на ветрах, на дождях, на малине да на молоке.
Восклицаю вокзалом, «Прощаньем славянки». Славянка,
кто такая она? Отчего так бессмертно болит?
Мне мучительней небо, коль сверху глядеть: город-ранка,
город-руна, полянка. Таков его будничный вид.
А когда изнутри из окошек чердачных, подвальных,
этот город закрытая зона, процесс аномальный,
в просторечье горчичный иприт.
Не конфета мой город. Не пряник медовый, изюмный,
не глазуревый он, не ореховый. Но после звёзд
самый ясный! Бомжи, рыбари, нищета ль, толстосумы
все в едином кольце. Этот город – откосы да плёс.
Этот город – рабочая кость. Мастера здесь, ткачихи да пряхи,
вышивальщицы, швеи. Но хватит дербанить завод –
наш атлантовый труд разорять! Не убили немчура да ляхи –
убивают свои! Город – плаха, рубилище, свод.
Вам известно, что если ружьё появляется в первом,
как сказал Чехов, акте, то ясно, что будет потом.
Коль не выстрелит в первом, то явно потреплет всем нервы.
А в последнем убьёт…Город! Отче! Хватаю твой воздух я ртом.
***
«Не могу я своих подставлять!» – так ответил Владимир Михайлович.
Я бы мимо прошла, но мне интересен эзопов язык.
И древесный его покров и его придержатель арочный.
Не могу я своих подставлять. Не могу, не могу…вздох ли, вскрик,
но такая честнейшая правда! Так чистейший бы пить самогон.
На меду, на листах виноградных. Не могу, не могу. И не надо!
Ни своих. Ни чужих. Никого.
Не могу я своих подставлять. Ни страну. Ни Россию. Ни маму.
Пусть не сделан мой первый урок. Горло криком мне рвёт тишина.
Но натянутая звенит по закону стрела Аримана –
диалектика бытия. И подставлена вся страна,
исказившаяся до основ. Мы подставили наше время.
Нашу память и наш институт – все основы на щепки рубя.
Нашу воду – она грязна.
Нашу пищу, хлеба, наше семя.
И, согласно всеобщей схеме, мы подставили сами себя.
Мы подставили наших детей под наркотики, под соблазны,
тачки, бары, стрип-клубы, кафе, всех под дьявольскую карусель.
Мы подставили нашу смерть. Мы, подставленные, увязли.
Нам бы пятиться ракообразно,
нам взлететь бы над бездной атласной
и вернуться в свою цитадель. А ни в эти шизель и бордель.
На дуэль! И погибнуть. Дантесы
подставляют поэтов всеместно.
И меня, и меня точно так
неразлучный подставил мой мрак –
лучепёрая чебакесса!
Ни друзей, ни врагов – вся земля для меня нынче – учителя.
Не предай, не убий, не подставь их.