Седовласый татарин склонил голову.
– Это хорошо, – сказал он, – что ты, Ромэнэ, пришел сюда раньше. Воевода тобой доволен. Да, твои боги сберегли тебя! А теперь пойдем со мной в юрту моего великого полководца!
Татарский воин вытянулся в седле, развернул коня в сторону татарского войска и махнул рукой. Степные наездники засуетились, опять заклубилась пыль, и не успели русские воины моргнуть глазом, как перед ними предстали многочисленные походные кибитки и задымились костры.
– Как быстро! – воскликнул воевода Ефим Добрыневич. – Да как ловко! Вот это порядок! Вот это боевая выправка!
– Воины, разойдись! – приказал, сложив в трубку руки, князь Роман. – На месте остаются только первая сотня и сотни Милорада! А я поеду к татарскому воеводе. Будем держать совет! Прими, Милорад, мое воинство под свою руку, пока я буду в татарском стане!
– Слушаю, княже! – громко ответил подбежавший к Роману Михайловичу Милорад. – Не беспокойся, я не подведу! Но надо ли тебе самому идти к их воеводе, княже? А может, это татарская хитрость? А если они решили тебя, княже, заманить?
– Вот потому я тебя и назначаю вместо себя над войском, Милорад, – улыбнулся князь. – Ты же без меня сможешь, на случай, дать врагам отпор. Но я верю этому татарину, – он кивнул головой в сторону седовласого воина. – Мы же не враги, а друзья!
Толмач приблизился к уху татарского воина и что-то сказал.
– Цэнгэл есть воин чести, – прищурившись, промолвил пожилой татарин. – Его слова – не пустая болтовня! Бурундай-воевода хочет тебя видеть и расспросить, готов ли ты сражаться вместе с нами как верный слуга великого хана!
– Поехали, Ефим, – кивнул головой князь Роман, выслушав переводчика, – и позови наших людей, чтобы везли за нами телегу с подарками царскому воеводе!
Татарский стан чем-то напоминал раскинувшийся по берегу Днепра городок, в центре которого оставалась свободной целая полоса – своеобразная широкая дорога – в конце которой виднелся большой синий шатер ханского воеводы.
Подъехав к резиденции своего начальника, Цэнгэл-батур спешился, что-то сказал толмачу и вошел внутрь.
Шатер Бурундая охранялся двумя рослыми мускулистыми татарами, державшими в руках обнаженные, сверкавшие на солнце, длинные кривые ножи.
– Как будете заходить в юрту, – промолвил переводчик, – не заденьте ногами порога! Здесь это – недобрый знак! А когда увидите воеводу, падайте сразу же на колени! Поняли?
– Поняли, – ответил Роман Михайлович, стиснув зубы.
– Ну, тогда входите! – улыбнулся переводчик и дал стражникам знак рукой освободить проход. Свирепые воины расступились.
Князь Роман вошел в шатер первым. За ним, осторожно, оглядываясь и стараясь не отставать, потащился Ефим Добрыневич, а замыкал шествие переводчик.
В шатре было довольно светло. Ханские слуги перед приходом гостей отодвинули боковые стенки, и солнечный свет устремился во временное жилище татарского темника. Сам Бурундай сидел напротив входа в большом черном кресле и пил, держа обеими руками чашу, кумыс. Рядом с ним на плотной камышовой циновке сидел на корточках тысячник Цэнгэл.
Князь, глядя прямо на татарского воеводу, лицо которого он едва видел из-за большой чаши, шел вперед и, остановившись в двух шагах от него, поясно поклонился. Также поступил и тиун Ефим, выйдя из-за спины князя.
– На колени, несчастные! – крикнул толмач. Но русские молча стояли и ждали.
Бурундай оторвался от чаши, усмехнулся и протянул ее Цэнгэлу. Тот почтительно принял кумыс и стал медленно пить.
– Вот ты какой, Ромэнэ! – сказал хриплым голосом татарский полководец. Он слегка наклонил свою стриженую седую голову, прищурив глаза. Его морщинистое одутловатое лицо побагровело. – Гордый, как твой батюшка! Но, да хранят тебя твои боги, не хочу я сейчас топтать твою гордость! Я сам воин, а не государь: мне не нужна притворная лесть. Так ведь, Цэнгэл?
– Именно так, о, мудрейший из людей и самый отважный из воинов! – ответил, оторвавшись от чаши, седовласый тысячник. – Ты прославлен на весь свет своей скромностью!
– Передай-ка чашу коназу урусу, – улыбнулся Бурундай. – Пусть же отведает кумыса! Уж от этого, я думаю, он не откажется. Растолкуй ему, Добрэ, – кивнул он головой толмачу.
– По приказу великого воина вам надо отведать татарского кумыса, – сказал тот, взяв из рук Цэнгэла чашу и протягивая ее князю Роману. – Это – великая честь! Не каждому, даже знатному татарину, удавалось пить кумыс из одной чаши с самим Бурундаем!
Князь взял обеими руками серебряную братину и бросил отчаянный взгляд на Ефима.
– Пей, княже, это очень полезное питье! – пробормотал княжеский тиун, едва скрывая отвращение. – Все, кто ни побывал в Орде, очень хвалили этот напиток…
– Да хранит меня Господь! – пробормотал одеревеневшим языком князь Роман и быстро приложился к чаше. Как ни странно, кумыс оказался не только не противен, но даже наоборот, напиток, несколько резкий и кисловатый, утолил жажду, которая мучила брянского князя. Отпив значительную часть кумыса, Роман Михайлович протянул чашу своему слуге. Последний перекрестился, зажмурил глаза и быстро допил ее до дна. Все это он проделал так неуклюже и с такими гримасами, что татарские военачальники, переглянувшись, захохотали во все горло. Глядя на них, засмеялись и переводчик, а затем, и русские гости.
– Ну, вот, коназ, теперь ты мне друг в моей юрте! – сказал, успокоившись, воевода Бурундай. – Как тебе наше питье?
– Отменное, великий воин, – ответил князь Роман. – А мне так, если говорить правду, хотелось пить…А этот кумыс сразу утолил мою жажду!
– Что ж, якши! – кивнул головой знатный татарин. – А теперь, садись, коназ Ромэнэ, со своим воеводой на эту скамью! – Он указал рукой на сложенные напротив кресла одна на другую плотные камышовые циновки.
– Великий воевода! – сказал Роман Михайлович. – Мы тут привезли тебе подарки. Они лежат там, в телеге, у входа в твой шатер. Это дары от всей моей земли! Прими же от меня этот знак моего глубокого уважения! – Он взял из рук своего тиуна кожаный мешочек и извлек из него массивную серебряную чашу, не меньшую, чем та, из которой он только что пил кумыс, украшенную большими драгоценными камнями. – Эта византийская чаша с изумрудами имеет волшебное свойство: кто пьет из нее, не боится ядов и не болеет. Дорогие камни на этой чаше разрушают злодейские чары!
Знатный татарин взял обеими руками сверкавшую множеством разноцветных огоньков братину и поцокал от удовольствия языком.
– А этот наручник, – добавил князь Роман, достав из мешочка тяжелый золотой браслет, изготовленный в форме свившейся в кольца змеи, – сбережет тебя от змеиного яда!
– Не думал я, что ты, Ромэнэ, будешь таким приятным гостем! – воскликнул татарский военачальник, подбрасывая на ладони красивый браслет. – Ох, как же ты мне угодил! – Он пристально вгляделся в лицо брянского князя. – Что ж, теперь я вижу, что ты верный слуга нашего государя и тебе можно доверять! А теперь – к делу!
С помощью переводчика князь Роман и его тиун Ефим обсудили с татарскими полководцами предстоявший набег на Литву. Бурундай объяснил русскому князю, как тому следует действовать в походе, как общаться с мурзами и как держать связь с ним, главным татарским военачальником. – А остальное тебе скажет Цэнгэл-батур, – промолвил в завершение властный татарин. – Он проведет тебя по нашему стану, познакомит с мурзами и расскажет, как вам следует отдыхать и разбивать свои палатки. А теперь – идите! Завтра выступаем!
Тысячник Цэнгэл тоже не остался без подарка. Выйдя из шатра, князь снял со своего пальца большой золотой перстень-печатку с искусно вырезанной на металле львиной головой и протянул его седовласому воину.
– Будь таким же отважным, как этот лев! – сказал при этом Роман Михайлович. – Да хранит тебя Господь в предстоящем походе!
– Великий Бурундай сказал о тебе правду! – улыбнулся Цэнгэл-батур, без толмача, отошедшего от них в сторону, понявший смысл сказанных князем слов. – Ты – хороший человек! Цэнгэл всегда будет помнить твой дружеский дар! Да хранят тебя твои боги!
Дальше все было просто. Татарская конница хлынула неудержимым потоком на литовские земли. Не ожидавшие нападения жители сел и деревень оказались неспособными к сопротивлению. Половину Литвы прошли воины Бурундая, сокрушая на своем пути все, сжигая деревни, села, мелкие городки, истребляя стариков и забирая в плен здоровых мужчин, женщин и детей. Большие города, правда, им взять не удалось, поскольку татары не желали задерживаться на одном месте и не возили с собой стенобитные машины, да и литовцы, опомнившись, стали готовиться к обороне, собирая за крепостными стенами городов окрестных жителей.
Князь Роман со своими воинами не принимал участие в грабеже беззащитного населения, ибо русские привыкли захватывать добычу в сражении с вражескими войсками, но с мирными людьми не воевали. Впрочем, татары и не призывали их к этому. Они считали достаточным и того, что брянские полки сопровождали их в походе. Однако под Гродно князь Роман показал своим союзникам, что они взяли его с собой в поход не зря.
Брянские конники быстро скакали в клубах густой пыли за татарами, не обращая внимания ни на вопли убиваемых степными хищниками несчастных, не успевших спрятаться в лесах и крепостях, литовцев, ни на треск горевших вдоль дорог крестьянских изб, и все никак за ними не успевали…Но вот неожиданно до них донеслись громкие, отчаянные крики, казалось бы впавших в панику татар, лязг оружия и необычный конский топот.
– Литовцы! Конница! – вскричал князь Роман. – Вперед, молодцы! Руби литовцев, секи злобных язычников!
Отряды Романа Брянского выскочили на широкое, засаженное колосившейся пшеницей, поле и неожиданно натолкнулись на большое литовское войско, окружавшее татар. Впереди сражалась тяжелая, одетая в железные доспехи, вражеская конница, а с флангов степных наездников теснили литовские пехотинцы, осыпавшие неприятеля градом стрел. Татары, не готовые к столь стремительной атаке регулярного литовского войска, отчаянно метались, зажатые между вражескими воинами и большим непроходимым болотом, пытаясь лихорадочно вырваться из жестокого капкана. Литовцы, плотно окружая татарское войско, уже предвкушали победу, когда вдруг на них прямо с тыла набросились полки брянского князя Романа.
– Ура! – кричали русские. – Слава князю Роману! Слава непобедимому Брянску!
Они с азартом буквально вгрызлись в литовские ряды и стали нещадно избивать дрогнувших от неожиданности врагов.
– Давай, Милорад! – приказал громким голосом князь Роман. – Рази супостатов стрелами!
Пока конница Романа Брянского секла врагов мечами и колола копьями, лучники Милорада поражали лучших литовских воинов стрелами. То тут, то там падали на землю сраженные или тяжело раненные враги. Крики радости, которые они издавали, окружая татар, сменились на вопли отчаяния. Еще натиск, и враги, чувствуя смертельную опасность, стали медленно разворачиваться. В это время опомнились и татары. Почувствовав, как ослабла хватка литовцев, степные хищники воодушевились и, собравшись с силами, бросились рубить ненавистных врагов. Но литовцы еще не собирались сдаваться. Первые мгновения отчаяния и страха, испытанные ими, прошли, и теперь они оказались в безвыходном положении, ощущая холод разившей их со всех сторон смерти. И тогда враги стали сражаться изо всех сил! Потеряв страх, сжавшись в единый кулак, литовские воины решили умереть, но не уступить!
Князь Роман, чувствуя, что битва затягивается и литовцы, имея достаточно сил, начинают выравнивать положение, отвел две своих сотни на помощь воеводе Ефиму, на боевом участке которого было особенно жарко, и открыл тем самым литовцам выход из создавшейся западни. Этот маневр и решил исход боя.
Литовцы, обнаружив спасительный выход, сразу же забыли о своем былом мужестве и немедленно ударились в бегство.