Роман Брянский

– У нас нет выбора, государь, – тихо сказал Болху-Тучигэн. – Нужен только приступ, да такой, чтобы сразу же взять эту крепость! Нам не хватит ни припасов, ни корма для скота и лошадей на долгую осаду. Эти ясы, как видно, хорошо подготовились к осаде! Если возьмем этот город, сразу же пополним свои запасы, государь. Надо спешить! Нельзя затягивать осаду! За это нас накажет Аллах голодом или мором!

– Ну, а как вы, коназы урусы, готовы ли к решающему приступу? – нахмурил брови Мэнгу-Тимур. – Возьмете ли мы этот город одним натиском?

– Да будет так, государь, – ответил князь Федор Ростиславович Ярославский. – Если надо, то не пожалею своей головы! Жаль вот только, что не все русские князья пришли на эту войну…Если бы прибыли волынские и галицкие князья да великий черниговский князь Роман, мы бы достойно приступили к городу!

– Разве ты не знаешь, князь Федор, что мой батюшка воюет в войске Ногая с Литвой? – возмутился сын Романа Брянского Олег. – Он сразу же, как только мы разбили осенью болгар, прислал меня в Орду! А мы воевали с болгарами по воле нашего государя, а не по праздному желанию!

– Молодой коназ прав, – кивнул головой ордынский хан. – Я сам поручился перед царем грэкэ Мыхаылом, что мы поведем войска на тех неправедных булгэрэ! Там у власти оказался некий свинопас, учинивший беспокойство царю грэкэ. Поэтому тот царь попросил у меня помощи и прислал богатые подарки. Вот мой верный Ногай и побил того нечестивца, захватив богатую добычу и много пленников! А сынок того Ромэнэ, Олэгэ, пришел к нам в Сарай с болгарской добычей еще до этого похода. А сам Ромэнэ обещал придти позднее, вслед за сыном, не так ли, молодой коназ?

– Так, государь, – кивнул головой Олег Романович. – Но только батюшка пошел по приказу славного воеводы Ногая со всем войском на поганую Литву! А когда они разобьют литовцев, батюшка сразу же прибудет сюда, под этот город Дедяков!

– Однако же это – самоуправство! – сказал со строгостью в голосе ордынский хан. – Я не велел Ногаю вести свое войско на Лэтвэ! И не посылал к нему людей с приказами! Хватит того, что мой славный темник Ногай заставил коназов урусов возить дань к нему, а не в наш Сарай! Вот уже с прошлого года ни коназ Уладымэр, ни беспокойный коназ Лэвэ не привозят к нам дань…И вот теперь Ногай стал совершать набеги без моего разрешения!! Что ты на это скажешь, мой верный Болху?

– От этого поступка Ногая не случилось беды, государь, – сказал, улыбнувшись, ханский советник. – Известно, что наш славный полководец содержит большое войско! И его непросто прокормить. Припасы нужны не только воинам и их семьям, но также скоту и боевым коням. Еще хорошо, если Ногаю хватит корма после тех побед! Тогда он не будет у нас ничего выпрашивать, как другие воеводы. Ногай не совершает недостойных действий, государь. Куда бы он не водил свое войско, его походы всегда приносят хорошую добычу. И он все время отсылает тебе немалую долю из тех богатств. Думаю, что и теперь, после разгрома этой непокорной Лэтвэ, в Сарай будут присланы богатые подарки и много пленников! Пусть же он воюет с Лэтвэ на благо государства!

– Ну, что ж, тогда нечего беспокоиться, – весело сказал Мэнгу-Тимур и пристально посмотрел на князя Олега. – Как ты думаешь, молодой коназ, справимся мы с этим злым городом?

– Справимся, государь, – сказал на хорошем татарском языке Олег Романович. – Надо только наладить лучную стрельбу по городу! Как видно, ясы хорошо умеют стрелять! Только в моем отряде уже до полсотни воинов ранены стрелами ясов! Вот и ходят они, перевязанные тряпицами! Надо так стрелять по этим злодеям, чтобы не один из них не мог высунуть голову из-за зубцов их грозной крепости!

– Ты это слышишь, брат Туда-Мэнгу? – вопросил ордынский хан, глядя в сторону своих эмиров.

– Слышу, государь, – ответил худой рыжеволосый татарин.

– Тогда, мой верный воевода, подготовь-ка побольше толковых лучников, чтобы мешали этим злобным ясам! Нельзя допустить, чтобы они безнаказанно стреляли в моих воинов! Это правильно подметил сын коназа Ромэнэ! Он – славный батур! Кто еще что хочет сказать?

– А если, государь, – громко сказал князь Глеб Васильевич Белозерский, – послать в этот город Дедяков людей и уговорить злокозненных ясов сдаться на нашу милость, чтобы зря не проливать ни свою, ни нашу кровь…А также пригрозить, если они не послушают грозное предупреждение наших людей, их будет ждать безжалостный приступ!

– Это не надо делать, – возразил городецкий князь Андрей Александрович. – Если ясы узнают о приступе, который мы готовим, они соберут все свои силы в один кулак и будут еще отчаяннее сражаться! Уж лучше мы завтра пойдем на решительный приступ, создавая видимость, что это наше обычное каждодневное нападение. А там усилим приступ и яростно на них всем скопом набросимся. Тогда враги не устоят! И мы победим их не ласковым словом, а мечом в беспощадном сражении!

– Мне по душе твои слова, сын Алэсандэ, – улыбнулся Мэнгу-Тимур. – Таким был и твой батюшка! Если говорил, то всегда с пользой! И хорошо махал своим мечом в жестокой битве! Не словом, а мечом возьмем этот город! Пора прекратить такое дело, когда у меня в тылу сидят враждебные ясы. Я не могу из-за них спокойно посылать войска против ненавистного ильхана. Так и думаешь все время, а не ударят ли неожиданно эти неверные ясы в спины нашим воинам! Только одни они в этом горном краю не покорились нашей Орде! Надо покончить с этими злодеями. Готовьтесь, мои люди, завтра мы пойдем на этот город с последним жестоким приступом!

В этот же сырой, холодный и мрачный день начала февраля 1277 года великий черниговский князь Роман Михайлович вел свое полутысячное конное войско по горной, истоптанной копытами многих тысяч лошадей, дороге. Уже не раз брянские воины шли по дорогам Кавказа, не один воин князя Романа так и остался навеки лежать в этом полудиком краю.

– Вот уж напасть, – думал Роман Михайлович, покачиваясь в седле. – Раньше хоть ходили на того треклятого ильхана по берегу Хвалынского моря…А нынче уж – по горам! Дался же им этот затерянный город! И какое слово? Дидяков или Титяков! Слышишь, Добр, – князь повернулся к своему воеводе, ехавшему рядом, – так мы и не дошли до этого моря! А хорошо бы проведать там наше сельцо! Я хочу знать: цел ли наш маленький Брянск!

– Думаю, великий князь, что цел и невредим наш малый Брянск, созданный тобой, – ответил княжеский воевода. – Как ты помнишь, мы еще при ордынском царе Берке оставили там своих людей в месте, укрытом болотами, чтобы они залечили свои раны. Одни из них там прижились, завели себе жен и детей…И только около десяти наших воинов вернулись через полгода назад в большой Брянск. Так поныне и стоит это сельцо среди болот у какой-то речки…Вот если будем возвращаться назад с победой, то, если получится, зайдем в это сельцо и порадуемся на жизнь наших людей!

– А если случится жестокая битва, – кивнул головой князь Роман, – нам будет где оставить раненых под защитой прочных стен. Ну, да ладно, там увидим! – И он опять погрузился в тяжелое раздумье.

Прошлый год оказался невероятно тяжелым в жизни брянского князя. И не только из-за сражений и странствий по безграничным степям с неудержимой Ногаевой конницей. Боевые походы не утомляли князя. Расстроили его родичи – галицко-волынские князья. Не было между ними ни дружбы, ни согласия. И Лев Даниилович, и Мстислав, его родной брат, и зять Романа Владимир Васильевич не стремились к общему союзу, хотя им всем грозила неугомонная Литва.

– У меня уже нет сил, – жаловался тестю князь Владимир, – уговаривать упрямого Льва и его брата Мстислава…То они посылают своих людей к царю Мэнгу-Тимуру, то – к Ногаю, а сами не могут договориться даже между собой! Вот теперь они отсылают всю свою дань только одному Ногаю! И называют его царем!

– И мы также зовем этого Ногая! – возразил тогда Роман Михайлович. – А что поделать, если Мэнгу-Тимур не оказывает никакой им помощи? Разве ты забыл того глупого Ягурчея? Как можно иначе назвать такое войско, если не позором и глумлением?

– Однако же Ногай сюда сразу пришел…, – горько усмехнулся князь Владимир. – Если бы не твое воинство, батюшка, этот татарский царь разорил бы все мои волынские земли…Слава Господу, что Ногай послушал тебя, батюшка, и прошел через Львовы владения…Там даже травы не осталось!

Недолго пробыл князь Роман в то лето у своего зятя и любимой дочери Ольги. Молодая княгиня была довольна своей жизнью. Выглядела она здоровой и веселой. – Владимир меня очень любит, батюшка! – говорила, улыбаясь, она. – Так крепко любит, как только можно любить!

Глядя на свою цветущую, немного располневшую дочь, князь Роман, тем не менее, чувствовал, что не все у нее ладно: прошло уже двенадцать лет после ее свадьбы, а детей-то господь Бог, увы, им так и не дал! А где уж тут семейное счастье? Радовало лишь отношение князя Владимира к его дочери.

– Ты не горюешь, сынок, – спросил его как-то князь Роман, – из-за бесплодия супруги?

– Это все от Господа, батюшка, – ответил тогда князь Владимир. – Без Его воли дети не родятся! Мы молимся Господу и просим даровать нам хоть бы одного ребенка, но пока не получаем ответа. Да и зачем обращаться к Богу по суетным делам, постоянно надоедая? Это – грех, а не праведность!

– В самом деле, философ, – подумал тогда князь Роман. – Не зря его так прозвали!

Не радовали брянского князя и набеги на литовские земли. Никаких военных успехов они не принесли, поскольку литовская знать уклонялась от сражений, отсиживаясь в хорошо защищенных городах и крепостях. Торжествовали лишь воины Ногая: захватывая небольшие городки и села, татары добывали множество пленников, которых потом с большим барышом продавали в Кафе и Крыму. Роману же оставалось лишь метаться взад-вперед со своей конницей, преследуя беззащитных людей.

Другое дело, сражения в Болгарии! Там приходилось биться с настоящими, хорошо вооруженными и обученными, бойцами. Победа над большим болгарским войском далась нелегко: сам Ногай потерял двух лучших воевод! Именно в это лето сложил свою голову славный Цэнгэл. Разъяренный Ногай посадил на кол взятого в плен болгарского военачальника. А брянские полки потеряли лишь с полсотни дружинников, среди которых – три десятка ранеными. Что ж, такова судьба воина!

По прибытии в Брянск воевода Добр объехал семьи погибших дружинников, высказал им от имени своего князя соболезнования и передал часть причитавшейся покойным военной добычи. Князь Роман еще ни разу не припоминал такого скорбного года! Несмотря на торжественность встречи с колокольным звоном и крестным выходом всех городских священников, он чувствовал в груди какую-то тяжесть и стеснение. Да и день, когда брянский князь въехал в свой наследный город, был сырой и мрачный.

Предчувствие не обмануло князя: в охотничьем тереме уже не было хозяйки: скончалась его возлюбленная Аринушка! – Как же это случилось? – вопрошал расстроенный князь Роман. – Почему умерла такая молодая?

Но никто не отвечал на его горькие вопросы. Лишь один отец Арсений сказал, опустив вниз глаза: – Все в Божьих руках, великий князь! Значит, так было предначертано! Кому дана долгая и несчастливая жизнь, а кому – короткая, но полная радости! Без страданий почила твоя ключница, значит, ее душа ушла прямо к Господу!

– Но ведь она не была замужней женкой, святой отец, – возразил на то Роман Михайлович. – А это же блуд, как когда-то говорила моя княгиня!

– Не говори такое, государь! – ответил молодой священник. – Блудом называется такое дело, когда женка любит не одного мужа, но отдается бесстыдно многим! Но эта Аринушка любила только одного тебя, великий князь, и всем своим горячим сердцем. Пусть же ей за это будет царствие небесное! Аминь!

От этих благостных слов полегчало на сердце у князя и у него на глазах появились горькие слезы. Священник Арсений его успокоил, однако не унял до конца душевную тоску.

Тут же едва ли не на глазах у Романа Брянского скончался и отец Игнатий.

Князь пошел проведать его в старческой келье, а навстречу ему выбежал старый дьячок, рыдая и обливаясь слезами. – Скончался наш отец Игнатий, князюшка, – верный сподвижник покойного плакал, как ребенок. – Я вот только зашел к батюшке, а он едва теплится. – Сынок, принеси мне холодного кваску, – только и успел молвить. А когда я побежал за квасом, он угас, как свечечка…

Смерть отца Игнатия лишь на пару дней потеснила скопившуюся в груди князя скорбь по Арине. После похорон своего любимого наставника князь уединился в светлице охотничьего терема и никого не принимал. Княгиня Анна попыталась расшевелить своего мужа, однако он был суров с ней и холоден.

– Мы с тобой, матушка, теперь жалкие старики, – сказал он супруге, когда та прижалась к его груди, рассчитывая на ответную ласку. – Пора бы нам о Господе подумать, а не в объятиях нежиться!

Обиженная княгиня вздрогнула, отошла от князя и, заплакав, покинула его заветный терем.

Место княжеской ключницы теперь заняла стройная высокая Зося, которая всеми силами старалась отвлечь Романа Михайловича от его горьких мыслей. Только в объятиях своей новой возлюбленной брянский князь ощутил, наконец, душевный покой. Как оказалось, Зося имела не только много телесных достоинств! В свое время купец Илья не пожалел денег на образование своих любовниц: молодая женщина умела читать и писать, хорошо разговаривала по-русски, польски и татарски. Новая ключница имела даже лекарские навыки, и когда князь Роман слег по зиме, простудившись на дальней охоте, красавица Зося без труда и помощи врачей выходила своего возлюбленного. А тут уже по весне князь Роман со своим воинством отправился к воеводе Ногаю. Там, в далекой степи, в походах и жарких сражениях он вновь ощутил всю прелесть своей жизни. А когда завершился Ногаев поход на Литву, и великий татарский полководец предложил ему возвращаться назад в Брянск, князь Роман почувствовал, что ему не хочется ехать домой. – Мы лучше пойдем, государь, на презренных ясов, – сказал он Ногаю, – и поможем моему сыну Олегу. Конечно, если они еще не побили тех злокозненных врагов!

– Ну, что ж, Ромэнэ, – кивнул одобрительно головой темник Ногай, – не зря ты – именитый воин! Если решил послужить Мэнгу-Тимуру, то я не в обиде. Да возьми с собой в поход красных женок. Есть тут две красавицы, как раз для тебя. Большегрудые и толстозадые! Ты их еще тогда заприметил!

– Да ненужны мне эти женки, государь, – улыбнулся князь Роман, – поскольку ты сам положил на них глаз! А я о них и не думал. Это твоя добыча!

– Надоели мне эти женки, Ромэнэ! – весело ответил на это Ногай. – Моя Чапай этого не любит! Мне же так пришлась по душе моя женка из грэкэ, что не хочу ее сердить новыми зазнобами!

Пришлось князю принять этот подарок Ногая, поместив молодых и красивых пленниц в большую, устланную мягкими коврами арбу.

– Сгодятся на ночных привалах, – решил про себя князь. И он не прогадал. Обрадованные тем, что русский великан увез их от жестоких татар, молодые красавицы старались изо всех сил скрасить ему тяжелый дальний путь.

Однако в эту ночь князь Роман не полез в арбу к своим новым возлюбленным. Как только его отряд перешел бурный, но неглубокий Терек и приблизился к холмистой, переходившей в горы, местности, он сам возглавил свой сторожевой отряд и долго, пока не забрезжил рассвет, обходил наскоро разбитый палаточный лагерь, проверяя бдительность ночной стражи.

Как только рассвело, князь подал знак своему верному слуге будить воинов. Запел, застонал боевой рожок, и дружинники в одно мгновение повыскакивали из палаток, сворачивая тугое полотно и укладывая сборные части своего ночного домика на телеги. Они также быстро умылись в холодной воде большой реки, поели татарских лепешек с вяленой кониной, и вот уже воинство проследовало дальше.