Роман Брянский

– Ну, с Господом! – сказал Илья Всемилович своему слуге Ставру, который медленно ехал верхом на коне рядом с повозкой своего хозяина. – Пройдем через лес, а там до Смоленска рукой подать!

– Смотри-ка, батюшка: татары делают стоянку! Да что-то их сотник там заметался? – пробормотал Ставр.

– Зови сюда этого сотника! – приказал купец. – Да поживей! Сейчас узнаем, что у них там за суета…

– Эй, Цэнгэл-батур, айда к Илье Всемиличу! – крикнул подскакавший к татарскому военачальнику Ставр.

Старый воин кивнул головой и, сделав знак рукой своим воинам ожидать его возвращения, приблизился к повозке смоленского купца.

Укрытый тяжелой мягкой попоной Илья слегка приподнялся и окинул взглядом монгольского всадника, черты лица которого и расширенные ноздри говорили о подозрительной раздражительности.

– Цэнгэл-батур, как я вижу, чем-то недоволен, – промолвил по-татарски русский купец. – Что же случилось, славный воин?

– Цэнгэл почуял вражеский запах, – мрачно ответил татарин. – Ты завел нас, почтенный Иля, в глухие места!

– Мне говорили, что вы не жалуете русские леса! – покачал головой Илья Всемилович. – И я вижу, что это правда! Однако здесь, в смоленских лесах, вам ничто не угрожает. Неужели ты не видишь, Цэнгэл-батур, что я спокойно еду впереди. Если княжеские люди нас встретят, я им обо всем расскажу.

– Цэнгэл не боится леса, – гордо, выпрямившись в седле, молвил седовласый монгол, – но я бы не хотел погубить свою славную сотню среди ваших богов и лесных духов. Против моих людей выйдут не только воины вашего коназа, но и ваши боги! А это не под силу даже величайшим воинам!

– Духи лесов опасны только врагам, – усмехнулся Илья Всемилович. – Но с нами едут послы государя. А русские всегда уважают посланцев! А потому никакой опасности нет!

– А может, вернемся на старую дорогу, – возразил монгольский сотник, – да поедем полем? Там нашему глазу привычней. Не будет никаких случайностей!

– Понимаешь, Цэнгэл-батур, здесь путь намного короче! И мы уже к утру будем в Смоленске! К тому же, эта лесная дорога довольно широкая. Мы без труда доедем до конца. А ехать через степь весьма далеко. Да и опасностей больше как нам, так и твоим людям. Со смолянами я всегда договорюсь! А если нас встретят воины других князей? Тут много уделов и правителей! Мне же нужно довезти свой караван и послов в целости-сохранности! Уж если мне доверили великий царь и славный Болху вести весь караван, то не волнуйся: я не подведу! К тому же, я не собираюсь раздаривать свои богатства лихим людям. Понимаешь?

– Якши, – кивнул головой татарский сотник. – Теперь Цэнгэл понял, что ты нас не подведешь, достойный купец. Буду следовать за тобой. Якши!

И он, развернувшись, быстро подскакал к своему отряду и громко прокричал степным наездникам, что пора следовать дальше.

Вновь заскрипели телеги, зацокали копыта. Повозка Ильи Всемиловича с сопровождавшими его конными слугами медленно поползла вперед.

Два года скитаний по чужбине не прошли даром для русского купца. Все больше серебряных нитей появилось в его густой, темно-русой бороде, а на голове почти все волосы побелели. Наутро, после того как Илья увидел обезглавленные трупы князя Михаила Черниговского и боярина Федора в тот проклятый день своего приезда в Орду, он, умываясь, увидел отражение своего лица в кадке с водой и вспомнил, что в народе говорят по такому случаю: «пало, как снег на голову»! С того времени и начал стареть некогда подвижный, веселый, никогда не терявшийся, Илья Всемилович. Случившееся горе было воспринято им так глубоко, с такой искренней скорбью, что тронуло даже сердца его жестоких степных покровителей. Слезы купца Ильи, когда он валялся в ногах Саин-хана, умоляя отдать останки русских мучеников для погребения, не возмутили, а растрогали повелителя Золотого Ханства.

– Вот как любит урус Иля своего господина! – говорил Бату стоявшим вокруг его трона придворным. – Вот преданность, достойная подражания! Учитесь!

То, что от других чужеземцев было бы принято за дерзость, купцу Илье не только сошло с рук, но и принесло пользу.

Великий хан самолично распорядился выделить Илье Всемиловичу охрану в сотню конных лучников, возглавляемых его непобедимым ветераном Цэнгэлом. Кроме того, по его же указанию русский купец получил в сопровождение и учителя-переводчика, с помощью которого уже за полгода не только сам Илья, но и его слуги научились довольно сносно говорить по-татарски.

Смоленский купец объездил все закоулки Золотой Орды и покоренных ею земель, побывал и в других частях великой империи Чингиз-хана, которая только на словах управлялась из Центральной Монголии.

Приезжал Илья Всемилович и в столицу империи Каракорум, где успешно поторговал, поглядел и на великого хана Гуюка, который готовился тогда воевать с Золотой Ордой и с подозрительностью смотрел на прибывавших с берегов Волги купцов.

Лишь богатыми подарками сумел успокоить монгольского хана русский купец. Правда, доходы от сбыта смоленских мехов превзошли все убытки, но пережитый в далекой Монголии страх, так и остался где-то в глубине души купца Ильи.

Объехал Илья Всемилович и города прежнего славного Хорезма. Несмотря на монгольское нашествие и многочисленные руины, жизнь там продолжалась, и рынки тамошних городов были достаточно богаты и оживлены. Кого здесь только не увидел предприимчивый купец: и желтолицых, одетых в яркие шелковые халаты китайцев, и стройных, горбоносых арабов с огромными тюрбанами на головах, и смуглых худеньких индусов в ослепительно белых одеяниях, и плосконосых, длиннолицых, с темно-коричневой кожей, сверкавших белизной зубов негров-арапов, и сколько еще других удивительных лицами и поведением чужеземцев!

Пушнины уже не было в то время у смоленского купца: вся ушла на подарки да на торговлю в Золотой Орде и далекой Монголии. Но вот кож было накуплено немало! Как оказалось, на рынках разгромленного Хорезма этот товар пользовался большим спросом. Отменный доход получил хитроумный купец на восточных базарах! Немало слитков серебра везли в повозках откормленные овсом кони. Сколько прекрасных украшений – колец, браслетов, бус – вез Илья Всемилович в свой родной Смоленск, предвкушая новый барыш!

И вот теперь сидел русский купец в повозке и в уме пересчитывал свои богатства.

– Забавно, а сколько же теперь стоит серебряная гривна в Смоленске? – думал он. – Всякое могло случиться за эти два года! Когда я уезжал, она стоила где-то семь с половиной…гривен кун…А гривна кун тогда равнялась…двум с половиной десяткам кун!

Вез купец и целый бочонок разной монеты – золотой и серебряной. Он, впрочем, не собирался использовать их как средства платежа. На Руси уже давно чеканные монеты не ходили. Конечно, иноземные золотые и серебряные деньги всегда находили сбыт. Но, в основном, их переливали в слитки или превращали в сырье для изготовления дорогих украшений – бус, монист, сережек…Серебряный дирхем – куна – уже давно стал редкостью на рынке, и простые покупатели расплачивались за товары либо мехами, добытыми на охоте или тоже через обмен, либо особой денежной единицей – морткой – кусочком шкурки белки или куницы, срезанной с мордочки зверька. Эта мортка и заменила по стоимости серебряную куну. Еще во время своей жизни и торговли в Киеве, Илья Всемилович почти не пользовался серебряными арабскими монетками, разве что раздавал их своим слугам в праздничные дни на пропой и хранил про запас. Впоследствии он перелил их в серебряные слитки – гривны – для оптовой торговли с другими купцами. Последние сто лет в торговых отношениях роль денег играли товары. Товары покупались или обменивались на другие товары, которые были нужны в той местности, куда собирался ехать купец. Ну, а всеобщим мерилом было серебро в виде серебряных слитков – гривен. В том случае, если товар, предлагаемый на обмен, был невыгоден, в ход и шли серебряные бруски-гривны.

Помимо драгоценных изделий, Илья Всемилович вез украшения из меди и бронзы для простонародья. Две большие телеги были нагружены тяжелыми рулонами всевозможных тканей – от индийской кисеи до персидских ковровых полос. Этот товар был ходок везде. Русский купец мог бы сбыть его еще на базарах Сарая-Бату, но решил все-таки довезти часть тканей до Смоленска. – Продам там повыгодней, – размышлял он про себя, – да вновь мехов накуплю. Да пущу их в оборот. Так я, пожалуй, догоню по богатству моего свояка, Ласко Удалыча!..

Солнечные лучи внезапно прорезали мрак ночного леса.

– Гаси огонь! – крикнул очнувшийся от полудремы купец Илья. – Смотрите, вот и красное солнышко восходит!

Расчет Ильи Всемиловича оказался верным. Прямо с зарей купеческий караван выехал из леса и оказался в большой речной долине.

– Вот он, Днепр-батюшка, – улыбнулся уставший от долгой верховой езды Ставр, – а вот он и наш Смоленск, – он показал рукой в сторону огромной серой массы, которая постепенно оживала, превращаясь в городскую стену, местами сложенную из огромных валунов и дикого камня, а местами – из больших дубовых колод. Вставая над рекой, солнце осветило большой город, засверкали чищеной медью маковки церквей и крыши богатых теремов.

– Так вот каков ваш Смулэнэ, – сказал подскакавший к купеческой повозке татарский сотник Цэнгэл. – Мне не довелось тут побывать во время зимнего похода Саин-хана на Залескую Орду. Велика милость могучего Саин-хана, далеко за пределы Золотого Ханства простирается его доброта! Он не стал сжигать этот город! Да благо, что ваш князь не стал упрямиться: превеликий выкуп заплатил!

– Это так, Цэнгэл-батур, – кивнул головой Илья Всемилович. – Милость государя спасла этот красивый город. Пусть же будет славный государь жив и здоров на долгие годы!

– А теперь готовьтесь к въезду в город! – буркнул Цэнгэл. – А не встретят ли нас копья и стрелы? Не будет ли между нами битвы?

– Я поеду вперед, а вы немного отстаньте, – посоветовал купец Илья. – Я подъеду к воротам и поговорю со стражей, а там уже подам вам знак, – он достал из-за пазухи большой красный платок. – Как только увидите, что я им машу, скачите к городским воротам. А пока остановитесь за пару сотен шагов от города и раскиньте шатры. Кто знает, сколько это займет времени!

Когда купеческий караван приблизился к городским воротам, в городе во всю мощь гудели колокола, названивая тревогу – набат. Вскоре над зубчатыми стенами заблестели железные шлемы – показались вооруженные до зубов окольчуженные воины.

Внезапно набат так же стих, как и ударил.

– Эй! Кто ты такой и зачем нарушил покой нашего города!? – раздался громкий, зычный окрик прямо со стены, примыкавшей к центральным воротам.

Илья поднял голову и увидел известного городского воеводу Остера Микуловича с тиуном Гораном Радковичем.

– Да это же я – купец Илья! – громко крикнул он. – Разве не видите?!

– Прошел целый год, как погиб тот купец в поганой Орде! – бросил Горан Радкович. – Иноземные купцы нам поведали. Так вот поганые и казнили Илью Всемилича за нашу праведную веру! А ты не Илья, но татарский лазутчик! Вон стоят их молодцы и шатры раскидывают! Пока их немного, но, видно, это передовые воины! Не боятся, гады: за ними несметная сила!

– Горан Радкович! Да что ты говоришь, опомнись? – возмутился Илья Всемилович. Он сорвал с головы большую кунью шапку и помахал ею в воздухе. – Неужели ты меня не узнал?!

– Воистину, Илья! – встрепенулся княжеский тиун. – Голос-то, поди, его, но вот каков он сам! Уехал крепким и молодым, а возвращается – седовласым стариком!

– Что ж, пришлось хлебнуть горюшка на чужбине! – крикнул Илья Всемилович. – Слава Господу, что ты признал меня, наконец, Горан Радкович! Я уж испугался: а как не пустишь в город!

– А что там за шатры и наездники? – громко спросил так, чтобы было слышно внизу, воевода Остер Микулович. – Похоже, что татары!

– То – посольство к нашему князю! – объяснил Илья. – Приехали заключать договор по ордынским делам. Царь Бату не хочет разрушать Смоленск, потому и прислал своих людей для мирных разговоров!

– Посольство! – вздохнули с облегчением оба княжеских вельможи. – Ну, тогда…

Заскрипели ворота, и купеческий поезд въехал в город.