Роман Брянский

Глеб Васильевич встал и, попятившись, сел на циновку рядом с темником Бурундаем.

– А теперь говори! – повелел Берке-хан.

– Сообщаю, государь, что мы выполнили твое поручение по Великому Новгороду. Твои воеводы или баскаки, Беркай и Касачик, с помощью Господа и великого князя переписали весь город. Не пропустили ни одной усадьбы, ни одного дома. Теперь считаем, какой будет общий налог…Новгородский народ, правда, был очень недоволен той переписью, но наш великий князь быстро всех успокоил. Где силой, а где и грозным словом. Так что все сделали, как ты велел. А когда великий князь навел в городе порядок и посадил там своего сына Дмитрия, он сам ушел во Владимир. Но я сообщил тебе все это вкратце, однако хотел бы добавить, что князь Александр сейчас очень обеспокоен событиями в поганой Литве! Литовцы сейчас сильны как никогда! Сначала до нас дошли слухи, а потом они подтвердились: литовцы разбили большое войско немецких рыцарей на их же земле у озера Дурбэ! Они перебили несметное множество немцев, захватили немало пленников, и всех их принесли в жертву своим нечестивым богам – сожгли их живьем на кострах!

– Вот злодеи! – возмутился Берке-хан. – Сжечь пленников! Какие же эти лэтвэ бестолковые! Неужели не могли продать свою добычу? Нынче рабы в большой цене! Вот уж дикари! Какое расточительство!

– Вот так, государь, – закивал головой русский князь. – Этот народ дик и злобен! Не зря мы не ладим с этой Литвой! Вот прислал меня к тебе Александр Ярославич, чтобы просить тебя послать свое непобедимое войско на ту Литву! Так, как ты это сделал в прошлом году! Да чтобы пожгли, потоптали тех супостатов. Тогда они побоятся нападать на земли твоих данников.

– Что ж, – сказал решительно великий хан, – так тому и быть! Я пошлю наше воинство на Лэтвэ! Слышишь, Бурундай? Вот и понимай: мы не зря об этом говорили! Возьмешь на рать коназа Ромэнэ из Брэнэ! Как ты думаешь, Гэлэб, справится ли тот коназ с этим делом?

– О, да, государь, – улыбнулся Глеб Васильевич. – Я слышал о ратных подвигах этого князя, совершенных им в прошлом году! Он тогда ходил на Литву с твоим славным войском!

– Откуда же ты об этом узнал? – удивился Берке-хан. – Неужели люди коназа Ромэнэ приходили к вам из своих лесов и болот?

– Князь Роман Михалыч – мой родной дядя! – смело сказал Глеб Белозерский. – Он есть брат моей матушки. Вот поэтому мы поддерживаем друг с другом связи. Когда мой дядюшка вернулся с той войны, он прислал к моему брату, князю Борису, в Ростов, своего гонца, который и рассказал нам об этом. Мы очень обрадовались, что его дружина помогла твоему полководцу и досадила той ненавистной Литве. Из-за этого вот уже целый год стоит тишина в нашей земле. Этот литовец, князь Миндовг, напугавшись твоего наказания за вторжение литовцев в новгородские земли, решил лучше воевать с немцами, чем снова вызвать твой гнев.

– И, тем не менее, он снова вызвал мой великий гнев! – усмехнулся ордынский хан. – Правда, теперь не вторжением в мой улус, но просьбой коназа Алэсандэ. Мы бережем своих подданных и защищаем их, когда надо! Если вы смирны и покорны, то и мы добры к вам и ласковы!

ГЛАВА 17

В ДАЛЕКОМ ХОЛМЕ

Князю Даниилу не спалось. Он долго лежал на своей большой теплой кровати рядом с молодой, сладко почивавшей женой, которая и не подозревала о бессоннице своего супруга.

– Вот ведь умудрился жениться на старости лет, – думал Даниил Галицкий. – Уж и глаза едва видят, а нет душе утешения! Что прежняя покойная супруга, что нынешняя молодая – одного поля ягоды! Пригодны лишь для постели, а не для сердечной дружбы…

Даниил Романович, овдовев, недолго сохранял верность памяти скоропостижно скончавшейся еще не старой жены Анны. Поссорившись с литовским князем Миндовгом после очередного успешного набега на ятвягов и литовцев, великий галицкий князь не устоял перед предложением литовской знати породниться с их князьями, Тевтиллой и Эдивидом. Брак с сестрой этих знатных литовцев, враждовавших с Миндовгом, должен был усилить галицкого князя. И вот литовская знать, возглавляемая братьями-князьями, прибыла в русский военный лагерь.

– Берешь, русский князь, эту девицу? – вопросил князь Тевтилла по-русски, но с сильным чужеземным акцентом. – Она – наша сестра и хоть еще молодая, будет твоей верной женой! Это будет залогом нашей вечной и нерушимой дружбы!

Князь Даниил окинул взглядом сероглазую красавицу. Высокая, стройная, с округлым лицом и изящными белесыми бровями…Тонка в поясе и одета в белоснежный домотканый сарафан, расшитый красными нитями и разноцветным бисером. На ногах – маленькие красивые сапожки. Волосы, ослепительной белизны, густые, непокрытые, свисают серебряными струями за плечами девушки, едва ли не до самой земли.

– Как тебя зовут, девица? – промолвил с необычной для его возраста и положения дрожью в голосе стареющий князь Даниил.

– Ядвига, – ответила, улыбнувшись, девушка. – Меня сюда привезли мои братья, чтобы я поглядела на тебя, русский князь, – добавила она на хорошем русском языке, в котором едва слышался мягкий, с некоторым присвистом, акцент. – Вот я и увидела тебя…

– А ты пойдешь за меня замуж? – неожиданно для самого себя промолвил князь Даниил. – Мне сказал князь Тевтилла, что ты назначена мне в супруги! Что ты об этом думаешь? Нравлюсь я тебе или нет?

– Никто у нас не имеет права силой выдавать девицу замуж, – громко, чтобы слышали все окружавшие галицкого князя знатные люди, ответила красавица, – даже мой дядя, великий князь! Но, я думаю, этого не случится, – она пристально вгляделась в вытянувшееся и посуровевшее лицо Даниила Романовича. – Я пойду за тебя, русский князь! Ты мне нравишься как своим приятным видом, так и душевной речью!

– Я – вдовец, Ядвига, – растерянно пробормотал, не ожидавший такой смелости от молодой девушки, князь Даниил, – а ты еще дитя…Будет ли наш брак радостен для тебя, а не в тягость? Да и наши русские порядки могут быть тебе не по душе. Придется принимать православное крещение и новое имя, как это положено при венчании нехристианки…

– Ну, и что, если вдовец, – усмехнулась молодая литовка, – и седина видна в бороде! Муж от этого только приятнее! Что мне сопливые мальчишки! Мы, свободные девицы, выбираем себе настоящих мужей! Чтобы они были первыми не только на поле битвы, но и не знали усталости на брачной постели! Как говорят в народе: старый конь борозду не портит, но бережно и долго пашет землицу!

– Вот так девица! – мысленно воскликнул Даниил Галицкий. – Смелая, прямодушная! Такая годится в княгини!

– Ну, что, мои бояре и верные слуги, – обратился он к знати и воинам, – вам нравится эта красивая литовка?

Галицкие бояре оцепенели от слов княжеской невесты: такая нескромность была неслыханной! Они безмолвно стояли и тупо переглядывались.

– Уж так, батюшка Даниил Романыч, – громко сказал вдруг вставший со скамьи у накрытого яствами длинного пиршественного стола брянский князь Роман. Он быстро подошел к молодой литовке и вгляделся в ее лицо. – Эта девица красивая и статная! Но вот, что у нее в душе, сердце или камень? Ее слова резкие и нескромные, но, как я вижу, не противны их обычаям…Но будете ли вы ладить, если она окажется строптивой?

– Муж и жена должны жить в любви и согласии, – подошел поближе к русским князьям литовец Тевтилла, который до этого беседовал со своими людьми за тем же пиршественным столом и, казалось, не слышал слов своей сестры. – Что захочет муж, того же пожелает и его супруга!

– Братец! – попыталась поспорить Ядивига. Но тут к ним приблизился другой ее брат, князь Эдивид, поднял руку и подал ей знак к молчанию. – Ты свободна в выборе, но не свободна в речи! – резко бросил он. – Если хочешь выйти за князя Даниила, тогда не болтай пустых слов! А если не хочешь – поезжай назад в свою деревню, в глухие леса и болота!

– Я выбираю русского князя! – сказала, словно рассердившись, литовская девушка. – Но только, если я ему нравлюсь! – И она буквально впилась своими большими серыми глазами в лицо престарелого жениха.

Князь Даниил почувствовал какое-то стеснение в груди, покраснел и тяжело задышал. – Что ж, князь Тевтилла, – сказал он, едва ворочая отяжелевшим языком, – тогда пусть же будет наша свадьба!

Так великий галицкий князь породнился с независимыми литовскими князьями. Он тут, у своего походного шатра, закатил богатый пир для своих гостей, которые провозгласили своему вчерашнему недругу здравицу и заключили «вечный» мир. Вскоре и великий литовский князь Миндовг должен был примириться с Даниилом Галицким, поскольку воевать и с русскими, и со своими князьями он был не в силах.

Молодая княгиня приняла православие, обвенчалась с князем Даниилом в холмском соборе и приняла новое имя – Елена. С первых дней их совместной жизни она показала себя как любящая, покорная воле своего мужа, но какая-то безразличная к его, выходившим за пределы спальни, делам. В постели она была необычайно подвижна, смела в самой близости и неутомима. Русский князь, достаточно опытный в делах любви, вначале с упоением воспринял эту ее подвижность: смелость в близости с мужчиной его возраста для столь юной девушки радовала его. Однако вскоре постельные встречи стали делом привычным, и Даниил Романович уже воспринимал свою молодую жену как источник телесного удовольствия. Но дальше этого их отношения не пошли. Княгиню Елену интересовали, помимо ночного сближения с супругом, только наряды, украшения, драгоценности. Ей нравилось примерять все новые и новые платья, проводить все дни, держа в руке заморское зеркало и любуясь своей красотой. Частенько она надоедала князю, появляясь перед ним в своих обновках и требуя от него восхищений и славословий. Это несколько раздражало князя, но он терпел от молодой жены эти слабости, довольствуясь, по крайней мере, ее телесной красотой и умелой близостью.

– Не получилось из супруги душевного друга, – решил Даниил Романович, – так пусть же будет хоть хорошая женка! И плоти успокоение! Не надо больше других прелестниц!

И в эту ночь супруга не ударила лицом в грязь. Она опять была горяча, требовательна и неутомима. Однако, достигнув телесной радости, тут же успокоилась, быстро уснув.

– Какой же этот Миндовг, – думал усталый князь, зевая, но не засыпая, – лживый и коварный! Так и не захотел он вечного мира с нами! Выходит, его слова о дружбе были лишь одним притворством!

Галицкий князь все никак не мог забыть слова посланца его сына Романа, который накануне утром прибыл в Холм. – Великий князь, – сказал тот, – теперь твой сын воюет с Литвой! Но князь Роман не повинен в этой войне, она началась по воле Миндовга! Этот злой литовец отнял у князя Романа все те городки, которые сам же ему подарил по договору с тобой! Нечестивые литовцы, воспользовавшись миролюбием Романа Данилыча, захватили его в свой поганый плен!

Князь Даниил очень сильно любил своего сына Романа, который претерпел уже немало бед и неприятностей за свою недолгую жизнь.

Почти десять лет тому назад – в 1251 году – княжич Роман был втянут в политическую борьбу, которую вели между собой венгерский король Бела, германский император и богемский король. Предметом вражды всех трех соперников была Австрия, вернее, наследство недавно скончавшегося австрийского герцога Фредерика, после смерти которого осталась его наследница – дочь Гертруда, обратившаяся за покровительством к венгерскому королю. Последний, полагаясь на силы Даниила Галицкого, предложил его сыну Роману руку австрийской принцессы Гертруды. Посоветовавшись с отцом, княжич Роман согласился и уехал со своей дружиной в австрийский город Инсбрук, где и женился на дочери покойного герцога. В результате, Даниил Галицкий стал врагом богемского короля и вынужден был совершить далекий военный поход на земли чехов. Там галицкое воинство в союзе с краковским герцогом славно повоевало: русские и поляки разорили Силезию, захватили и разграбили город Носсельт, выжгли многие села. Однако из-за глазной болезни, которая в последние годы досаждала князю Даниилу, а также по причине жестокого сопротивления чехов, русские вынуждены были вернуться назад. Князь же Роман Даниилович остался один на один с богемским войском и, не имея сил, чтобы одолеть противника, был вынужден терпеть жестокую осаду в Инсбруке, ожидая помощи от союзника – короля Белы. Но венгерский монарх не спешил с помощью. Осада же стала совершенно невыносимой и для горожан, и для голодного воинства. Понимая, что город не выдержит тяжелых лишений и трудностей дальнейшей осады, князь Роман предложил богемскому принцу заключить перемирие. Последний соглашался только при условии, что русский князь со своей дружиной покинет город без супруги. Поскольку иного выхода у него не было, князь Роман Даниилович, оставив беременную жену, ушел к отцу в Холм, так и не добившись австрийского трона.

Тем временем Даниил Галицкий со своими сыновьями и родственниками, включая Романа Брянского, вел войну с ятвягами, а когда на помощь последним пришли литовцы, то и с ними. Как известно, эта война закончилась миром, и сын князя Даниила Роман получил от Миндовга, «в держание», несколько литовских городов.

И вот теперь, летом 1260 года, князь Миндовг нарушил этот мир, жестоко обидев великого галицкого князя.

– Бедный мой сын Роман, – думал, ворочаясь в кровати, князь Даниил, – тебе снова выпало тяжелое испытание да еще и литовский плен! Что же теперь делать? Пойти на Миндовга? Опасно для сына: разгневанный литовец может убить своего пленника! Каков же выход?

– Что ты, Данила, душа моя, – прошептала неожиданно проснувшаяся княгиня, – почему тебе не спится, мой сладкий? Что тебя мучает?

– Да так, Аленушка, все вот думу думаю, – пробормотал князь Даниил.

– А ты не печалься, – проворковала княгиня, – иди-ка сюда, ко мне поближе. Видно, мы что-то с тобой в эту ночь недоделали, если ты не спишь, мой бедный муженек. Я вот сейчас…

– Ох, – застонал князь, почувствовав на своем теле ласковые умелые руки молодой жены, – ох, Аленушка, ну, уж ладно, давай, мы тут с тобой…

Солнце уже стояло высоко в небе, когда княжеский терем вдруг огласился криками метавшихся по нему слуг. Князь приподнял с подушки голову. – Ох, что-то я сегодня припозднился! – подумал он, глядя на солнечный луч, падавший из небольшого оконца, вырезанного в бревенчатой стене напротив его кровати. Рядом безмятежно спала молодая княгиня.

Князь потянулся к лежавшему на сундуке шелковому татарскому халату и набросил его на себя. Затем он всунул ноги в теплые, подбитые мехом куницы ночные туфли, и быстро вышел в полутемный простенок, где чадила небольшая сальная свеча. Тут же к нему подбежал постельничий.

– Великий князь, – быстро сказал он, – я жду здесь твоего пробуждения. Мы тут так перепугались, что не знаем, как быть!

– Что случилось? – вздрогнул князь. – Почему тут шум и суета? Говори же!