О бегстве супруги Лепко Ильича Лесаны к отцу в Смоленск знали едва ли не все брянцы. Однако до князя дело это так и не доходило. Оказалось, что Лепко Ильич поначалу подозревал во всем только своего сына – купца Стойко. Последний в самом деле помогал Нечаю Васильковичу со своими людьми в спасении Лесаны, однако истинную причину отцовского гнева не знал. Он полагал, что отец избил и заключил в подвал свою супругу из-за какой-то пустяшной ссоры. Зная суровый характер своего отца, а также видя частые семейные ссоры, Стойко жалел свою мать и, когда Нечай Василькович со своими людьми пришел к нему на подворье с просьбой помочь вызволить Лесану, он сразу же согласился. Когда же бегство состоялось, и разгневанный Лепко Ильич стал доискиваться до истины, купец Стойко признался, что сам все устроил. Отец был просто взбешен поведением своего сына и едва не набросился на него с кулаками. Однако спокойный вид, уверенность в своей правоте, которые были достаточно зримы, и тридцатипятилетний возраст сына-здоровяка охладили его ярость. Дело на время затихло, но через полгода, а может и меньше, купец Лепко откуда-то проведал об участии в этом деле купца Нечая. Он и раньше не питал любви к сыну Василька Мордатовича, а когда узнал о его связи с Лесаной, и вовсе его возненавидел. А тут еще бегство жены да с помощью ее любовника! Это напоминало похищение…
Сначала Лепко Ильич отправился к отцу купца Нечая, но тот, ничего про случившееся не зная, только развел руками, однако пообещал разобраться. В конце концов, старый купец Василек Мордатович, допросив слуг, узнал кое-что и убедился, что визит Лепко Ильича был не случаен. Перепугавшись, он кинулся к своему соседу и попросил его решить дело миром. Прошло много времени, раны от жениной измены уже затянулись, и Лепко согласился принять от сына купца Василька выкупные деньги в сорок гривен. Однако главный виновник не признал договора своего отца с соседом и стал затягивать уплату. Сам Василько Мордатович был готов заплатить за сына, но Лепко упорно требовал явки с деньгами и повинной его сына Нечая. Последний же посчитал это для себя оскорбительным. И мало того, пьянствуя со своими дружками в веселом доме, рассказывал всем, кому только хотелось слушать, ту историю с бегством Лесаны, нещадно позоря Лепко Ильича.
В конечном счете, обиженный купец обратился с челобитной к самому князю, обвиняя Нечая Васильковича в прелюбодеянии и похищении его жены.
Зная и уважая купца Лепко, князь Роман немедленно дал делу ход и приказал арестовать подозреваемого. Схваченный княжескими слугами и брошенный в темницу Нечай не долго отпирался: как только палачи загнали ему под ногти железные гвозди, он, не выдержав боли, все подробно рассказал. Берестяные свитки с показаниями злодея князь внимательно прочитал и понял, что Нечай действительно виновен во всех предъявленных ему преступлениях.
На открытом суде, состоявшемся в княжеской судной палате, виновник был приговорен к восьмидесяти серебряным гривнам штрафа в пользу князя, или, при неуплате, к десяти годам заключения в княжескую темницу.
Василек Мордатович заявил на суде о готовности заплатить эти деньги за сына, однако Нечай Василькович неожиданно упал на колени и, обливаясь слезами, закричал: – Великий князь! Если ты признал меня своим праведным судом злодеем и бесстыжим озорником, тогда признай таким же злодеем этого купца Лепко Ильича, который едва не убил до смерти свою жену и содержал ее в подвале на цепи!
– Это, в самом деле, жестоко, – согласился князь Роман, – но не против закона о правах мужа. Известно, что та Лесана – законная супруга почтенному купцу. Значит, Лепко Ильич, мог поступать по своему усмотрению. Однако я не ждал такой жестокости от уважаемого мной купца…Разве не было другого наказания, чтобы избежать побоев и унижений слабой женки?
– Да вот, великий князь, – ответствовал Лепко Ильич, – я это сделал не только из-за прелюбодеяния…
И он рассказал князю все случившееся, включая отравление княжеской ключницы Арины.
Выслушав внимательно купца, князь пришел в страшный гнев, но, побагровев, сдержался и постановил: – Следует признать, что побои, учиненные почтенным купцом Лепко Ильичем, являются справедливой карой отравительнице, заслуживающей беспощадной смерти! Значит, нет необходимости обижать этого купца! А озорника Нечая надо немедленно вернуть в темницу! И моим людям нужно допросить его со всем пристрастием, чтобы точно узнать, не состоял ли этот Нечай в сговоре со злодейкой Лесаной? А если потребуется, отрезать ему детородную плоть, но если и этого будет мало…
– Батюшка, великий князь! – заорал Нечай Василькович, ползая на коленях у ног Романа Михайловича. – Не надо этой пытки с пристрастием! Говорю, как на духу: я ничего о том не знал, истинный крест! А за ту купеческую обиду, какую я теперь осознал, прошу прощения у тебя, великий князь, и у этого почтенного человека, Лепко Ильича! Прости меня, Лепко Ильич, прошу тебя от всего сердца!
– Накажи нас, батюшка князь, лучше примерной мздой, чем казнить моего сына, дурачка глумного! – плакал купец Василек Мордатович, упав на колени. – Я и церкви отдам десятину, а надо – и побольше! Пощадите же моего дурачка!
– Не надо бы, великий князь, – пробормотал Лепко Ильич, – казнить этого бестолкового Нечая. Покарай его по мзде и достаточно!
– Ну, а как вы, мои верные слуги? – обратился к боярам Роман Михайлович. – Скажите свое мнение!
– Я вижу, великий князь, – сказал престарелый огнищанин Ермила, – что этот Нечай в самом деле повинен только в прелюбодеянии. И хотя он не знал об отравительстве, он должен расплачиваться серебром за то, что злодейка сбежала от справедливой кары с его помощью. Пусть выплатит хотя бы часть общих убытков! Это будет не меньше сорока гривен серебра!
– Я тоже думаю, что надо покрывать ущерб! – подвел итог княжеский воевода Добр Ефимович. – И следует доставить из Смоленска ту озорницу. Ее надо прилюдно сжечь, как ведьму!
– Я пошлю человека к смоленскому князю, – поморщился как от зубной боли князь Роман, – и потребую выдачи той злодейки!
– Ох, как бы не хотелось связываться с тем князем, – думал, лежа в своем походном шатре, Роман Михайлович, вспоминая минувшее. – Ведь этот Федор так бесстыдно оговорил меня перед татарской царицей! Она сама об этом проговорилась! Однако я все решу после этого похода… – И он задремал.
Наутро брянское воинство, следуя берегом реки Сан, двинулось дальше. Подойдя в середине дня к Висле, князь Роман распорядился искать броды. К вечеру вся брянская конница переправилась на другой берег и стала лагерем невдалеке от польского города Сандомира.
– Смотри, великий князь, на этот город, – сказал вернувшийся из разведки дружинник Арук Добрович. – Вокруг него пылают костры, раскинуты татарские шатры и кибитки. До них теперь недалеко. Пойдем на соединение?
– Пока мы разобьем лагерь, – сказал спокойным голосом князь Роман воеводе. – Давай-ка, Добр, объяви об этом нашим воинам.
Наутро воины встали без обычного звукового оповещения: князь запретил наигрывать на рожке, чтобы татары и галицкие князья не узнали о его прибытии.
– Пусть пока сами сражаются! – сказал тогда Роман Михайлович. – А мы посмотрим, нужно ли понапрасну тратить силы и губить своих людей!
Однако не успели брянские воины завершить свою трапезу, как к князю Роману прискакал разведчик.
– Там началась битва, великий князь, – сказал он, показывая рукой на далекую тучу пыли. – Верстах в двух от этого Сандомира: жестокая сеча! То место называется Гошлин…Там собралась несметная сила!
– Тогда собирайтесь, – спокойно сказал князь Роман воеводе, – пойдем к тому местечку. Но смотри, Добр Ефимыч: нечего моим людям напрасно погибать. Если татары будут побеждать, помощь не понадобится. А если их побьют, тогда пойдем и остановим поляков!
– Но если русские князья и татары побегут, – сказал воевода, – надо им оставить проход, здесь, возле реки. А если они одолеют поляков, и мы это увидим, тогда все вместе бросимся на врагов. Пусть же Арук с людьми пойдут туда, чтобы сообщить нам о ходе сражения.
Неожиданно раздался топот копыт, послышался шум и людские крики.
– Сомкнитесь же, конники, в тесные ряды! – крикнул Добр Ефимович.
Брянские воины выстроились в четыре ряда, держа наперевес копья.
– Освободите берег реки! – громко приказал князь. – Мы увидим, что за воины сюда так резво скачут! Идите вперед, не нарушая рядов!
Воины медленно пошли вперед, сохраняя строй. Князь с воеводой возглавляли шествие. Вдруг из-за поворота реки к ним навстречу выскочили всадники. Увидев брянцев, они сначала остановились, но затем еще быстрее поскакали вперед. Во главе большой группы отступавших скакал рослый воин в красной, подбитой куньим мехом, шапке.
– Смотри же, славный господин – сказал, вытянув вперед руку с мечом, воевода Добр, – сюда скачет русский князь?
Всадники быстро приближались. Вот они уже выросли и стали отчетливо видны, несмотря на густую пыль.
– Это же Лев, холмский князь! – воскликнул в изумлении Роман Михайлович. – И он так резво несется, как-будто его преследуют татары!
Это в самом деле был Лев Даниилович Галицкий. Увидев брянское воинство и узнав князя Романа, он устремился прямо к нему.
– Здравствуй, брат! – крикнул он, приблизившись к остановившейся брянской коннице. – Выручай нас: поляки нас нещадно разбили!
– Иди же к броду, брат! – бросил ему, не отвечая на приветствие, князь Роман. – Переходите Вислу! А мы поскачем выручать твоих людей! Вперед, молодцы!
И брянская конница, сорвавшись с места, ринулась вперед, оставляя между собой и рекой свободное пространство. По берегу же реки в обратном направлении мчались разбитые в битве и русские, и немногочисленные татары. За ними в облаке густой пыли быстро следовало большое польское войско.
– Слава! – закричал князь Роман, подняв вверх свой огромный меч.
– Слава Брянску! – дружно откликнулись брянские воины и стремительно понеслись на вражескую конницу.
Поляки не ожидали этой атаки. Они ничего не знали о стоявшем неподалеку брянском войске. Видя нового, неожиданного врага и подозревая засаду, они остановились, а затем над Вислой пропел громким, чистым звуком, боевой рожок.
– Они отступают, княже! – закричал воевода Добр. – Тогда давай-ка порубим их в спины!
Польское войско, услышав сигнал отступления, резко развернулось, и так же быстро помчалось назад, как только что наступало.
– Пусть уходят! – громко сказал князь Роман, показывая рукой, что следует прекратить преследование. – Если они разгромили два татарских тумена, то мы там просто погибнем! А это ни к чему!
– Батюшка! – раздался вдруг звонкий крик, и к князю Роману подскакал во весь опор потный и покрытый пылью зять – Владимир Волынский. – Если бы не ты, не сносить бы мне головушки! Я тут прикрывал отступление нашего неудачливого Льва да спасал Мстислава. Он лежит, израненный, там в повозке! – князь Владимир показал рукой в сторону берега Вислы. – Здесь у Гошлина поляки нас беспощадно разгромили! Одних татар перебили если не тьму! И моих людей с полтысячи! А сколько они взяли пленников!
– Так что теперь говорить, сынок? – сказал, подъехав ближе и обняв зятя, Роман Брянский. – Значит, надо идти скорей к броду, куда умчался тот злосчастный Лев. Пока поляки не образумились и не вернулись сюда! От такой силы не устоишь! Удивительно одно: куда исчезли татары? Их здесь было немного…
– Все татары разом перескочили Вислу, как только стало ясно о нашем поражении…
– Поворачивайте-ка, мои славные воины! – приказал князь Роман своей коннице. – Идем к броду. Война закончилась!
ГЛАВА 14