз. Я слышу недалекие шаги нашего князя…
– Так ты уже ждешь меня? – улыбнулся князь Роман, подходя к священникам. – И не один?
– Да, княже, – промолвил отец Игнатий и перекрестил князя. – Я пришел сюда с моим молодым человеком.
– Ну, что ж, заходите, – кивнул головой князь и открыл дверь в светлицу. – Садитесь за стол.
Священники сели на скамью напротив стольного кресла брянского князя.
– Это хорошо, что у тебя есть свой человек, – начал беседу князь Роман, – а то, как я вижу, наши духовные люди поразбрелись по своим углам и не дружны между собой…Так что же ты хотел мне рассказать сегодня, святой отец?
– Да вот, княже, – развел руки отец Игнатий, – я привел к тебе молодого священника, отца Арсения…Я хочу передать ему церковь Горнего Николы. И прошу тебя согласиться с этим. Отец Мисаил очень стар и сам уговаривал меня, чтобы я забрал его к себе, в церковь Покрова…Хоть у нас и нет соборного храма, но эта церковь Покрова как бы за собор…
– А почему бы не объявить эту церковь соборной? – вскинул брови князь Роман. – Я не возражаю против этого? Какая тут помеха?
– Этого не желает черниговский епископ, отец Митрофан, – грустно покачал головой пожилой священник. – Все тянется еще от владыки Порфирия. Тот покойный епископ сильно меня не взлюбил и чинил мне разные препятствия…И после его смерти ничего не изменилось: епископы меняются, но неприязнь остается…
– Покойный владыка Порфирий не любил и меня, – усмехнулся Роман Михайлович. – Особенно, когда я отчитал его, чтобы не лез в мои княжеские дела. Все эти владыки, вкупе с моим дядюшкой Андреем, ставят мне по сей день всяческие рогатки в деле укрепления моего княжества! До чего они только не додумались! Даже вот церковь не желают назвать собором! Так уж хочется им видеть наш Брянск не сильным и богатым городом, но жалким, зависимым от них, сельцом!
– Что поделаешь? – пробормотал отец Игнатий. – Придется терпеть, пока у нас великий князь – Андрей Всеволодыч…Однако когда твой дядя почит, и ты, княже, станешь хозяином черниговской земли, тогда и возвеличишь свой Брянск и нашу церковь…Я хочу сказать сейчас слова завещания…Вот Арсений! – старик коснулся своей ладонью плеча молодого священника. Тот встал и молча поклонился князю. – Этот духовный человек, княже, мой прилежный ученик. Он, как бы мое духовное чадо. Знает грамоту, трудолюбив в службе Господу, умен и, что очень важно, скромен! Не отказался ни от одного моего поручения, княже! Все исполнил, как надо или лучше! Он был в Чернигове и знаком с владыкой Митрофаном. Такой пойдет далеко! Тщу его себе в преемники, княже. А там, глядишь, и повыше поднимется…
– Так ты себя уже в древние старики записал? – вопросил с грустью в голосе князь. – Оно, конечно, твой возраст не молодой. Однако же ты молод, если не телом, то душой, святой отец! Крепись и береги себя! У меня нет советника лучше тебя! Но я не возражаю против настоятельства молодого отца Арсения. Если ты советуешь, пусть будет по-твоему! Но и сам не отходи от наших дел. Мне горько жить без тебя!
– Благодарю тебя, княже, – улыбнулся старый священник. – Твои слова обогрели мне душу и вдохновили еще на многие дела, а теперь…
Вдруг в светлицу вбежал княжеский слуга. – Княже! – громко крикнул он, даже не глядя на почтенных посетителей. – К тебе черниговский посланник! Его имя – Мирослав! Впускать или как?
– Мирослав? – вздрогнул Роман Михайлович. – Это вестник смерти? Ты помнишь, отец Игнатий, тот проклятый день?
– Помню, княже, – склонил голову седобородый старик. – Тот Мирослав принес нам тогда горькую весть. А может, это другой Мирослав?
– Нет, святой отец, – возразил брянский князь. – Это не другой. Мое сердце почуяло беду! Там случилось неведомое горе! – Князь посмотрел на стоявшего перед ним оцепеневшего слугу. – Беги, Ерко, и веди сюда этого Мирослава.
В светлицу вошел высокий седобородый воин. Быстро подойдя к скамье, на которой сидели священники, посланник низко поклонился князю и подставил голову под благословение.
– Благослови тебя, Господи, и подай тебе здоровье, – пробасил отец Игнатий.
– Садись, Мирослав, рядом со священниками, – махнул рукой князь Роман, рассматривая старого воина. – Вот ты уже постарел, а все привозишь нам горькие вести! Я не ошибся?
– Не ошибся, великий князь, – громко сказал, склонив в низком поклоне голову, Мирослав, и священники обменялись недоуменными взглядами. – Теперь ты – хозяин великого черниговского княжества! А великий князь Андрей, царствие ему небесное, вот уже два дня как почил на медвежьей охоте: его заломал свирепый зверь!
– О, Господи! – перекрестился князь Роман. – Какая нелепая смерть! А ведь мой дядюшка был знатным охотником!
– Господи, пути твои неисповедимы! – пробормотал отец Игнатий.
– Великий князь! – молвил, вставая, черниговский посланник. – Я прибыл к тебе от вдовы-княгини и от нашего владыки, отца Митрофана. Они зовут тебя и твою супругу к нам в стольный город Чернигов. Приезжай как можно скорей! Тебе и твоей супруге предстоит венчание на великое княжение! Только один ты обладаешь правом на этот великий стол! Владыка сказал, что ты сам договоришься с татарами…
– Ну, что ж, – пожал плечами брянский князь, чувствуя, как на него наваливается какая-то неизведанная тяжесть, – надо собираться в дорогу. Однако же, Чернигов не так уж далек. Как-нибудь доберемся!
Книга 3
ВЕЛИКИЙ ЧЕРНИГОВСКИЙ КНЯЗЬ
ГЛАВА 1
ВО ДВОРЦЕ ОРДЫНСКОГО ХАНА
– Как прикажешь, государь, – громко сказал Болху-Тучигэн, стоявший у ханского трона, – впускать ли к тебе этого коназа-уруса или пусть подождет? Сегодня только первый день пребывания этого гордеца в Сарае-Бату…Мог бы и позже придти.
– Коназ сей Ромэнэ из Брэнэ, как я знаю, – усмехнулся Мэнгу-Тимур, – впервые в нашем славном городе. Хоть он и горазд ходить в походы с моими воинами, но здесь еще не был. Мне любопытно: даже славный Бурундай хвалил этого коназа! А утром ко мне приходил мой воевода Ногай и просил, чтобы мы поскорей приняли этого Ромэнэ, чтобы не задерживать их поход. Пусть себе идут на наших лютых врагов за дальние горы и не позволят им точить свои пики на наши славные города и земли. Еще наш славный предок учил: воюй на чужой земле и не щади своих воинов. Тогда враг не пойдет на тебя войной! Так что, Болху, впускай этого Ромэнэ во дворец. Поглядим, что он за человек!
– Давай, Алие, – махнул рукой Болху-Тучигэн, – зови сюда этого коназа!
Ханский слуга бесшумно удалился, открыв легкую камышовую дверь. Молодой государь недавно вселился в построенный хорезмскими рабами дворец покойного Берке-хана. Последний так и не успел пожить в нем, да и Мэнгу-Тимур почти год прожил в старой Золотой Юрте своих предшественников и лишь по истечении годового траура по умершему праведному хану решился на переход в новое помещение, чем-то напоминавшее огромную чашу, состоявшую из нескольких, соединенных между собой кирпичных юрт, в которых располагались и спальные комнаты многочисленных ханских жен, и кухни для приготовления различных блюд, и бани, и даже подогреваемый особыми подземными трубами из обожженной глины бассейн для очистительного омовения. Все спальные помещения были связаны между собой проходами, но имели легкие двери. Лишь центральный вход во дворец, у которого стояла вооруженная охрана, и запасной потайной выход имели тяжелые дубовые, обитые железом, двери. Тронный зал, в котором восседал на золотом кресле ордынский хан, находился в самой середине сооружения. Сюда можно было попасть из центральной двери, пройдя через комнату охраны и небольшой коридор, в конце которого стоял, освещенный горевшими свечами, еще один вооруженный кривой татарской саблей охранник.
В самом же тронном зале ханские телохранители располагались за троном своего повелителя в затемненном месте, откуда внимательно наблюдали за всем происходящим. А в противоположном углу притаились другие, безоружные, но могучие татарские воины, которые следили уже за телохранителями. Осторожен и подозрителен был великий хан Мэнгу-Тимур! Не доверяя никому, он, казалось, предусмотрел любой возможный шаг своих недругов.
Послышались отдаленные тяжелые шаги. Из комнаты ханской охраны прибежал здоровенный воин.
– Повелитель! – выкрикнул он, склонившись до земли и едва не ударившись головой о толстый персидский ковер, тянувшийся от самого входа до трона ордынского хана. – Алие ведет к тебе коназа уруса! Как ты, согласен?
Мэнгу-Тимур поднял вверх большой палец правой ладони.
– Пусть войдет! – громко сказал Болху-Тучигэн.
Стражник выскочил в простенок, а вслед за ним в дверной проем вошел высокий русский князь, одетый в легкую по летней поре, красную с золотыми нитями мантию, высокие, узорчатые красно-коричневые сапоги с загнутыми носками, из которых едва выбивались, прикрытые мантией, синие с черными полосами штаны. Княжескую атласную шапку, подбитую мехом черной куницы, он почтительно держал в руке. К изумлению ордынского хана и его верного советника, брянский князь не упал сразу же у входа на ковер, не пополз, как это делали другие русские, к ханскому трону, а быстро прошел до середины ковра и, не доходя до трона нескольких шагов, опустился на колени, склонив голову. За троном великого хана засуетились телохранители и едва не выскочили вперед.
– Салам галяйкюм, Ромэнэ! – сказал рассеянно Мэнгу-Тимур.
– Вагаляйкюм ассалям! – ответил, не поднимая головы, князь Роман.
– А ты дерзок, Ромэнэ, – сказал, немного подумав, Мэнгу-Тимур. – Входишь сюда, как в свой дом! Я не вижу в тебе рабской покорности! Ладно, что хоть встал на колени, а то мог бы и башку потерять…Даже мои люди зашевелились…Что это такое, коназ урус? Разве ты забыл, где находишься и какие у нас порядки?