– Говори же, – кивнул головой Болху.
– Ты поручил мне наблюдать за твоим лютым врагом Мыхаылом, коназом Черныгы, – начал чиновник, – с самого первого дня, как только великий Саин-хан, да будет он непобедим и здоров, и как потомок могучего рода, прославленного по всей земле…
– Хватит, Цзян, говори о деле, – поморщился Болху. – Мне не нужна пустая болтовня!
– Хорошо, пресветлый, зорко окидывающий умом наше бренное пространство, – поклонился хитрый китаец. – С того дня, как по приказу великого Бату я переведен в твою безупречную палату, источающую благоухание, и попирающую Вселенную безграничным умом твоих слуг, я неустанно слежу за Мыхаылом…Он снова в Черныгы и готовится ехать сюда! А может, уже поехал!
– Так, так, – покачал головой Болху. – А ты проверил эти сведения? Разве ты не знаешь, что ненавистный мне Мыхаыл где-то очень долго укрывался?
– Он был у венгерского короля Бэлы, которого разбил и поверг в прах славный Саин-хан, чей пресветлый лик указывает нам правильный путь…
– К кому же тогда ездил Мыхаыл, если тот король повержен в прах, как ты только что сказал? – усмехнулся Болху. – Кто же тогда правит теми дикарями?
– Ну,…не все бывает так, как хотелось бы, – замялся китаец.
– Разве ты не видишь, Цзян, что опять взялся за свое? Продолжаешь морочить мне голову пустыми словами! Запомни раз и навсегда: лесть нужна только повелителю! А я недостоин слушать сладкие речи, да и времени у меня нет: надо заниматься делами!
– Я это понимаю, славный и мудрый Болху-сэцэн, – улыбнулся, изобразив на лице маску глубокого почтения, китаец. – Так вот, когда Мыхаыл прибыл в Черныгы, наши люди ему сказали, чтобы он ехал сюда, к нашему повелителю, за ярлыком!
– Наш повелитель прославлен не только своими делами, но и добротой! – нахмурил брови Болху. – А если он пожалеет этого старого коназа и подарит ему не только жизнь, но и его бывшие владения? Мысли великих непостижимы…Как же я тогда отомщу убийце моего отца?
– Ну, выход всегда можно найти, – сказал, подумав Цзян Сяоцин. – Подумаем и пошлем навстречу этому Мыхаылу сотню лучших воинов, они и прикончат дерзкого коназа!
– Я сам хочу казнить этого злодея! – с горячностью промолвил Болху-Тучигэн. – Я давно мечтаю сделать подарок душе моего отца! Это будет славная жертва в саду загробного мира! Я сам рассеку грудь старого злодея и вырву его жестокое, коварное сердце!
От этих слов ученый китаец передернулся, и по его лицу пробежала гримаса отвращения. Однако он быстро подавил свое чувство, восстановив прежнюю маску преданности.
– Пусть так и будет, Болху-сэцэн, – поклонился он. – Я об этом договорюсь с Цэнгэл-батуром. Он подготовит своих людей к этому делу. Они захватят ненавистного коназа, а слуг его безжалостно перебьют! А мы потом скажем нашему повелителю, да будет он навеки славен своими деяниями, здоров, щедр…
– Ладно, Цзян, – перебил его Болху. – Я сам тогда договорюсь с великим полководцем. Он когда-то мне обещал отдать на расправу этого Мыхаила. Я сам тогда оправдаюсь в его смерти!
На следующий день, когда едва забрезжил рассвет, в юрту Болху-Тучигэна буквально ворвался, не соблюдая ритуала и привычной сдержанности, китаец.
– Болху-сэцэн! Болху-сэцэн! – закричал он, едва не задев ногами порога. – Беда приключилась!
Домочадцы знатного татарина спокойно восприняли шум: дело привычное!
Болху-Тучигэн вышел из спальни в своем шелковом зеленом халате, опухший от сна, но готовый хоть сейчас на коня.
– Ну, так что же там случилось, Цзян? – негромко молвил он, приблизившись к сжавшемуся в комок чиновнику. – Давай, говори!
– Дерзкий Мыхаыл объявился! И прямо здесь, в столице нашего великого государя! Значит, обошел Цэнгэловых воинов! Уже знает и повелитель, что этот урус прибыл сюда с покорностью в сердце и дарами в арбе!
– Как же это могло случиться? Почему Цэнгэл не сдержал своего слова? Он нанес мне неслыханную обиду! – вскричал Болху.
– Не спеши со словами, славный Болху-сэцэн! – с дрожью в голосе произнес китаец. – Цэнгэл здесь и ищет случай перед тобой оправдаться!
– Так он здесь, этот болван? Что ж, пусть войдет!
Старый, но крепкий и бодрый, с морщинистым красноватым лицом монгол вошел в юрту и склонился перед ханским вельможей.
– Живи до ста лет и будь здоров, процветая при престоле нашего повелителя, Болху-Тучигэн! – громко, без тени страха на лице, сказал он. – Я пришел к тебе сказать, что сдержал свое слово, выследил коназа-уруса и довел его с людьми до границ Золотого Ханства, но случилось то, что я никак не ожидал…
– Так что же случилось? – сердито бросил Болху. – Неужели урусы вас разбили?
– Еще никто и никогда не побеждал воинов Цэнгэла! – гордо выпрямился суровый старик. – Скорее великая река потечет вспять, чем побегут мои могучие воины! У этого коназа Мыхаыла есть пропуск от самого непобедимого полководца!
– Небывалая новость! – вздрогнул Болху. – Откуда же у коназа-уруса ханская пайцза?
– Не знаю…, – поморщился старый вояка, – да и не моего ума это дело! Вот мы окружили людей того уруса и хотели их перебить…Но тот старый коназ распахнул на своей груди халат и буквально изумил моих людей…Мы увидели серебряную пайцзу! А это – воля нашего повелителя! Только наш могучий государь имеет право на выдачу такого пропуска своим верным людям! Я не в силах остановить такого всадника, если сам государь дал ему свободный путь. Не могу тронуть и его людей…Это – тяжкий проступок! А я – верный слуга моему повелителю!
– Вот шайтан, сущий оборотень! – выругался Болху. – Похоже, что хитрый Мыхаыл вырвется из моих рук! Но вот, где же он взял эту пайцзу? Хорошо ли ты ее видел?
– Хорошо, Болху-сэцэн, – кивнул головой старый монгол. – Тут нельзя было ошибиться. Я запомнил на той литой табличке с ханскими буквами небольшую вмятую полоску! Пропуск особой важности!
– Небольшую полоску? – задумался Болху. – Скажи, а ты не заметил сверху, над полоской, большие точки, как бы вдавленные в серебро?
– Заметил, точек было три, прямо над полоской!
– Эта пайцза купца Или, – подумал вслух Болху и вздрогнул. – Неужели старый коназ отнял пайцзу у моего друга? Что же он сделал с Илей?
– Какие будут приказания? – остановил его рассуждения китаец. – Что же надо сделать, чтобы порадовать тебя, Болху-сэцэн?
– Вот что, Цзян, сходи к людям этого коназа и узнай, откуда у него та пайцза, – медленно произнес Болху-Тучигэн. – А там мы сами придумаем, как поступить! Я не хочу упустить этого Мыхаыла! Пусть готовится к смерти!
Цзян Сяоцин согнул спину в глубоком поклоне и тихо исчез.
– А ты, Цэнгэл, посиди пока в моей юрте. Твоя помощь еще будет нужна. Попей кумыса и отдохни!
Седовласый воин поклонился с радостной улыбкой: еще бы, сам любимец повелителя разделил с ним кумыс!
К полудню в юрту к Болху вернулся чиновник-китаец. Подойдя почтительно к сидевшему за столиком татарскому вельможе, он доложил без обиняков: – Коназ ответил с помощью толмача на все мои вопросы. Он добыл пайцзу он некоего Эрмылы, который, в свою очередь, получил ее от купца Или в Кыеве…
– Не понимаю, – пробормотал Болху. – Зачем же Иля отдал мой подарок какому-то Эрмыле? Что же там произошло?
– Великий и мудрый, – вкрадчиво промолвил Цзян Сяоцин, приблизившись к самому уху ханского любимца. – У меня есть неплохой замысел, как расправиться с ненавистным тебе Мыхаылом.
– Говори же, – кивнул головой Болху.
– Все знают, как горд, заносчив и капризен коназ Мыхаыл! Но это еще не все! Этот старый баран верит всей душой в своего Бога…Он готов себя погубить, ради своей веры! Если мы попробуем надругаться над его Богом, то он тогда потеряет голову и забудет о смирении!
– Надругаться над Богом? – пробормотал Болху. – Это неудачная мысль! Боги для всех одни! У нас немало разных богов, но у нас тоже есть главный Бог! Разве кто знает, какая сила у их Бога? А значит, богов не надо раздражать! Повелитель многих туменов будет недоволен! Это плохой замысел!
– Ну, тогда не станем обижать его Бога, – поморщился Цзян, – но лишь объявим волю могучего повелителя, чтобы тот глупый коназ поклонился нашим великим богам. Ну, вот, Богу огня или духам деревьев.
– Откуда же здесь, в бескрайней степи, деревья? – усмехнулся Болху.
– Так здесь есть кусты вместо деревьев! Пусть же им поклонится, если ему дорога жизнь!