Два солнца! Спасайте вы русский язык!
Умрите на русском. На нашем советском.
Казните себя этой казнью стрелецкой.
И вырвите также, как Данко свой крик!
Вот гипсовый Горький шагнул с пьедестала,
в охапку – детишек. Труба из металла
воспела! Рука с арматуры свисала
и дыры зияли разверсто в груди.
О, Анна, молчи! Заверни хлеб и сало
и вместе иди!
Со всеми мы вместе. С несгибшим народом.
С непроданной родиной. Автозаводом.
Страной, закатавшей ракеты в расходы,
в снаряды – кастрюли, набор сковородок.
Теперь отстаём мы на годы, на годы.
Трубите, трубите, писатель, родной,
любимый хороший! А гипс в крохи, крошки
сдирается вместе с белёсою кожей.
Труба воспаляется вместе с губой.
И это ваш бой. Ваш немыслимый бой,
глубинный, святой. Что скажу я вам, дети?
Вы слушайте музыку, ибо воздеты
сакральные звуки, где тридцать шестой
лицей на проспекте, что Кирова, справа
от мною любимой большой проходной.
***
Мои предки мне дышат в затылок, они
всей толпой, всею мощью в тепло и огни
проникают в мои разум, помыслы, тело.
В моих предках дух воинский, ратный в них дух,
их кресты, их мечи, их слова, зренье, слух
всё во мне, в пряной крови зарделой.
Словно кубок с вином, словно жар я с огнём,
тайны знаний-стихий – их начало.
Льны, рубахи да прялки, вязанье-шитьё
вышиванье, пряденье, тугое литьё,
я до жизни своей это знала.
Все святые, простые, родные до слёз
имена во мне. Отче! Язык мой принёс,
все реченья мои, диалекты.
И всегда я с народом в гурьбе и борьбе,
и всегда я с народом в нетленной судьбе.
Потому мои предки несмертны.
Говорю это я не с широких окон,
не с того, чтоб гордиться. Не просто, чтоб звон,
не впустую. А истинно знаю.
Ибо женщина – я, ибо кокон времён
в моём чреве тугой для зачатья сплетён.
Я рожаю. И боль гвоздевая
сквозь меня, сквозь века, всех галактик насквозь,