Роман Брянский

– Ничего, что за пять десятков! – пробормотал Ласко Удалович. – Для такого барыша нет ни молодости, ни старости! Смерть купцу, если нет хорошего дохода!

– Вот людская жадность! – подумал купец Илья и сам не заметил, как постепенно втянувшись в разговор, почувствовал свой торговый интерес.

До самого заката обсуждали они возможную поездку. Долго и терпеливо пытался Илья Всемилович отговорить своего уже старого свата от опасной дороги. Наконец, ему это удалось.

– Ладно, сват Илья, – смирился как-то сразу осунувшийся и загрустивший купец Ласко, – если ты так говоришь, то не поеду! Тогда пусть мой любимый сын Мил покажет, на что он способен! Что ж, пошлю его. Чем он хуже тех новгородских купцов? Неужели не сможет добыть эти самоцветы?

Так и решили. Илья Всемилович со своими людьми возглавит купеческий караван. Мил Ласкович же будет во всем его слушаться. А на случай несчастья – всякое может случиться в дальней дороге – сможет его заменить. Сам же Ласко Удалович поедет с людьми в Великий Новгород по другим торговым делам. Заодно отвезет туда своего зятя Избора, сына Ильи Всемиловича, знакомиться с великим городом, местной торговлей и войти во владение большой лавкой, отданной купцом Ласко в приданое за своей дочерью. В Брянск же на разведку поедет старший сын купца Ильи – Лепко.

Опять ручьем лились слезы у купчихи Василисы. – Батюшка, Ильюшенька! – заламывая в горести руки, говорила, рыдая, она. – Береги себя! Скоро уже тебе пять десятков! А ты в такой дальний путь собираешься! – Она оперлась рукой на край передней телеги, вглядываясь преданными, любящими глазами, как будто в последний раз, в лицо своего супруга. – Ох, Ильюшенька мой миленький, благослови тебя Господь и помилуй!

Купеческий караван вновь, как и в прежние годы, удачливо миновал глухие русские леса. Дороги, хоть и были заросшими травой, но проезду не препятствовали. Редко кое-где встречались поваленные, благо, не людьми, деревья, но купеческие слуги быстро расчищали завал и все двигались дальше.

Только приехав в Орду, купец Илья понял, как вовремя он там оказался. В Золотом Ханстве пока царило спокойствие. Хотя обстановка уже менялась. Старый хан Бату отдал все бразды правления то ли своему сыну Сартаку, то ли брату Берке…Знакомые Илье Всемиловичу столичные татары, которых он встретил в Сарае по пути, говорили, что царевич сейчас самый влиятельный человек в государстве.

Однако первый свой визит смоленский купец совершил к своему другу – главе ханской канцелярии Болху-Тучигэну.

Тот с радостью принял купца Илью и его людей, познакомился с Милом Ласковичем.

– Это хорошо, Иля, что ты сразу же пришел ко мне, – промолвил, улыбаясь, Болху. – У нас тут есть изменения! Я тебе все расскажу.

После пира, который устроил хозяин, и небольшого отдыха, Илья Всемилович остался со своим татарским другом наедине и тот поведал об ордынских делах.

Оказывается, Бату-хан, почувствовав нездоровье, решил отойти от дел. В последние годы он больше занимался развлечениями: слушал песни странствующих певцов и музыкантов, возлежал со своими многочисленными женами и редко выезжал, уже не верхом, а на повозке, в степь на облавную охоту. Повелитель Золотого Ханства стал таким вялым и расстроенным по возвращении из Каракорума, где на всеобщем курултае монгольской знати был избран великим ханом не он, а Мэнгу. Бату-хана же объявили «старейшим в роде». Почетно, но и только…

– Вот с той поры, – покачал головой Болху, – повелитель перестал заниматься делами государства. Он, правда, вызывает меня к себе раз в десять дней и расспрашивает вскользь о делах, но его увлекают только события далеких лет, он слушает мои книжные пересказы о жизни древних народов…А в последние дни он все больше говорит о богах, смерти и загробном мире и требует того же от меня…Как-будто я что-нибудь об этом знаю! Приходится высказывать свои догадки о том, что ждет нас на том свете! Вот, если ты что-нибудь об этом знаешь, тогда айда к великому царю! Расскажешь ему, как вы, урусы, понимаете бессмертие!

– Сохрани, Господи! – перекрестился Илья Всемилович. – Разве я осмелюсь говорить великому царю всякую чепуху! Кто знает, что делается на том свете? Такое только Господу известно! Меня вот другое беспокоит: значит, не стал государь Бату великим ханом? И что же тогда? Золотое Ханство перешло под власть далекой Монголии?

– Конечно, Золотое Ханство связано прочными узами с землей предков! – возразил Болху-Тучигэн. – Но государь Бату никогда не был данником! Когда умер великий хан Угэдэй, Бату объявил о создании нового улуса. Там, в земле предков, тогда избрали нового великого хана – Гуюка, недруга нашего повелителя. С того времени мы лишь на словах остаемся в составе великой Монголии! А когда Гуюк умер, состоялся неудачный курултай, и наше Золотое Ханство совсем отделилось от Каракорума. Как-то все нелепо получилось. Великий Бату любил и поддерживал Мэнгу-хана. Однако другого выхода тогда не было. Могли победить потомки Гуюка! Бату-хан поступил тогда мудро и поддержал Мэнгу. Однако из-за этой поддержки высшая знать посчитала, что мой повелитель не хочет высочайшей власти. Вот поэтому избрали Мэнгу, а сторонников и родных Гуюка казнили! Мудрость славного Бату-хана стоила ему трона, от чего он сильно расстроился. А если государь недоволен, тогда во дворце царят уныние и печаль! А Сартак-оглан хоть и стоит, как наследник, на первом месте в Орде, но не он решает судьбу Золотого Ханства!

– А мне говорили, чтобы я в свой первый день посетил царевича Сартака, – пробормотал Илья Всемилович.

– Сходи-ка лучше не к Сартаку-оглану, а к Берке, бекляре-беку, брату нашего повелителя, – покачал головой Болху. – Он и есть настоящий правитель всего царства! Славный Берке прибыл к нам по приглашению самого Бату-хана. Он проживает в кочевье, которое располагается немного ниже по великой реке и тоже называется Сараем. У нас сейчас два Сарая – Сарай-Бату и Сарай-Берке…Сразу же, как только Берке, царственный брат государя, приехал сюда, он посетил юрту Бату-хана, и они долго беседовали о жизни и государстве. А потом наш славный хан послал за мной и сказал мне: – Вот, Болху, перед тобой мой преемник! Слушай же моего любимого брата и повинуйся ему!

– А как же тогда наследник? – удивился купец Илья.

– Воля великого хана – это воля богов! – промолвил Болху-Тучигэн. – Я не спрашивал об этом государя! Если он подчинил меня бекляре-беку, так тому и быть! Я молча поклонился тогда государю и его брату. Скажу тебе, что Берке очень похож на Бату-хана. Лицом и делами…Мягок, добр, благороден в поступках. Не терпит лжи, пытлив в государственных делах. Да продлят наши боги жизни как великого государя, так и его достойного брата!

– А каково же тогда истинное положение царевича Сартака? – спросил Илья Всемилович. – Надо ли мне идти к нему с подарками?

– Как я тебе уже сказал, – задумчиво пробормотал Болху, – царевич лишь наследник по названию! Он слишком строптив и своеволен! Говорят, что он тут сдружился с Алэсандэ, коназом урусов! Ходят слухи, что он – тайный христианин!

– Христианин! – вскричал Илья Всемилович. – Да еще дружит с князем Александром Ярославичем! Так это же очень хорошо! Православный человек должен быть хорошим правителем!

– Напрасно ты так думаешь! – буркнул Болху. – Все это отвратило батюшку и дядю от царевича! Он пьет вино, жадно рассматривает картинки в ваших церковных книгах! Обвешал свою юрту картинами ваших богов! Нет, не быть ему великим ханом! Да какой из него правитель? Он не чтит даже меня, главу ханской писчей юрты! Ни разу не позвал меня к себе, чтобы поговорить о делах…Видно хочет с коня управлять государством! Он, правда, читает какие-то там книжки, но ученый из него не получится! Как-то я столкнулся с ним в степи на государевой охоте, и там царевич посмотрел на меня с такой злобой, что даже сам государь оторопел! Так что, Иля, запомни: скоро у нас будут перемены! Но если хочешь сохранить ханскую дружбу, то после великого хана сходи к его брату Берке!

Купец так и поступил. Сразу же после беседы с Болху-Тучигэном, он, кликнув своих слуг, стал собираться на выход.

Сам ордынский повелитель в тот день не принял Илью Всемиловича: ханские слуги сказали, что он занят важными делами. А вот ханский брат, Берке-тайджи, сидевший в своем огромном зеленом шатре, проявил к русскому купцу интерес. Еще бы, ведь его представил именно Болху-Тучигэн!

Берке действительно был очень похож лицом на своего брата. Только ростом он был немного повыше его и пошире в плечах. Расспросив купца Илью о торговых делах, о дальнем пути и приняв подарки, он его вскоре отпустил, благо, что приехали послы от какого-то ильхана.

На следующий день Илью Всемиловича принял и сам повелитель Золотого Царства – великий Бату-хан. Там же, в царском шатре, восседал и Берке-тайджи.

Зная, что татарский хан очень любит разные забавные безделушки, русский купец, помимо общепризнанных даров, преподнес ему большой золотой свисток, отлитый в форме птицы. Когда в него через особое отверстие на птичьей спине наливалась вода и кто-либо дул в длинный хвост, полый изнутри, раздавался приятный соловьиный свист.

Великий царь, посвистев несколько раз самолично, даже рассмеялся от удовольствия.

– Где же ты раздобыл такую вещицу, друг мой Иля? – спросил довольный повелитель.

– Эту вещь привез из далеких немецких земель молодой купец Мил! – Илья похлопал по плечу стоявшего с ним рядом на коленях у ханского трона сына Ласко Удаловича. – Ему очень хотелось порадовать великого государя!

– Это твой сын? – улыбнулся Бату-хан, от чего его округлое, ожиревшее лицо, словно осветилось. – Готовишь себе замену? Что ж, пора, – он грустно вперил свой взгляд вверх…

– Это мой родственник, государь, – промолвил купец Илья. – А мои сыновья сидят дома, им пока далеко до своего отца…Все самому приходится…

– Вижу, что у тебя все также, как у нас в Сарае, – промолвил Бату-хан и, посмотрев на брата Берке, замолчал.

– Государь не оставит тебя без внимания за такие дары! – громко сказал Берке-тайджи, сидевший в высоком кресле рядом с троном государя, лицом к нему. – Эй! Слуги!

И не успели смоленские купцы опомниться, как перед ними предстали три красивых, русской внешности, девушки, тела которых были едва прикрыты тонкой прозрачной кисеей.

– Это тебе подарок повелителя Золотого Ханства, – весело промолвил, глядя вверх на царственного брата, Берке. – Достойные мужи не должны проводить свое время в скорбном уединении! А эти девицы скрасят твои дни и ночи: будут верными и покорными женками во время всего твоего далекого пути!

Купцы онемели от изумления, а Болху-Тучигэн, склонив голову в низком поклоне, подал знак Илье Всемиловичу и его напарнику, что пора уходить. Царственный прием завершился. Купцы, сопровождаемые ханскими слугами и рабами, встали с колен и медленно попятились задом к выходу из царственной юрты. У порога они остановились, аккуратно приподняли одну за другой ноги, чтобы не задеть опасное место, и быстро выскочили наружу. Вслед за ними потянулись подаренные татарским ханом красавицы.

Только на третий день своего пребывания в татарской столице купец Илья со своими людьми отправился к царевичу Сартаку, но Мила Ласковича с собой не взял.

Вход в блестевшую желтым шелком юрту охраняли вооруженные до зубов, одетые в большие, чуть ли не до пят русские кольчуги, рослые воины. Пришлось купцу показывать им ханскую пайцзу. Охранники долго рассматривали серебряную пластинку, выражали вслух свое изумление, но в юрту купца не впускали.

– Вот придет начальник стражи, – сказал один из монголов, – тогда и решит, можно тебе к царевичу или нет!

Между тем слуги принесли и сложили у входа в юрту купеческие подарки.

Один из стражников, осмотрев мешки, толкнул в бок другого: – Послушай, Элбэт, а может, пропустим его? Видишь, сколько подарков!

Второй воин, видимо, старший, сузив свои и без того маленькие глазки, буркнул в ответ: – Занеси подарки в юрту, а там пусть сам царевич решает!

В это время к юрте подскакал седовласый, с непокрытой головой воин.

– Цэнгэл-батур! – крикнул старший стражник. – Тут купец к царевичу!

Суровый воин с кряхтением слез с коня. – А! Иля-купец! – улыбнулся он, прижимая руку к сердцу. – Здравствуй, почтенный!

– Здравствуй и ты! – кивнул головой Илья Всемилович и быстро вытащил из-за пазухи большой, украшенный голубой бирюзой, серебряный браслет. Вещица, блеснув в воздухе, быстро переправилась в руку монгольского сотника.

– Ты всегда был щедр и почтителен, купец урус! – воскликнул суровый воин. – Цэнгэл уже прошел большую часть жизненной реки, но не всегда видел таких достойных людей даже среди своих воинов!