Храни меня на вираже

Чем ближе был приезд «светила из Москвы», тем бодрее был Тарас – шутил с медсёстрами, которые приходили измерять температуру или делать уколы. Он при первой же возможности упросил через Забелина, чтобы для ухода за ним выделили медбрата. Ему претила мысль о том, что подмывать, менять ему памперсы будет женщина… А вот смерить давление, температуру – это пожалуйста!

Тарас ждал. Ему казалось, что с появлением этого чудо-специалиста закончится чёрная полоса в его жизни.

Пару раз приходил Дмитрий. Остапенко согласился с легендой о Прибалтике, хотя очень скучал по команде. Через день навещала Лика. С её появлением палата пропитывалась цветочным ароматом дорогих духов. Она была как символ той, прошлой его жизни, по которой он тосковал и которую сейчас особенно ценил…

В один из приходов она принесла миниатюрную искусственную ёлочку и коробку маленьких шаров и заставила его наряжать. Поставила ёлку на краю постели и держала обеими руками, чтобы та не падала, в то время как Тарас доставал из коробки шары и развешивал их. После наряженная красавица заняла место на столе возле окна. Медперсонал был удивлён, но ёлку оставили.

* * *

Профессор нейрохирургии Илья Абрамович Шляхтер назначил Тарасу полное обследование. Старые снимки, результаты МРТ недельной давности его не устраивали. Картина в динамике – вот что его интересовало! На это ушло полдня. Затем битых два часа хирурги, нейрохирурги и московский гость, запершись в лекционной аудитории, за закрытыми дверями изучали снимки подающего надежды гонщика. Ни Забелина, ни главврача туда не пустили. Наконец двери открылись, и все врачи разошлись по рабочим местам.

– Я хотел бы поговорить с пациентом наедине, – попросил Илья Абрамович.

Главврач проводил коллегу в палату Остапенко, представил его Тарасу и вышел, затворив дверь. Седовласый врач сел рядом и внимательно посмотрел на него, словно прощупывая.

– Вы что-то хотите мне сказать? – догадался Тарас.

– Да, я хочу сказать, что вижу перед собой мужчину, – начал профессор. – Мужчину сильного и телом и духом. Я не хочу юлить, вы должны знать правду, какой бы горькой она ни была.

– Я… не смогу участвовать в гонках? – спросил ошеломлённый Тарас.

– Да. Но страшно не это. Спинной мозг не сможет восстановиться. Вы не сможете больше ходить. Мне очень жаль… Но как ни тяжело произносить этот приговор, я должен был это сказать.

В глазах Тараса потемнело. Всё, во что он верил и на что надеялся, пошло прахом. Ярость заполнила его.

– Вам «очень жаль»?! Это всё, что вы можете мне предложить?! – уже кричал он на врача.

– Увы, мы не боги. Иногда медицина бывает бессильна. Чудо, что вы вообще выжили в этой аварии.

– Да лучше б я погиб сразу, чем так существовать. Как овощ! Я не буду жить, так и знайте!

Из глаз полились слёзы, он не стеснялся их. Всё в его жизни стало неважным. Ужас обречённости продолжал заполнять его. Ему хотелось избавиться от невыносимой душевной боли любым способом: умереть, сойти с ума. Тарас стал метаться, бить руками по спинке кровати, по тумбочке, разбивая костяшки в кровь и не чувствуя боли, потому как заглушала её боль душевная.

Несколько врачей, которые, видимо, стояли наготове под дверью, навалились на буйного больного, сделали укол. И он затих, проваливаясь в беспамятство, дававшее небольшую передышку истерзанной душе.

* * *

Три дня его обкалывали успокоительным, не пуская к нему никого. Неизлечимый недуг Тараса поверг в шок Забелина. Лика тихо плакала. Она не была готова к такому повороту. В картине, которую она себе нарисовала, он, сильный, волевой, преодолевая все преграды, выходит победителем в схватке с болезнью. И идёт дальше к своей цели.

То, что болезнь сломила его, Лика поняла по пустым безучастным глазам мужчины, который так не походил на Тараса. На постели лежала его жалкая копия.

– Зачем ты пришла? – спросил он тихим голосом, от которого мурашки побежали по спине.

Ей стало страшно, словно она разговаривает с неживым.

– Пришла посмотреть на раздавленного червяка?

– Зачем ты так? – заплакала она.

– Прости, тебе лучше сейчас уйти. Тебе вообще лучше забыть обо мне, – бесцветным голосом сказал Тарас.

Девушка опустила голову и молча вышла.

* * *

Подруга разложила всё по полочкам, потягивая красное вино из высокого бокала.

– Кто он тебе, Лика? Муж? Он даже не жених! «Жалко парня…» Так и мне жалко! Ну судьба у него такая, ты-то здесь при чём?!

Лика держала бокал в руке, так и не пригубив. Взгляд и мысли блуждали где-то далеко…

– Ты меня слышишь? Ты в последнее время вообще на себя не похожа: осунулась, бледная. Тоже решила заболеть?!

– Я не знаю, что делать…

– А я знаю – отдыхать тебе нужно!

Когда Лика вошла в палату, Тарас внимательно посмотрел на неё. Ему хотелось, чтобы она села рядом и взяла его за руку. Он ощущал себя потерявшимся маленьким мальчиком. Словно он один во вселенной. Чувство не самое лучшее для мужчины, но на другое он был сейчас не способен.

– Привет. Рад тебя видеть.

– Тарас, – начала Лика и замолчала, в нерешительности закусив губу.

И он по её тону понял, что не будет ничего! Она не сядет и не возьмёт его за руку. Эта гордая красивая женщина пришла проститься с ним, калекой…

– Ты что-то хотела сказать? Говори.

– Тарас… Те путёвки, что ты купил нам, нужно, наверное, сдать, чтобы не пропали.

– Ну ты же так хотела, – холодно ответил он. – Поезжай, отдохни.

– Одна?! Я тут подумала: может, мне подругу взять?

– Поезжай с подругой.

– Да? Ты позволишь? Тогда вот тут в договоре нужна твоя подпись, что ты не возражаешь.

Она подошла и протянула листы бумаги и ручку. Тарас, не читая, подписал и вернул документ девушке.

– Спасибо!

Она хотела было приблизиться и поцеловать, но он остановил её взглядом, и она не решилась. Смущённо засовывая бумаги в сумочку, пробормотала:

– Я тебе оттуда мазь привезу. У нас такую не делают…

Тарас смотрел на неё и видел, как ей, красивой райской пташке, тягостно здесь находиться, как хочется поскорее выпорхнуть на волю и что она только из приличия всё ещё здесь.

– Тебе, наверное, нужно идти? – решил помочь девушке Остапенко.