– А вот племянницу твоего князя Романа Брянского! – весело воскликнул Илья Всемилович.
– Какую же? – удивился купец Василек.
– Да дочку князя Юрия Михалыча Тарусского, Аксинью! Она – настоящая красавица! Мой приказчик говорил, что за всю свою жизнь не видел такой красивой девицы! Статная, рослая и лицом – ну, прямо ясное солнышко!
– Вот уж повезло этому князю Ярославу! – пробормотал брянский купец. – Но что от этого нашему князю? Роман Михалыч, как я знаю, не очень дружен со своими братьями…Они не присылают в Брянск ни гонцов, ни каких-либо известий…
– Значит, великий суздальский князь решил подобраться к Тарусе! – усмехнулся Илья Всемилович. – Того и жди, что ее проглотит. Суздальские князья понимают друзей и мелких князей не иначе как своих слуг…Плохи дела князя Юрия…Да что мы тут разговорились о князьях? Пора вернуться к делам. Как мы уговоримся о цене на твой мед?
ГЛАВА 23
ЗАВЕТ ОРДЫНСКОГО ХАНА
Большая толпа татар выходила из походной мечети, поставленной на речном лугу неподалеку от Куры. Сразу же за носилками ордынского хана, которые несли четверо бритоголовых рабов, из дверей мусульманского храма выбрались наружу все ханские приближенные, а за ними и простой народ.
Сидевший на мягких подушках Берке-хан оглянулся. – Хвала Аллаху, – подумал он, – что так легко прижилась новая вера. Все придворные последовали за мной. Никого не пришлось заставлять! Даже Болху, долго размышлявший, прежде чем отказаться от веры предков, ступил-таки на праведный путь! Что поделаешь, ученый человек просто так не сделает ни шага…Однако же, это доказывает глубокую преданность и любовь ко мне моего советника…Что ж, будет у моего наследника достойный наставник! Надо поговорить с Мэнгу-Тимуром, чтобы во всем опирался на советы Болху! Аллах только с тем, кто следует мудрым наставлениям. Жизнь коротка, можно не один раз ошибиться…А ошибки государя чреваты великими бедами, – Берке поежился и завернулся в толстую медвежью шубу – подарок черниговского князя Андрея. Старые кости ордынского хана болели, кровь уже не согревала, как в былые годы, его раздобревшее от долгого сидения на мягком троне тело.
Поздняя осень 1266 года завершала очередной год военных походов татарского войска на юго-запад. Берке-хан не мог смириться с тем, что часть земель улуса его отца Джучи, завещанного Чингиз-ханом своему старшему сыну, захватил внук четвертого сына Чингиз-хана – Тулуя, по имени Хулагу. Последний, опираясь на согласие великого хана Мэнгу, создал для себя и своих потомков пятый, не предусмотренный волей Чингиз-хана, улус в Иране. Золотая Орда не могла простить потомкам Тулуя потерю этой богатой страны. Но пока на троне великого хана в Каракоруме сидел законно избранный на курултае Мэнгу, золотоордынские ханы, не желая ссориться с Великой Монголией, молчаливо терпели это. Но вот скончался Мэнгу, и за великоханский престол началась жестокая борьба. На сей раз потомки Чингиз-хана не захотели прибегнуть к общему собранию монгольской знати – курултаю – и решили дело мечом. На собрании собственных приближенных, названном курултаем, брат Мэнгу Хубилай, старший после покойного в своем роде, объявил себя великим ханом. Однако последний, четвертый сын Тулуя Арик-бука, не согласился с волей старшего брата и провозгласил на собрании своих подданных себя правителем Великой Монголии. В войну оказались втянутыми все земли как собственно Монголии, так и завоеванных улусов. Воспользовавшись смутой, хан Золотой Орды Берке заявил, что признает великим ханом Арик-буку и прекращает выплату денежных средств Каракоруму. Еще в 1262 году, договорившись с великим суздальским князем Александром, Берке-хан позволил тому безнаказанно перебить карокорумских бесерменов, прибывших переписывать население покоренных монголами русских земель. Гнев русского народа, задавленного податями, как своих князей, так и ордынского хана, удалось разжечь без труда. Вспыхнувшее восстание во Владимире, Суздале, Ростове, Ярославле и Переяславле положило конец поездкам бесерменов Великой Монголии на Русь, а Берке-хан объявил виновными во всем непокорных русских и добился сразу нескольких выгод: перестал быть данником Каракорума, присвоил все денежные поступления от русских земель, и заодно увеличил поборы с русских, потребовав от них денежной пени за убийство бесерменов!
Великий суздальский князь повиновался воле ордынского хана, и русские люди оказались под еще более тяжелым гнетом, чем были раньше.
В это время обострилась обстановка в Иране. Несмотря на осуждение позиции Хулагу, Берке-хан некоторое время вынужден был, сохраняя видимость единства империи Чингиз-хана, даже посылать свои войска ему на помощь. Почти три золотоордынских тумена во главе с царевичами Тутаром и Кули, многими видными военачальниками сражались в войске Хулагу. Однако последний с подозрением относился к людям Берке-хана и не искал с ними дружбы. Золотоордынские отряды посылались на самые трудные участки боевых действий. Не знавшие отдыха, израненные, получавшие самую малую долю от военной добычи, воины Берке роптали. Их недовольство открыто выражали царевичи Тутар и Кули при встречах с Хулагу-ханом. Они даже послали своего человека в Сарай к хану Берке, жалуясь на притеснения. Но Берке не понял их и, не желая идти на разрыв с Хулагу, отправил их посланника назад в Иран, где ильхан его сразу же казнил. Вслед за тем в лагере Хулагу неожиданно скончались царевичи Тутар и Кули, вернувшись в свои шатры со званого пира. Теперь уже Берке не сомневался в злых кознях иранского ильхана и страшно разгневался. Да и средства на ведение войны у него появились. Получив немало серебра от ограбленных им русских, Берке-хан, наконец, решился на войну с Хулагу за Азербайджан. Борьба с соотечественниками получилась затяжной и тяжелой. Огнем и мечом прошлись золотоордынские войска по Закавказью, не раз вторгались в Азербайджан, но окончательно разгромить Хулагу не могли. А после смерти ненавистного ильхана в 1265 году, когда иранский престол унаследовал Абака-хан, война стала еще более жестокой. Несмотря на то, что в союз с Золотой Ордой вступили и египетский султан, и среднеазиатский улус еще одного потомка Чингизхана – Чагатая – Абака-хан сумел совершить опустошительные набеги едва ли не на всех своих врагов. Золотой Орде лишь удалось остановить хулагуидов и, сражаясь с ними в Азербайджане, закрыть Поволжье от возможных походов воинственного ильхана.
Теперь татарам было не до Руси и Литвы. Сосредоточившись только на междоусобной войне, ордынский хан требовал от русских и серебра и военной помощи. Князья владимиро-суздальской земли часто ходили вместе с главными силами татар, ведомых самим Берке-ханом, на врагов Золотой Орды. Другое татарское войско во главе с темником Ногаем тоже вело бои с хулагуидами. Однако они не всегда действовали совместно, поскольку Ногай закрывал своими силами западные подступы к Золотой Орде. Огромные конные отряды Ногая кочевали на всем пространстве от Дона до Дуная, устрашая соседние народы и государства. Когда же великий хан Берке требовал от Ногая помощи, тот, сметая лавиной бесчисленной конницы все препятствия на своем пути, вторгался во владения ильхана. В войске темника Ногая сражался и знаменитый полководец Бурундай, который, в свою очередь, призывал в свои ряды брянского князя Романа. Последний так привык к ежегодным походам с татарами, что уже не ожидал их посланников и каждый год, как только реки входили после весенних разливов в свои русла и степи покрывались зеленым травяным ковром, отправлялся с полутысячным конным войском в ставку татарского воеводы.
Война затягивалась, в боях гибли многие и татарские, и русские воины, и, казалось, что не будет конца той кровавой бойне. Понимая, что бесконечная война становится все более убыточной и опасной для государства, Берке-хан решил, наконец, покончить с этим злом одним мощным ударом и самолично, во главе огромного войска, двинулся осенью 1266 года на Азербайджан. Его передовой тридцатитысячный отряд конницы возглавлял темник Ногай, шедший отомстить за гибель своего отца Тутара. В этом отряде пребывали и дружины русского князя Романа Брянского.
Но их враг не дремал. Абака-хан, воспользовавшись тем, что конница Ногая оторвалась на значительное расстояние от основных сил, неожиданно обрушился на врагов. Произошла жестокая битва. Обе стороны отчаянно сражались, но сказалось превосходство сил Абака-хана. Спасая свои тумены, полководец Ногай отдал приказ медленно с боем отходить в Ширван. Отступали без паники. Сам Ногай сражался в первых рядах, подбадривая своих воинов и прикрывая отход. Даже будучи раненым вражеской стрелой в глаз, Ногай, схватившись рукой за древко, вырвал ее с наконечником из раны и, зажав кровоточившую глазницу куском оторванной от рукава ткани, продолжал руководить отходом.
Абака-хан, не сумев разгромить передовой отряд своих врагов, не решился их преследовать и устремился к Куре, по берегу которой следовал сам Берке-хан.
Однако, проведя разведку, иранский ильхан обнаружил численное превосходство противника и, оказавшись на противоположном берегу Куры, ограничился лишь обстрелом его войск из тяжелых луков. Золотоордынцы отвечали тем же. Так, простояв на берегу Куры четырнадцать дней и, видя невозможность из-за стрельбы врагов переправиться через реку, Берке-хан решил двинуть свои войска к Тифлису, где находился большой мост через Куру. По дороге, когда армия Абака-хана осталась далеко позади, государь приказал сделать привал, помолиться и отдохнуть.
– Вот потеряли Бурундая, – размышлял про себя Берке-хан, сидя на подушках своего царственного походного трона, куда его перенесли с носилок верные рабы, – ранен и Ногай, пожалуй, даже окривел! Это тяжелый для нас удар! Кому же теперь передать его воинов?
– Великий хан, – сказал вдруг стоявший рядом с ханским троном первый советник государя Болху-Тучигэн, – прости, что беспокою тебя пустяком в такое трудное время, но ты не забыл мою просьбу?
– Какую просьбу, Болху? – очнулся от раздумий Берке. – Я ничего не помню…
– О моем сыне Угэчи, государь, – опустил голову ханский советник. – Пора бы ему тоже заниматься делами государства. Я учу своего сына уже не один год наукам и книжной мудрости. Он теперь готовит для меня многие важные бумаги. Я хотел бы, чтобы ты позволил ему занять место главы писчей юрты…
– Так ты же у меня сам хозяин этой юрты? – удивился Берке-хан. – Неужели ты захотел отойти от дел?
– Нет, повелитель, – улыбнулся Болху. – Я же твой советник. А также отвечаю за писчую юрту и другие дела. Получается, что я исполняю две обязанности. Когда я был молод, мне все удавалось. А теперь мне уже нелегко. К тому же, прибавилось много бумаг. Я едва справляюсь! А слуги, рабы и помощники сами неспособны наводить порядок в делах! Нужен молодой, грамотный, преданный повелителю начальник! И мой сын может им стать. Ему уже больше двадцати двух лет, пора бы помочь мне управлять людьми и разгребать государственные бумаги. Особенно сейчас, в походе. Я уже в который раз беру его с собой: Мы следуем за тобой вдвоем, государь, повсюду…
– Ну, что ж, – кивнул головой Берке-хан, – Тогда приведи ко мне своего сына. Хоть я и не раз видел твоего Угэчи, но с ним почти не беседовал. Однако я доверяю тебе, мой верный Болху, и готов хоть сейчас назначить на высокую должность этого молодого книжника. Но вот меня одолевает любопытство: каким же стал твой сын, достоин ли он своего батюшки? Время летит, и мы изрядно состарились. А кто сможет нас заменить? Что ж, где же твой сын?
– Ждет возле твоей юрты, государь, – склонил голову Болху.
– Тогда зови его, не томи, уж больно мне хочется его увидеть!
В ханский шатер вошел рослый крепкий юноша, одетый в шелковый, подбитый куньим мехом, халат. Приблизившись к царственному возвышению, он встал на колени и поцеловал ножку походного трона.
– Поднимись, Угэчи, – ласково молвил великий хан, – дай-ка я посмотрю на тебя. Так…но ты не очень-то похож на своего батюшку!
– Лицом – в матушку, повелитель, – улыбнулся Болху. – Такой вот родился. А моя дочь больше на меня похожа!
– Такое бывает! – кивнул головой великий хан. – Хоть и дети у тебя от одной супруги…А ты не хочешь, Болху, взять себе еще жен! С одной жить – только горевать! Возьми меня. Хоть я и держу в руках великое ханство, однако же не отказываюсь от многих женщин. Это не возбраняет и Алькоран, принятый нами со всей душой! Мне говорил имам Абдулла, что у самого Пророка было несколько жен…Здесь все правильно: чем больше у тебя богатств, тем больше ты можешь иметь женщин! Вот ведь какая мудрая вера! А ты уж слишком скромен…
– Мне еще нужны годы, государь, – покачал головой Болху, – чтобы постичь мудрость Алькорана. Я так быстро не схватываю мудрость, как ты! Но на то ты – великий хан – чтобы мгновенно постигать истину! Ты нам подаешь достойный пример для подражания!
– Ты говоришь правду, – весело сказал Берке-хан, – и я думаю, что ты сам разберешься так, как надо, с женщинами! Я слышал, что твой сын вовремя женился?
– И не на одной, – усмехнулся Болху-Тучигэн. – У него теперь три супруги. А последняя – уруска!
– А вот ты какой! – засмеялся довольный Берке. – Значит, обошел в этом своего батюшку? Стал настоящим мусульманином!
– Именно так, государь, – поклонился Угэчи. – Ты доставил великую радость своему народу, что принял столь праведную веру! Спокойно на душе, когда чувствуешь Божью защиту. Да и с женщинами – благодать! Бери, какую пожелаешь!
– Твоя речь приятна на слух и умна, – ласково сказал Берке-хан. – А каковы же твои успехи в бумажном деле? Любишь заниматься государственными бумагами?
– Это для меня дело привычное, – вновь поклонился молодой татарин. – Я уже не один год в услужении у батюшки. Одних только ярлыков для коназов-урусов я написал целую кучу!
– А ты писал ярлык коназу Ромэнэ из Брэнэ? – спросил вдруг как бы невзначай ордынский хан.
– Да, государь, – кивнул головой Угэчи. – Я это хорошо помню. Мне тогда приказал батюшка, чтобы я по твоей воле так переписал тот ярлык, чтобы коназ Ромэнэ был законным наследником Андрэ Черныгы и после смерти того старого гуляки стал великим коназом. Такое не забудешь. Государь редко жалует так щедро своих холопов!
– Этот Ромэнэ, мой верный Угэчи, имеет немалые заслуги перед моим воеводой Бурундаем, – с горечью промолвил Берке-хан, – сложившим свою славную голову за честь Золотого Ханства! И хоть уже нет Бурундая, но его люди сумели донести до меня последнюю просьбу славного воина: подарить тому коназу-урусу мой второй ярлык! Рано или поздно, коназ Андрэ из Черныгы уйдет в мир иной, так пусть же тогда коназ Ромэнэ собирает меха и серебро со всех земель Черныгы. Если он такой же славный правитель, как и воин, то я не сомневаюсь, что он без труда справится с этим делом…Тот бой, в котором был жестоко изранен славный Бурундай, стал едва не последним и для этого Ромэнэ. Там, у великого моря, наши воины столкнулись с несметными силами Абака-хана. Злодеи окружили моего Бурундая! Но этот великий воин отважно сражался, как звериный царь, не жалея себя. А когда Ромэнэ, коназ Брэнэ, увидел окруженного врагами Бурундая, он сразу же бросился со всеми своими людьми на врагов и, яростно сражаясь, пробился к нему! Тогда наши лютые враги отступили, и мой Бурундай вырвался из вражеского кольца. Но он получил много ран, и его старое тело не выдержало. Так и почил отважный Бурундай по пути к моей ставке. Он прислал ко мне своего тысячника Цэнгэла, чтобы тот рассказал мне о жестоком сражении и верности нам коназа Ромэнэ. Вот почему я повелел послать тот ярлык прямо в войско, чтобы Ромэнэ Брэнэ мог получить эту почетную награду перед лицами моих воинов. Сам мой темник Ногай вручил ему тот ярлык. Его посланник нынче очень хвалил этого Ромэнэ! Этот урус не боится жестоких битв, беспощаден в сражении! Два года тому назад он разбил большое войско Лэтвэ! Говорят, что там был убит наш злейший враг – Миндэух-лэтвэ! Коназ Ромэнэ, после этой победы, почтил нас вниманием – прислал в Сарай богатые подарки: серебро, доспехи тех злых врагов, много мужей-пленников, каких мы быстро распродали, выручив еще немало серебра для моей казны. Словом, этот коназ Ромэнэ – нужный нам человек! Однако хватит о нем! Вернемся к твоему назначению, Угэчи. Как ты думаешь, ты справишься с делами в писчей юрте? Не просто как писарь, а как начальник?
– Да, государь, – кивнул головой молодой татарин. – Если мой батюшка попросил у тебя этого назначения, значит, он уже не раз меня проверил.
– Тогда приказываю! – Берке-хан поднял вверх руку. – Принимай же писчую юрту! Будешь теперь во главе всех моих книжных людей! Но смотри, чтобы не ленились! За слугами всегда должен быть строгий глаз: если чего не доглядишь, все дела развалятся! Понял, Угэчи-сайд?
– Понял, великий государь! – улыбнулся наследник Болху. – Обещаю, что не подведу тебя!
– Поговорим же теперь о другом деле, – молвил, полным тоски и печали, голосом Берке-хан. – Я позвал тебя, Болху, вот по какому делу. Я почувствовал вчера после вечерней молитвы, как у меня забилось сердце. О таком же чувстве мне говорил мой царственный брат Бату, накануне своей смерти…
– Что ты, государь, – замахал руками Болху-Тучигэн, – ты же еще не старик! Тебе ведь всего пятьдесят семь лет! Это самый расцвет для правителя! Вон у китайцев – семь десятков еще не срок! А что часто бьется сердце, так это бывает у каждого человека…Пока еще никто не умер от сердцебиения!
– Погоди, Болху, – поморщился золотоордынский хан. – Я не собираюсь умирать…Но, полагаю, что к этому нужно всегда готовиться. Что есть наша жизнь? Давно ли мы с тобой были детьми? Кажется, что вчера! А вот поседели…А если в волосах серебро, значит, можно ожидать всего, а впереди – только одна смерть! Как-то мне приснился седобородый старик…Он сказал, что пора написать завещание… – Ты, Берке-хан, – молвил тот старик, как я думаю, сам пророк Мухаммед, – сначала принял истинную веру не душой, но своим ясным умом, чтобы противостоять жалкому христианину Хулагу…А теперь ты познал ислам душой и сердцем. Вот и приоткрыл великий Аллах для тебя райские двери! – Это мне Пророк как бы намекнул, что я принял новую веру из ненависти к Хулагу, захватившему земли нашего улуса. Этот злодей такой же христианин, как покойный строптивец Сартак и урусы. Видишь, как мудр Божий Пророк! Его не проведешь! Однако то был лишь повод, чтобы стать настоящим мусульманином. А теперь я понял, что это – истинная вера и единственный путь к бессмертию! Пусть оно не на земле, а на небе…Как ты думаешь, Болху, есть ли на небе этот рай?
– Об этом говорили многие мудрецы, государь, – кивнул головой Болху. – Я тоже верю, что рай – это потусторонний мир. Кто знает, что создал Аллах? Это не постичь человеку. Если есть жизнь здесь на земле, то почему бы ей не быть на небе? Даже наши предки знали о потустороннем мире, где обитают души умерших. Но праведная вера дает ответ на все. Будешь вести строгую жизнь мусульманина, смерти не будет! Великий Аллах всегда приютит душу праведника. А ты, государь, достоин этого больше всех! Но пока не надо спешить в светлый рай. Ты – повелитель великого ханства. Ты нужен и народу и государству! Береги себя!
– Благодарю тебя, мой верный Болху, – улыбнулся Берке-хан. – Я не хотел бы покинуть этот мир, не завершив должным образом своего правления. Поэтому подготовь заранее мое завещание. В случае если меня призовет к себе Аллах, то пусть мой престол унаследует внук моего брата Мэнгу-Тимур. Все другие внуки Бату должны беспрекословно ему повиноваться. Но если нужно менять наместников в землях улуса, то делать это только по твоему совету…Или пусть соберет курултай. Я сам поговорю об этом с Мэнгу…Эй, Хутук! – крикнул он и хлопнул в ладоши. Откуда-то из глубины юрты выбежал слуга и почтительно склонился у трона. – Беги, мой Хутук, к Мэнгу и позови его сюда побыстрей!
– Слушаю и повинуюсь, государь! – вновь согнул спину верный слуга и быстро выбежал из юрты.
– А как ты сам на это смотришь, Болху? – вопросил великий хан. – Дружен ли ты с Мэнгу? Будет ли мой наследник прислушиваться к твоим советам?