Роман Брянский

– Ну, ладно, Ромэнэ, – сказал, положив конец общему совету своей знати, Ногай, – тогда собирайся завтра утром на тех ляхэ. Поможешь и тому коназу Лэвэ…

– Я все понял, государь, – сказал князь Роман, вставая, – однако же скажи мне, если тебе нетрудно, пошел ли с тем Львом и твоими людьми князь Владимир Волынский?

– Уладымэрэ? – вопросил Ногай и почесал затылок. – Вроде бы мне говорил о нем тот коназ Лэвэ. Да, я тоже послал того Уладымэрэ на ляхэ! Да, именно так!

Вернувшись в свой шатер, князь Роман сразу же послал слугу за воеводой Добром. Тот не заставил себя долго ждать и вскоре предстал перед своим князем.

– Готовься на войну, Добр Ефимыч, – сказал ему князь Роман и показал рукой на скамью.

– Мы всегда к этому готовы, великий князь, – ответил воевода, усевшись напротив князя, – однако куда же теперь?

– Да на Польшу, Добрушка, – тихо сказал Роман Михайлович, – по злой воле того Льва Данилыча!

– Чего ему теперь от поляков понадобилось? – удивился Добр Ефимович. – Мы сроду с ними не воевали!

Князь Роман высказал свою догадку. Он знал, что еще в прошлом, 1279 году, в Кракове скончался король Болеслав. Об этом сообщили приехавшие в Брянск иноземные купцы. Они также рассказали, что в Кракове ныне воссел на трон двоюродный племянник покойного короля – Лешко Черный – которого признала и польская знать.

– Этот Лешко – мой кровный родственник, – пояснил князь Роман. – Он – сын Казимира, двоюродного брата моего покойного батюшки! Мне бы не хотелось с ним воевать! Ох, уж этот злокозненный и безумный Лев! Мало того, что он породил такую жестокую вражду с Литвой, так теперь захотел поссориться и с поляками! Я думаю, что Лев захотел стать польским королем! Ему не хватает только польского Кракова!

– А мы тогда не будем, великий князь, вести жестокую войну с поляками, – улыбнулся брянский воевода. – Ты же говорил, что Ногай посылает тебя только на помощь…Вот мы эту помощь и подадим…А в жестокое сражение не полезем!

– Это хороший совет, Добрушка, – улыбнулся Роман Михайлович. – Тогда не будем спешить. Поедем потихоньку и посмотрим, как там дела у Льва и татар! Если война увенчается победой, тогда придем и похвалим их, а если случится поражение, во что я больше верю, и мой польский родственник их опозорит, прикроем отступление разбитых войск…

– Очень хорошо, великий князь, – кивнул головой Добр Ефимович. – Мы сумеем создать видимость боевого усердия. Никто и не догадается! Дело верное!

– Ну, тогда иди, мой славный воевода, – махнул рукой брянский князь, – и готовь нашу тысячу к утреннему выходу!

Вечером князь Роман отправился в шатер Ногаевой любимицы – первой жены Чапай. За пазухой он держал ценный подарок – жемчужное ожерелье.

Чапай сидела в своей юрте в окружении молодых красавиц – многочисленных наложниц Ногая и жен его эмиров. Услышав от верного раба, что к ней просится брянский князь, она удивленно подняла брови и воскликнула: – Пусть войдет! Вот уж чудо! Посмотрим, как этот грубиян будет со мной говорить! И зачем он сюда пришел?

– Здравствуй, государыня! – сказал вошедший в просторную, обитую зеленым атласом юрту, Роман Михайлович. – Как у тебя красиво и какие здесь прелестные женки! Они, как звезды, сияющие небесными красотами! Неужели тут у вас, государыня, небесный рай?

– Здравствуй, Ромэнэ, – кивнула головой, отвечая на княжеский поклон, стройная, большеглазая Чапай.

– Что в ней нашел такого Ногай? – подумал про себя Роман Михайлович. – Худющая и не такая уж красивая…

– Зачем пожаловал? – вопросила властная женщина. – Недоволен моими словами, сказанными у государя?

– Недоволен, государыня, – улыбнулся русский князь. – Однако это – твоя воля говорить все, что считаешь нужным, особенно, правду. Меня только беспокоит твое высказывание о моей грубости…Разве я чем-нибудь тебя обидел, государыня?

– Меня ты не обижал, – ответила сердито Чапай, – но зато был груб со многими знатными людьми!

– С какими же людьми, государыня? – удивился князь Роман. – Я с большим почтением отношусь к государю и его эмирам. А тебя, государыня, я не только уважаю, но считаю самой красивой и мудрой женкой на всем белом свете! Я боюсь даже глядеть на тебя, государыня: ты ослепляешь своей красотой, как солнце!

– Твои слова правдивы, славный коназ, – улыбнулась Чапай. – Тогда почему ты раньше ко мне не приходил?

– Я боюсь ослепления, – тихо сказал князь Роман, – и жара в груди: настолько ты хороша, государыня!

– Ну, тогда твои поступки оправданы, коназ Ромэнэ! – весело сказала Чапай. – Если ты боишься такого ослепления, то имеешь право сюда не ходить! Однако не стоит быть и таким высокомерным!

– Прими же, государыня, этот мой сердечный подарок! – сказал, доставая из-за пазухи богатое ожерелье, Роман Михайлович. Крупные жемчужины, висевшие на толстой золотой нити, обрамленные мелкими алмазами, казалось, светились каким-то особым, фосфорическим блеском.

– Какая красота! – вскрикнула Чапай, протягивая руку и хватая драгоценный подарок. – Настоящие жемчуга! Ну, и угодил ты мне, Ромэнэ Брэнэ! И ты не груб, как мне говорил тот Фэдэрэ, но ласков и умен! Благодарю тебя, славный коназ!

– У такой красавицы должны быть не только жемчуга, но и звезды с Божьего неба. Но мне не добраться до этих звезд, государыня! Однако здесь на земле я не вижу ничего такого, чтобы могло тебя достойно порадовать!

– Ты и так меня порадовал, Ромэнэ, без небесных звезд! – засмеялась довольная Чапай. – Так мне угодил! – Она подняла перед собой ожерелье, показывая его толпившимся рядом с ней женщинам.

– Ох! Ах! – кряхтели они и прицокивали от восхищения языками.

– Ну, а чем бы мне тебя отдарить? – вопросила, прервав вздохи молодых женщин, Чапай. – Чего бы ты хотел, Ромэнэ?

– Только твоей доброты ко мне, государыня, – сказал, наклонив голову, князь Роман. – Вот если ты будешь ко мне ласкова и посмотришь на меня с добротой своими прелестными очами…Тогда я буду самым счастливым из смертных!

– Ну, если тебе нужно мое доброе слово и дружеское расположение, – улыбнулась Чапай, – тогда ты это полностью заслужил! Не сомневайся в моей дружбе: если будет надо, я всегда скажу нужное слово в твою защиту от коварных врагов!

– Благодарю тебе, государыня! – склонился в низком поклоне князь Роман. – Теперь, уходя в далекий путь на войну, я буду вспоминать твои прекрасные очи и добрые слова!

– Видели, мои красные девицы, – сказала Чапай, когда Роман Брянский удалился, – какой, оказывается, ласковый этот коназ Ромэнэ! Я больше не буду слушать этого Кара-Фэдэрэ! Оно, конечно, Фэдэрэ – человек военный. Он не наделен таким тонким чутьем, каким обладаем мы, женки. Вот если бы этот Фэдэрэ смог постичь, какой на самом деле коназ Ромэнэ? Тогда бы не завидовал ему, но дружил с ним!

Наутро большой конный полк брянцев выехал на север. Дорогой брянские воины узнавали о направлении движения татарской конницы по истоптанной конскими копытами степи. Несмотря на то, что два татарских тумена отъехали еще дней за десять до похода брянцев, на всем их пути оставалась лишь голая, рыхлая земля, местами усыпанная конским навозом. О ночевках татар узнавали по оставленным в степи многочисленным кострищам.

Дойдя до русских городов Галичины, войско Романа Брянского не остановилось для отдыха, а продолжало свой путь. И без того, чтобы не спешить, князь Роман делал частые привалы, но только в безлюдной местности. Воины принимали пищу, чистили оружие, иногда ловили рыбу. Воспользовавшись отсутствием татар, они, дождавшись, когда солнце садилось, разбивали лагерь и, установив ночной дозор, укладывались спать.

– Это хорошо, что не надо идти на врагов ночью, – радовались они, – что так любят эти неугомонные татары…Не знают ни сна, ни отдыха…

Дальнейший путь брянского воинства был нелегок. Вся западная галицкая земля была холмистой и даже местами гористой. Приходилось идти по берегам рек. Здесь тоже весь путь был истоптан, а трава уничтожена. С большим трудом удавалось находить травяные холмики на значительном отдалении от дороги. Лошади набрасывались на эту скудную траву с жадностью. Несмотря на наличие зерна, которое княжеские слуги везли на телегах, лошади так и косились по сторонам в поисках своей излюбленной жвачки. Поэтому, как только посланные по сторонам княжеские люди возвращались с известием, что отыскали места, поросшие зеленью, войско останавливалось, выпуская лошадей на прокорм.

Так, медленно передвигаясь, брянцы вышли, наконец, на пятые сутки, к реке Сан.

Отправленный вперед разведывательный отряд вскоре вернулся и сообщил, что дальше встречаются только сожженные деревни и села.

– Татары далеко ушли, великий князь, – сказал начальник разведки Арук, сын воеводы Добра. – На дорогах только один пепел. Не встретил ни одного человека!

– Следуйте, тогда по этой дороге, – сказал князь Роман своему воеводе. – Тут рукой подать до Вислы. А там уже встретим все войско: татар и разнесчастного Льва!

– А может, перейдем Сан, великий князь? – спросил Добр Ефимович. – Мои люди говорят, что этот Сан впадает в Вислу. Недалеко отсюда. Тогда река станет шире. А если там польское войско? Будет непросто перейти широкую реку при отступлении!

– На той стороне и густая трава, – поддержал отца дружинник Арук. – Будет чем кормить наших коней.

– Хорошо, – кивнул головой князь Роман, – переходите эту реку. Поищите надежный брод.

Перейдя реку Сан и оказавшись в Сандомирской котловине, брянцы разбили лагерь и устроили себе отдых, отпустив коней пастись на зеленом лугу.

Князь Роман устроился в своем большом просторном шатре на мягкой, сложенной из мешков, набитых сухой травой, постели. Рядом с ним лежала молодая красивая литовка – очередной живой подарок Ногая. Князю не спалось. Его новая возлюбленная уже сладко сопела, а он все думал и думал.

Только перед отъездом в далекие ногайские степи князь Роман узнал об истинной причине смерти его ключницы Арины. Прошло уже много времени с тех пор как случилось это несчастье, однако история с отравлением всплыла лишь тогда, когда князь Роман судил купеческого сына Нечая Васильковича, обвиненного другим купцом – Лепко Ильичем – в похищении его, купеческой, жены.