Роман Брянский

– Что ж, батюшка, поезжай с Господом! – сказала она в напутствие мужу. – Увидишь там нашего сыночка с внуками и передашь им мое материнское благословение! Проведаешь, как там живут наши дети, хорошо ли им в том городе, не испытывают ли они трудности и нужду…

Только к августу сумел, наконец, Илья Всемилович добраться до великого славянского города и разыскать усадьбу своего сына. Это оказалось делом нетрудным. Да и сам путь из Смоленска был недолог. Проехав по прямой, хорошо накатанной дороге, сперва через поля, а затем и леса, купеческий обоз из пяти повозок, охраняемых вооруженным отрядом из двух десятков купеческих слуг, последовательно преодолев городки Вержавск, Торопец и Русу, обогнув великое Ильмень-озеро, приблизился к знаменитым новгородским болотам. Здесь дорога была похуже, но, благодаря взятому в Русе проводнику, знавшему все новгородские гати, купец со своими людьми за пару дней пересек и это, непреодолимое для чужеземцев препятствие, и в семидневный срок подошел к великому городу. Илья Всемилович уже был однажды в этом городе, поэтому он, издали увидев блеск церковных куполов новгородской Софии, сердечно обрадовался, что так быстро добрался до цели, однако, и разочаровался, мысленно сравнив представший перед его глазами город с «матерью градов русских» Киевом, еще не разоренным татарами.

– Вот ведь как бывает, – думал он, приближаясь к стенам древнего города. – В молодости мне казалось, что Новгород – огромный город! Что был наш Вщиж против него? А вот после жизни в Киеве, кажется, что Новгород такой маленький! В Киеве, куда не глянь, везде были бесчисленные дома, и не было видно им конца…А Новгород, пожалуй, будет поменьше Смоленска! Да, так и есть! Намного меньше! Вон, огляделся, и уже видны стены, а за ними – луга, леса…В Смоленске даже застенный город раскинулся дальше, а внутри стен – все заполнено постройками: усадьбами, церквями.

Великий Новгород был славен не за свою величину, но за свою самостоятельность, торговлю и умение справляться с житейскими трудностями.

Город располагался по обеим сторонам вытекавшей из озера Ильмень реки Волхов и состоял из двух больших сторон – Софийской и Торговой. В свою очередь, стороны делились на концы, которых было пять. Сын купца Ильи Избор проживал на Торговой стороне в усадьбе богатого купца Свербило Верниславовича, у которого в свое время арендовал землю и дом смоленский купец Ласко Удалович. Усадьба располагалась на Славной улице в Славенском конце неподалеку от торговых рядов, вечевой площади и княжеского подворья.

В первые же дни своего пребывания в городе купец Илья побывал в лавке своего сына, который занимал самый конец Великих торговых рядов, и подивился богатству переданного его сыну купцом Ласко приданного. Да и само место, занимаемое лавкой, говорило о состоятельности ее владельца: здесь торговали только иноземные купцы! Немалых денег стоило Ласко Удаловичу выкупить эту лавку! Народ валом валил в иноземные торговые ряды, охотно покупая диковинные товары. Избор Ильич торговал в своей лавке отборными мехами, в то время как его тесть поставлял в Новгород другие, самые разнообразные товары, включая смолу и пеньку. У купца Ласко имелись и другие лавки, но уже в общих торговых рядах. Там работали его приказчики, которые ежегодно отсылали отчеты своему хозяину в Смоленск.

Торговать на новом месте было нелегко. Молодой купец Избор вынужден был проявить терпение и настойчивость, чтобы освоить новгородскую торговлю. И в этом ему помогал старый приказчик – новгородец Дружила Умыслевич. Последний верно служил интересам смоленских купцов, имел большие и прочные связи со знатными, влиятельными людьми города. Избор Ильич вначале хотел избавиться от, казалось бы, назойливой опеки старого приказчика, но, приглядевшись, убедился, что «старый конь борозды не портит», и оставил его не только как прежнего приказчика, но и как своего торгового наставника.

Илья Всемилович посетил и Софийскую сторону, перейдя со своим сыном и новгородцами по мосту через Волхов на другой, противоположный Торгу, берег. Его и других смоленских купцов провел туда Дружила Умыслевич. Они посетили городскую крепость – детинец – где помолились в огромной величественной Софийской церкви, побывали в посадской избе и познакомились там с городскими властями. К своему сожалению, купец Илья не нашел своих прежних знакомцев. Купцов, с которыми он раньше дружил и вел торговые дела, в городе не оказалось: одни были в дальних поездках, а другие и совсем покинули Новгород.

– Время нынче тяжелое, – говорил Дружила Умыслевич. – Князь все время требует денег! Раньше князь довольствовался податями только от своих сотен, а вот теперь обложил всех, даже знать и купечество! Не успеваем откупаться…Вот и бегут купцы! Правда, пока князь Александр не трогал иноземные лавки, но, говорят, что скоро возьмется и за них…

Да, не в добрый час въехал смоленский купец в Великий Новгород! Еще в прошлом году великий князь Александр Ярославович, посетив в Орде недолго правившего Улагчи, решил обложить новгородцев поголовной данью. Таково было требование татар. Князь Александр вместе с братьями Андреем и Ярославом, а также татарскими баскаками, которые хотели переписать население, прибыв в Новгород, потребовал от жителей города покорности и исполнения воли ордынского хана. Но новгородцы не испугались большого войска великого суздальского князя и взбунтовались. Посадник же новгородский Михалко, навязанный в свое время городу князем Александром, пытался уговорить горожан подчиниться княжеской воле. Однако посадника не поддержали ни городская знать, ни даже молодой князь Василий Александрович. – Если город не завоевали, – возмущался последний, – то чего же требовать дань? Мы сильны не только богатствами, но и войском. Били же немцев, значит, побьем и татар!

Когда же великий князь прислал своих людей к сыну, увещевая того покориться, поскольку, как считал князь-отец, справиться с татарами новгородцам не под силу, а поведение его сына – бахвальство, Василий Александрович пришел в гнев и прогнал их, топая ногами и крича: – Не хочу слушать батюшку, если он везет оковы и стыд русским людям!

Наконец, городская верхушка, воспользовавшись сложившимися трудностями, собрала народное вече, где, распалив и без того обозленных новгородцев, объявила виновником всех бед…посадника Михалко! Прямо на вече возник настоящий бунт с погромами купеческих лавок и убийством ненавистного посадника. Не ожидав такого поворота событий, новгородские бояре вынуждены были поспешно прибегнуть к силе и остановили с помощью городского ополчения беспорядки, а с трудом успокоенный народ «избрал» выдвинутого знатью нового посадника.

Тем временем великий князь Александр, разгневанный поведением своего сына и новгородцев, приблизился к городу.

Новгородский князь Василий, не желая воевать с отцом, покинул город и бежал со своими верными людьми в Псков. Простые новгородцы не хотели пускать в город великого князя и готовились к обороне. Однако Александр Ярославович вовсе не собирался разорять богатый город. Заняв загородную княжескую усадьбу и раскинув поблизости, на лугах, шатры верного ему войска, великий князь послал своих людей в Совет Господ и к новому посаднику, уговаривая знать не противиться требованиям татар.

Сам владыка, архиепископ Далмат, вынужден был поехать к князю в усадьбу, чтобы найти какое-нибудь примиряющее стороны решение. Наконец, договорились. Горожане обязались преподнести ханским баскакам богатые дары, но наотрез отказались от поголовной переписи населения.

– Мы не хотим обижать великого царя, – сказал новый посадник татарам, – и желаем жить в мире с Ордой, но свободными от рабского ига.

Татарские чиновники, узнав о настроениях в городе и видя явное нежелание русских воевать между собой за интересы чужеземцев, вынуждены были удовлетвориться тем, что есть. Тем более что дары, которые преподнесли им новгородцы, превысили по своей стоимости предполагаемую баскаками общую сумму налога со всех горожан. Когда же татары, сопровождаемые великокняжеской охраной, уехали назад в Орду, в Великом Новгороде воцарились тишина и покой. Великий князь вызвал к себе новгородского тысяцкого, отвечавшего за городские сотни, в которых проживало простонародье, потребовав отчета о доходах и сбора городского ополчения для похода на Псков. Князь так разгневался на своего сына, что захотел немедленно захватить его в Пскове, но не своими силами, а силами новгородцев, чтобы показать, что он не воюет с собственным сыном, но борется за правду, опираясь на добрую волю горожан.

Новгородцы удовлетворили княжеское требование и послали на Псков ополчение. Однако псковичи не стали воевать со своим сильным соседом. К тому же их не поддержала церковь. Сам новгородский владыка послал своих людей в Псков уговаривать городские власти выдать князя Василия «головой и с боярами». Так и случилось. Псковичи потребовали от молодого новгородского князя покорности отцу, поскольку «сын по воле отцовой завсегда бывает». Князь Василий Александрович был увезен под стражей в суздальскую землю, а его верных бояр и старших дружинников новгородцы привезли в оковах на княжеский суд и бросили в городскую темницу.

– Вот теперь я узнаю о справедливости и доброте великого князя, – думал Илья Всемилович, медленно пережевывая поданную к утренней трапезе пищу, – и увижу его самого. А то многое о нем рассказывают. Одни – что он мудрый, добрый и незлопамятный. Другие – жестокий и лукавый…Пока сам не увидишь – ничего не поймешь!.

За столом царила полная тишина. Все, глядя на старшего купца, медленно вкушали, стараясь во всем походить на него. Даже внуки – десятилетний Благомир и восьмилетний Горяй, которые уже давно насытились – сидели смирно, изредка поглядывая на своего седовласого дедушку.

– Благодарим на этом нашего Господа за хлеб насущный! – громко сказал вдруг Илья Всемилович и встал. – Конец трапезе!

В полдень десятого августа на вечевой площади близ Торга собралась большая толпа. Люди, в основном купцы и их челядь, опрятно, по-праздничному, одетые, возбужденно разговаривали между собой. Площадь гудела, как разворошенный пчелиный улей.

– Как бы нам тут поблизости пристроиться? – спросил Илья Всемилович высокого, одетого в богатую бобровую шапку новгородца. Тот снял шапку и вытер большим цветастым платком со лба пот. – Вот тут и пристраивайся, – усмехнувшись, сказал он. – Видно, ты не новгородец, а приезжий, небось, любопытно?

– Именно так, почтенный, – покачал головой купец Илья, – я из Смоленска! Вот пришел, чтобы посмотреть на суд великого князя. Однако же не могу пройти к княжескому подворью. Получается, что зря сюда шел…Ничего не видно из-за толпы…

– Так прошел бы с той стороны, – махнул рукой незнакомец. – Там любого за мзду пропускают! Иди к Ярославову Дворищу! Вот и посмотришь поблизости на князя и его суд!

– За мзду? – обрадовался Илья Всемилович. – Если так, то хорошо…Эй, сынок, – позвал он Избора, – веди-ка наших людей туда, к Дворищу! – И они, обойдя толпу, направились вперед.

– Илья Всемилич, Избор Ильич! – раздался вдруг сзади чей-то окрик.

Купцы со своими слугами обернулись. К ним быстро шел новгородец-приказчик Дружила Умыслевич.

– Слава Господу, что я нашел вас! – воскликнул он, приблизившись к смолянам. – Приношу свои извинения, что не пришел к вам вовремя! Меня задержали дела. Человек приходил от посадника и все о вас выспрашивал. Хотел обложить вас налогом, как подлых новгородцев. Вы-де не иноземцы, но такие же русские или славяне! Пришлось поспорить…Тот долго со мной не соглашался, что вы чужеземцы. Помогли лишь деньги. Сунул мзду лихоимцу, и замяли дело!

– А много ли содрал? – вздрогнул Илья Всемилович.

– Да гривну кун, разбойник, – кивнул головой приказчик. – Целый час торговались, просил две с половиной…

– Ну, ладно, хрен с ним! – махнул рукой купец Избор. – Не печалься, батюшка. Здесь так: справедливость бывает только за деньги!

– А как бы нам перебраться поближе к княжескому судилищу? – ушел от неприятного разговора Илья Всемилович. – Посоветуй, почтенный!

– За это не волнуйтесь, – улыбнулся приказчик Дружила. – Это я вам легко устрою. Пойдем!

Они прошли совсем немного и, несмотря на людскую давку, быстро приблизились к огороженному высоким забором Ярославову Дворищу.

– Вон, видите те ворота? – показал рукой перед собой Дружила Умыслевич. – Это и есть вход на княжеский суд. Хоть он и называется «дворищем», но князь тут не живет. У него за городом своя усадьба. А здесь заседает совместный суд князя и посадника. Раньше, в давние времена, когда князь владел не только сотнями, но и всеми новгородскими концами, он один судил и приказывал. А вот теперь они вместе с посадником, избранным народом, решают дела. Однако на деле там присутствуют также владыка и лучшие люди Новгорода. И обязательно тысяцкий. Все имеют право на слово…

– Так кто же тогда принимает решение? – спросил купец Илья, подходя к воротам. – Князь, посадник или владыка?

– Ну, это зависит от обстановки, – улыбнулся приказчик. – Кто, скажем, сегодня сильнее. Говорят, что сегодня вся сила в руках князя Александра. Вот он и будет тогда говорить!

Ворота на Дворище были раскрыты настежь. Их охраняли четверо княжеских дружинников, стоявших по обеим сторонам по двое с обнаженными мечами.

– Добрый день, молодцы! – громко сказал окольчуженным, покрытым сверху донизу железом, воинам Дружила Умыслевич.

– Добрый день! – мрачно отозвались хором промокшие от пота стражники.

– Зачем пожаловали да еще с такой толпой? – вопросил, выйдя вперед, самый рослый, седовласый богатырь. – У вас есть то, что нужно?

– У нас есть все! – с улыбкой ответил старый приказчик. – Если надо – мзда, а не надо – так красота!

– Если хотите посмотреть суд, – бросил старший стражник, – давайте мзду!

– А как там, многолюдно? – покачал головой Дружила. – Если в толпе тесно, то и платить нелестно!

– Да где там! – махнул рукой старый богатырь. – Только три десятка прошли. А больше никто не идет. Плата ведь – по две мортки от рожи…Не каждому по карману!

– По две мортки?! – воскликнул приказчик. – А не дорого ли?

– Да будет тебе торговаться! – вмешался Илья Всемилович. – На-ка вот тебе, почтенный воин, этот рубль!

В воздухе блеснул серебряный брусок.

– Да благословит вас Господь! – склонил голову княжеский ветеран, взвесив в руке слиток и быстро засунув его себе за пазуху. – Вижу не новгородского скупца, а щедрого гостя! Проходите на здоровье и во славу князя!